Отец, ненавидя шкодливого, изворотливого и злого мальчишку, приписанного ему в сынки, сёк его нещадно верёвкой из сыромятной кожи, специально нарезанной для порки.

Боясь отца, тот по несколько дней не появлялся в доме после очередного разбоя.

Обстановка в семье была ужасной: пьяный глава семьи, раздражённая утомительной подённой работой от зари до зари мать, ругань, драки, вспыхивающие в грязной, запущенной лачуге, презрительное, насмешливое отношение соседей, оскорбительная брань и побои.

Неудивительно, что Сосо слонялся по базарам, духанам, притонам воров и проституток. Кражи и разбой, каталажки и тюрьмы – всё это при крайнем напряжении нервов, постоянном страхе, не считая болезней, изматывало отрока.

Каким может вырасти человек, от рождения не знавший родительской ласки, тепла и уюта, пусть бедного, но родного домашнего очага, без привязанности к отцу, матери, родным, без близких, друзей?

В четвёртом классе перед началом занятия учитель Закона Божьего опустился перед учениками на треножник, обтянутый кожей, и вдруг резко вскочил с места. Глянув на сиденье, увидел торчащее остриё иглы.

– Кто? Кто это сделал? – строгим голосом спросил священник и стал обходить ряды учеников.

Подростки, вскакивая с мест, крестясь, смотрели в глаза учителя. Только один Сосо остался сидеть на своём месте, не поднимая головы.

Тогда учитель схватил его за шиворот, поволок к двери и вышвырнул вон.

Домой Сосо не пошёл, заночевал в кустах, а на рассвете палкой выбил стёкла в окнах училища и исчез.

С тех пор в Гори сын Кето не появлялся. Но до Виссариона доходили слухи, что пасынок шныряет среди мелких воришек на Тифлисском базаре.

Позднее поговаривали, что «шарлатан Сосо во главе шаек выходит с кистенём на большую дорогу», чтобы подстеречь впотьмах запоздалых купцов, возвращавшихся домой из Тифлиса. Занимался Сосо и конокрадством, за что не раз сиживал в местной каталажке.

Батумский и бакинский периоды «революционной деятельности» Сосо тесно связаны с пиратством в потайных морских бухтах, куда под покровом ночи приплывали контрабандисты из Турции и Персии. Иначе откуда ещё было взять деньги для подпольной деятельности ленинско-искровских организаций в Закавказье?

Здесь Сталин был схвачен и сослан в Восточную Сибирь. «Неблагодарные» блюстители имперских законов не посчитались с тем, что Иосиф Джугашвили числился агентом царской охранки.

Но через год Сталин бежал из Балаганского уезда Иркутской области и скрывался то в Батуми, то в Кутаиси, то в Баку. И не было ему иного пути, как примкнуть к смутьянам и бунтарям.

И каким же надо быть разбойником с большой дороги, чтобы с 1902 по 1913 год семь раз быть судимым и шесть раз бежать из ссылок.

Конечно же, там, в Сибири, этот изворотливый юноша представлялся политкаторжанам как революционер-подпольщик, борющийся за свержение царского строя.

В феврале 1913-го уже в роли «профессионального революционера Кобы» Джугашвили был схвачен и выслан в Туруханский край.

Весной семнадцатого, когда в России бушевал ураган войны и надвигался смерч революции, Сталин решил найти себе место в гуще тех, кто готовил переворот в России, хотя от начала и до конца придерживался позиции стороннего наблюдателя.

С помощью Серго Орджоникидзе и рабочего Тифлисского железнодорожного депо революционера Сергея Аллилуева, перебравшегося в Питер, ловкачу Сосо удалось попасть в число ближайшего окружения Ленина. Владимир Ильич даже поручил ему труд «Марксизм и национальный вопрос» и помог его написать.

После победы Октябрьской революции Коба, засучив рукава, появился на правительственной арене в роли члена ВЦИКа и народного комиссара по делам национальностей.

Вы, господин Лукашов, судя по характеристике, даваемой вами вождю, не сомневаетесь в образованности и необычных способностях вождя, хотя, копируя его речь, часто повторяете «ми». И не только вы. Все, кто интересовался родословной Сталина, ссылаясь на сохранившиеся документы, пишут, что Сталин провёл в стенах Горийского духовного училища шесть лет вместо четырёх потому, что оставался на второй год, как неспособный, неприлежный ученик.

Каким же образом он мог окончить училище, да ещё с отличием, и поступить в Тифлисскую духовную семинарию?

В начале повествования вы соглашаетесь с выводами Матильды Васильевны, которая рассуждает: «Судите сами: разве поступил бы сын сапожника и крепостной крестьянки в духовное училище, а затем в духовную семинарию? Конечно же, князь Егнатошвили позаботился о развитии своего сына».

На этот счёт помимо Матильды Васильевны изощряются в выдумках и некоторые биографы Сталина.

Оказывается, в семинарии у новоявленного ученика – замкнутого, неконтактного, капризного, резкого, дерзкого – якобы возникают конфликты с воспитателями. Возникают из-за протеста против издевательского режима и иезуитских методов воспитания.

Потому Джугашвили в пятнадцать лет становится на «революционный путь», почти не владея русским языком и не имея понятия, что такое революция.

Как утверждают очевидцы, в духовном училище у него не было друзей. Сам он был презираем. Одноклассники били его за стукачество.

Однако, согласно заказным сочинениям официальных биографов, советскому народу была представлена блестящая героика юности и молодости Джугашвили.

Конечно же, в 1894 году Джугашвили якобы с похвальной грамотой оканчивает духовное училище и поступает в Тифлисскую духовную семинарию.

Новоиспечённый семинарист, пятнадцатилетний недоросль, с трудом говорящий по-русски, сразу начинает изучать труды Маркса, Плеханова, Ленина.

Невольно возникает вопрос, что он мог понять, например, в таких работах, как «Социализм и политическая борьба», «Наши разногласия» или «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю», если в них толком не разбирались некоторые наши крупные партийные деятели?

Более того, семинарист-недоучка якобы связывается с подпольными группами русских марксистов, проживавших в Закавказье, и тут же приступает к работе над философскими трудами, впоследствии опубликованными во втором томе своих сочинений.

Это «Предисловие к грузинскому изданию брошюры К. Каутского «Движущие силы и перспективы русской революции». С июня 1907-го (бакинский период) трудится над сочинениями «Партийный кризис и наши задачи», «Резолюции, принятые партийным комитетом 22 января 1910 года», «Письма с Кавказа», «Что говорят наши забастовки последнего времени?», «Нефтепромышленники об экономическом терроре», «Совещание и рабочие», «Лондонский съезд РСДРП». Со второй половины 1911 года (петербургский период) пишутся: «За партию» (листовка), «Избирательная борьба в Петербурге и меньшевики», «Новая полоса», «Они хорошо работают», «Тронулись», «Наказ петербургских рабочих своему рабочему депутату», «Воля уполномоченных», «Выборы в Петрограде».

Интересно, когда и где он успел за этот период столько написать?

Если обратимся к данным Советской энциклопедии (1953 г., с. 309), то видно, что с 1902 по 1913 год Сталин подвергся арестам семь раз, был сослан шесть раз, бежал из ссылки пять раз.

Это же не просто его хватали и ссылали! Была ведь и процессуальная сторона – арест, следствие, суд, не говоря об этапах к местам ссылок.

Мало того, в 1905 году Сталин успевает побывать в Таммерфорсе (Финляндия) на I конференции РСДРП. В 1906 году на партийном съезде в Стокгольме, а в январе 1912-го (будучи в Туруханской ссылке) успел совершить вояж в Чехословакию – на VI Всероссийскую партийную конференцию, которая проходила в Праге.

Надо отдать должное великому деятелю, который не терял зря времени, даже находясь в ссылке. В частности, в Туруханске им была написана важная статья «О культурно-национальной автономии», которая, к великому сожалению, была «утеряна».

Вы, товарищ Лукашов, касаясь особенностей Февральской революции, констатируете, что, когда в армии появилось много скороспелых офицеров (в том числе из евреев), положение значительно изменилось. Порядочность, достоинство всё больше отходили на задний план, уступая нахрапу, обману, карьеризму.

Когда вы, Николай Алексеевич, рисуете образы и описываете отдельные действия таких известных полководцев царской службы, как генерал Алексей Алексеевич Брусилов, армия которого в 1916 году блестяще прорвала австро-германский фронт, подчёркивая свои отношения с ним, в это ещё можно поверить. Но вот рассказывая о малограмотном луганском слесаре Клименте Ворошилове, на мой взгляд, вы многое придумываете об организации его встречи со Сталиным в Стокгольме, куда они приехали на партийный съезд.

Во-первых, оба они были не столь уж известными партийными деятелями-марксистами, чтобы разъезжать по заграницам, а во-вторых, если верить советским энциклопедистам, они в это время находились под арестом, за которым следовала ссылка.

Вы, Николай Алексеевич, от начала до конца в своём повествовании как-то двойственно, противоречиво характеризуете Джугашвили.

То он у вас неуклюжий уродец, которого, не зная, куда девать, фельдфебель держит при ротной канцелярии. Хотя и здесь этот солдат, «окончивший семинарию», не оправдал надежды – «почерк у него был неважный, и казённую бумагу по всем правилам составить не мог».

Насколько мне известно, до революции во всех учебных заведениях, начиная с церковно-приходских школ, а тем более в семинариях и гимназиях каллиграфии и грамматике придавали большое значение, поскольку пишущие машинки ещё не имели большого распространения. А сказанное вами лишний раз подтверждает, что Джугашвили был человеком малограмотным.

И буквально на следующей странице вдруг приводите слова Людмилы Николаевны, высказанные Матильде Васильевне: «О бунтаре, об умном грузине, авторе революционных статей, который безвестно пропадает в сибирских дебрях».

При первом знакомстве с Джугашвили ещё в Красноярске вы, Николай Алексеевич, обратили внимание на его пристально-пронизывающий взгляд.

И вам показалось, что он просветил вас (разумеется, как рентгеном).

Более того, неуклюжий рядовой начал говорить с вами, подполковником царской службы, с чувством собственного достоинства и даже превосходства, как с учеником.

А ведь говорил Джугашвили-Сталин по-русски плохо, с резким грузинским акцентом, коверкая слова.

Косноязычная речь Кобы оставалась при нём всю жизнь, даже когда – много позже, будучи генсеком – он мнил себя выдающимся оратором.

11 декабря 1937 года, выступая на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа г. Москвы в Большом театре, Иосиф Виссарионович «блистал» красноречием:

«…Требуются, говорят, разъяснения по некоторым вопросам избирательной кампании. Какие разъяснения, по каким вопросам? Все, что нужно было разъяснить, уже разъяснено и переразъяснено…

…при таких условиях хорошей речи не скажешь. И всё же, коль скоро я вышел на трибуну, конечно, приходится так или иначе сказать хотя бы кое-что.

…Избиратели, народ должны требовать от своих депутатов, чтобы… они были такими же ясными и определенными деятелями, как Ленин.

Чтобы они были такими же бесстрашными в бою и беспощадными к врагам народа, каким был Ленин.

Чтобы они были свободны от всякой паники, от всякого подобия паники, когда дело начинает осложняться и на горизонте вырисовывается какая-нибудь опасность, чтобы они были также свободны от всякого подобия паники, как был свободен Ленин.

Чтобы они были также мудры и неторопливы при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учет всех плюсов и минусов, каким был Ленин.

Чтобы они были также правдивы и честны, каким был Ленин.

Чтобы они также любили свой народ, как любил его Ленин.

…Есть люди, о которых не скажешь, кто он такой, то ли он хорош, то ли он плох, то ли мужественен, то ли трусоват, то ли он за народ до конца, то ли он за врагов народа.

…о таких людях неопределенного типа, о людях, которые напоминают скорее политических обывателей, чем политических деятелей, о людях такого неопределенного, неоформленного типа довольно метко сказал великий русский писатель Гегель… Гоголь… Великий русский писатель Гоголь: люди, говорит, неопределенные, ни то, ни се, не поймешь, что за люди, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. О таких неопределенных людях и деятелях также довольно метко говорится у нас в народе: так себе человек – ни рыба, ни мясо, ни богу свечка, ни черту кочерга.

…Я не могу сказать с полной уверенностью, что среди кандидатов в депутаты (я очень извиняюсь перед ними, конечно) и среди наших деятелей не имеется людей, которые напоминают скорее всего политических обывателей, которые напоминают по своему характеру, по своей физиономии людей такого типа, о которых говорится в народе: «ни богу свечка, ни черту кочерга».

…Я бы хотел, товарищи, чтобы вы влияли систематически на своих депутатов, чтобы им внушали, что они должны иметь перед собой великий образ великого Ленина и подражать Ленину во всём.

…Стало быть, обязанность и право избирателей состоят том, чтобы они всё время держали под контролем своих депутатов и чтобы они внушали им – ни в коем случае не спускаться до уровня политических обывателей, чтобы они – избиратели, внушали своим депутатам – быть такими, каким был великий Ленин».

Приведённый текст речи вождя для официальных публикаций тщательно ретушировался специалистами, которые сглаживали все косноязычные несуразности Сталина, за что получали ордена – чтобы скрыть от народа ограниченность и невежество «корифея всех наук».

Но оказывается, собеседник явно не уступал вам в эрудиции, в умении вести дискуссию.

И это с вами, человеком образованным, привыкшим обращаться с солдатами как с пешками на шахматной доске, на «ты».

Грош вам цена как офицеру высшего чина, раз вы «терялись» перед недоучившимся семинаристом, которым в канцелярии пренебрегали даже низшие чины и упрятали подальше от глаз.

Однако Сталину не откажешь в умении производить впечатление и даже блистать чужими словечками, выдаваемыми за свои, особенно когда он дорвался до власти.

Вам, господин Лукашов, конечно же, известны проделки вождя, благодаря которым оболваненные поклонники присвоили ему звание «корифея всех наук».

Но вы об этом говорите лишь намёком.

А делал он это просто. Например, какой-нибудь учёный – философ-марксист, экономист, историк, социолог, специалист военного дела – создавал научный труд государственной важности теоретического (либо практического) направления и после одобрения учёных коллег, на своё несчастье, отсылал для ознакомления и решения «великому вождю».

Сталин после соответствующей оценки прятал работу в сейф, а автор и те, кто давал высокую оценку труду, через некоторое время бесследно исчезали.

По истечении определённого времени чужой труд извлекался из личного сейфа, подвергался стилистической правке техническим секретарём, выносился на обсуждение членов политбюро.

Они, замирая от удивления и восторга, взахлёб утверждали гениальность вождя. И «праведный» труд тут же приобщался к перечню философских сочинений, или к перспективному плану практических начинаний, или к усовершенствованию научных разработок в какой-нибудь области промышленности, предлагаемых «корифеем всех наук» – Сталиным.