Эти дагестанцы, приобщённые не только к наукам, но и высокой русской культуре, общаясь с передовыми мыслителями и прогрессивными разночинцами, в своё время не только заразились революционными идеями, но и примкнули к различного рода освободительным течениям, а позднее – к революционному движению.

Именно они возглавили революционную борьбу народов Дагестана в период Октябрьской революции, интервенции и националистического движения внутри страны, сумев объединить разрозненные народности своего края.

Дружба народов Северного и Восточного Кавказа с народами Закавказья (Грузии, Азербайджана, Армении) была в то время на удивление крепкой. И сказывалась она в проявлениях взаимной выручки на протяжении всего периода борьбы народов за свою свободу и независимость.

И никто из дагестанских интеллигентов, воспитанных в духе высокой русской культуры того времени, не восклицал: «Мой Дагестан», «Моя Авария», «Мой Пакистан» или что-то подобное. Эта горская интеллигенция несла в свой народ лучшее, передовое, прогрессивное, чему на добровольных началах обучалась в России. Они любили свою Родину, были истинными патриотами, не на словах, а на деле заботились о благе своего народа, не отделяя лакцев от аварцев, кумыков от лезгин, даргинцев от татов.

И никто никого не принуждал к выбору языка для обучения в местной или русской школе. Наоборот, к изучению русского как языка международного общения стремились все. Обучение в городах шло именно на русском языке.

Мало того, не ограничиваясь знанием двух языков, один из которых родной, отдельные учащиеся стремились дополнительно изучить арабский, тюркский и некоторые другие иностранные языки. И такое знание считалось гордостью, высшим достоинством образованного человека.

Значительно изменилась интеллигенция за годы сталинщины и застоя. Во все отрасли науки и знаний наряду с истинными, знающими, прогрессивными учёными и деятелями культуры проникли люди случайные, бездарные, верхогляды и карьеристы, лжеучёные, которым в порядке выдвижения на высокие посты присваивали звания.

Не говорю уже о степени кандидата наук, для присвоения которой настоящие учёные писали за них научные труды, а весь их «личный вклад» заключался в проставлении подписи под утверждённой аттестационной комиссией научной работой.

Кроме того, во все научные учреждения проникли недоросли именитых родителей, которых зачисляли в высшие учебные заведения по «звонку сверху», и зачёты ставили тоже в результате «переговоров по телефону».

И, наконец, третья категория, проникшая бюрократическим путём в научные учреждения, представляла собой «знать», вышедшую из среды вчерашних люмпен-пролетариев и бедноты, разбогатевшей за счёт «предков» – дельцов и мошенников, которые могли «купить» не только ректоров университетов и институтов, но и тех, кто вертелся около обожествлённых идолов.

Кандидатскую можно было защитить на тему «Как выращивать хмель», переняв опыт у безграмотных растениеводов.

На этой категории «отцов и детей» мне хотелось бы остановиться особо, ибо они тоже вносили лепту в обострение межнациональных отношений, в особенности в условиях Кавказа и Закавказья.

Начиналось это со школьного возраста, когда дети честных тружеников, скромно одетые, видели, как их сверстники – дети директоров ресторанов, торговых баз и разного рода учреждений, крупных пищевых предприятий, – шикарно одетые, могли подносить дорогие подарки учителям и при плохих знаниях получать хорошие отметки.

Далее эти едва успевающие по всем дисциплинам ученики, окружённые особым вниманием и заботой педагогов, беспрепятственно набирали проходные баллы, тогда как абитуриентов с приличными знаниями отчисляли из-за сниженных оценок.

При этом внушали любовь к вождям, говорили о равноправии, убеждали, что они тоже хозяева страны и должны, как преданные патриоты, идти не в институты, а в армию, чтобы быть готовыми по первому зову встать на защиту Отечества.

И видел тот демобилизованный солдат, вкалывающий на заводе или на каком-нибудь предприятии, как его бывший одноклассник щеголяет в стильной одежде, с дипломом в кармане, работая если не по специальности, то на доходном месте, для которого достаточно было бы и начального образования.

И видела способная ученица, не попавшая в вуз после неоднократных попыток, как её подружка, вся в кричащих нарядах, усыпанная золотом и бриллиантами, живёт в роскошном особняке, разъезжает на лимузине и при приветствии удостаивает легким снисходительным кивком ту, у которой списывала решения задачек.

А ведь хорошая ученица, которая в итоге работала санитаркой и едва сводила концы с концами, с первого класса знала, как приобретено всё то состояние, как были реквизированы все те драгоценности у дореволюционных богачей и знати. Знала, чьими отцами были уничтожены или пущены по миру нынешние отлучённые от благополучия дети. Знала и тех, кто занял их имения и дворцы. А ей продолжали внушать на политзанятиях о торжествующей у нас справедливости, правде и необходимости не жалеть сил для построения коммунизма.

Но ведь одурачить можно не всех. И если народ молча гнул спины, то это не значит, что он не видел или не слышал, как некоторые «знатные» их представители, утопая в роскоши, в бездельной лени, предаются пьянству и блуду, десятилетиями бессменно занимая высокие посты и покровительствуя «умеющим жить» жуликам и мошенникам.

Они, честные работяги, видели, как тот же карьерист – демагог-болтун, дорвавшийся до высокого поста в республике, начинает окружать себя «своими», назначать на руководящие посты кунаков, соплеменников. И роптали горцы, видя, как преуспевают эти выдвиженцы. Возникали недовольства, нигилизм, неверие ни во что, выливающиеся порой в межнациональные трения на местах.

И в этом случае представители разных народов того же региона обращались к русским как арбитрам, а то и открыто высказывали, что руководство в кавказских республиках должно осуществляться периодически сменяемыми, неподкупными, честными и справедливыми представителями русского народа, которые могли бы служить примером для «младших братьев».

История возникновения и эволюции стран и государств доказывает, что там, где культура народов достигла высот, всегда наблюдались и веротерпимость, и дружелюбие по отношению к иноплеменным, и сочувствие по отношению к униженным иноземцам.

А нетерпимость религиозная и национальная, в особенности фанатизм этого рода, есть порождение если не абсолютной тупости, то, по крайней мере, ограниченности мышления.

Некоторые современные учёные-этнографы и лингвисты из «коренного» населения на местах, обуреваемые чувством мифологизированного национального себялюбия, пытаются с позиций сепаратизма вознести до политических «небес» культурное и языковое многообразие самобытного и неповторимого исторического прошлого, первобытнообщинного и феодального наследия горцев Кавказа.

Трудно со стороны судить, имел ли место такой подход, скажем, по отношению к народам Средней Азии, Прибалтики, Грузии, Азербайджана. Но скачок, сделанный в советское время в сторону экономического, культурного, научного и духовного роста в этих краях, не вызывает сомнения.

А что касается конгломерата народностей Дагестана, то вряд ли кто-нибудь из мелкораздробленных, феодально-зависимых, экономически отсталых, едва отошедших от общинного строя народностей недалёкого прошлого Страны Гор, не имевших своей письменности, изолированных не только от внешнего мира, но и от межплеменных контактов может похвастаться «богатейшим наследием человеческой цивилизации» – хотя бы по той причине, что жители некоторых аулов, стоящих друг от друга на расстоянии 3–4 километров, не могли объясняться потому, что говорили на разных языках.

В высказываниях некоторых учёных-историков, общественных деятелей от представителей национальных объединений, произносимых с трибун и на страницах печати, слышатся и такие вопросы: «Разве языки всех народов, населяющих наш великий Союз не заслуживают того, чтобы быть по праву признанными государственными?»

Рассмотрим с этих позиций тот же Дагестан. В городах автономной республики действуют десятки общеобразовательных школ, где учатся дети многих коренных и пришлых народностей.

Преподавание в школах ведётся на русском языке, избранном единственно приемлемым для общения и управления республикой.

Сторонники местечкового, уездно-улусового, удельно-княжеского обустройства предлагают начать обучение во всех школах, параллельно с русским и иностранными, каждого из местных наречий. Это значит, что в республике надо создать если не институты, то факультеты, которые будут готовить преподавателей для обучения детей родному языку: кумыкскому, аварскому, даргинскому, лезгинскому, лакскому, татскому. Но каким образом? Создав отдельные школы или в тех же школах, включив в расписание родную речь?

И что это даст ученику, который не жил и не собирается жить в горных поднебесных родных аулах его предков, куда теперь силой не переселишь тех, кто привык к преимуществам и благам городской жизни?

А ведь многие ради красного словца продолжают разглагольствовать о безудержных чувствах любви к горам, орлам, саклям, папахам и коням, на которых теперь даже сидеть не умеют.

Может быть, и есть смысл обучать родному языку детей в сельских школах, но как раз сельские ребятишки им прекрасно владеют.

Поскольку литературного языка и собственной письменности у народов гор не было и только теперь появляются классики национальной литературы, опять возникает вопрос: кто и за какие средства должен создавать и развивать и превращать в литературные языки многочисленные устные наречия Страны Гор?

Носители языков очень легко перекладывают решение этой проблемы на государство, на его административные и финансовые институты. Хотя, по моему мнению, владение родным языком и его применение – личное дело и добровольное желание каждого.

В Грузии и Азербайджане проживает немало дагестанцев. В Закатальском районе Азербайджана издавна селятся десятки тысяч лезгин, аварцев, цахуров, которые пользуются всеми благами страны, на равных началах с коренными жителями, иначе не стали бы жить на чужбине.

Так вот отдельные наши «гуманисты» от культурной самобытности отыскали там «белые пятна». Хорошо, что не чёрные… И этими «белыми точками» в жизни соотечественников считают лишение их предусмотренных Конституцией гражданских прав, таких как возможность обучения родному языку, чтения газет и прослушивания передач радиовещания на родном зыке.

Я имела удовольствие бывать в Закаталах – населённой дагестанцами местности Азербайджана. И нужно сказать, это один из богатейших регионов предгорий Азербайджана, примыкающий к солнечной живописной Алазанской долине.

Кроме лезгин, аварцев, цахуров там издавна селятся лакцы. Живут они материально гораздо лучше, чем их сородичи на бесплодных землях высокогорного Дагестана. Все они помимо родного языка владеют азербайджанским и русским. И никто не тоскует по родному краю и «дорогим соотечественникам», ибо не чувствует ущемления своих гражданских и культурных прав ни в чём.

Так почему тот же Азербайджан, предоставивший им свои лучшие земли, право жить и трудиться наравне с коренными жителями, должен, скажем, 20 тысяч цахурских детей обучать их родному языку, создавать и распространять их литературный и письменный язык.

Что же касается обречённости некоторого так называемого «лингвистического наследия» – это историческая неизбежность, продиктованная неудержимым течением времени, её неумолимым законом изменчивости, нарождения и исчезновения целых империй вместе с народами, цивилизациями, наречиями, следы которых любознательные потомки выискивают в клинописях, манускриптах, могильных курганах и раскопках древних поселений.