– Ничто не указывает на какие-либо попытки сопротивления, – ответил Кнутас. – Его явно все устраивало, по крайней мере сначала. Найденная на простыне сперма отправлена на анализ. Кроме того, на кровати обнаружено несколько длинных черных волос, их тоже послали на экспертизу. Я попросил криминалистов поторопиться и надеюсь, что мы получим ответ в течение нескольких дней. – Он повернулся к эксперту: – Сольман, ты можешь подробнее рассказать об уликах, найденных на месте преступления?

– Сперма с простыни может принадлежать жертве или вероятному преступнику, однако нельзя исключать, что она оказалась там когда-то ранее, – объяснил Сольман. – Волосы, обнаруженные на кровати, похоже, синтетические. Я попробовал на скорую руку проверить их с помощью микроскопа, и они не выглядят настоящими, скорее всего, от парика. Насколько нам известно, жена Дальмана не использует искусственные волосы. В доме нет никаких следов борьбы, несколько находок указывают на то, что жертва ужинала вместе с кем-то. Обнаружены две недавно открытые бутылки из-под вина, плюс пара картонных коробок из таиландского ресторана в Висбю, с ними как раз сейчас разбираются. Само собой, они могли появиться ранее, даже если по утверждению соседей семейство Дальман не посещало свой дом уже пару недель.

– Это была тайская еда, ты сказал, – перебил эксперта Кнутас. – Вы нашли палочки для нее? Там же могла остаться ДНК.

– К сожалению, они лежали нетронутые в пластиковой упаковке. Хозяин дома и его гость или гостья использовали обычные столовые приборы, которые тщательно вымыты. Есть шанс, что именно преступник покупал еду и что персонал или какие-то свидетели в этом случае запомнили его или ее. Также вполне возможно, смерть наступила в результате несчастного случая и речь просто-напросто идет о неудачно закончившейся сексуальной игре. Ничего пока нельзя сказать определенно.

– Как обстоит дело с другими уликами? – поинтересовался прокурор.

– Если мы имеем дело с убийством, то преступник, он или она, к сожалению, оказался очень аккуратным и тщательно за собой прибрался, вымыл посуду и вытер все поверхности, к которым мог прикасаться. Даже помыл пол в спальне. В доме видно, где поработали тряпкой совсем недавно.

Прокурор кивнул, предлагая Сольману продолжать.

– Мы нашли хлыст под кроватью. Вероятно, именно его использовали в отношении Дальмана. Исследование места преступления будет продолжаться всю ночь, поэтому вполне возможно, у нас появятся новые находки.

Сольман вывел на экран следующие фотографии: жертвы под разными углами, спальни, где он лежал, кухни, гостиной.

– Что все это нам говорит о личности преступника? – вступила в разговор Карин. – Та тщательность, с которой прибрано в доме, я имею в виду.

– О чем ты? – спросил Ларс Норрбю.

– Ну, если имел место несчастный случай, то есть сексуальная игра зашла слишком далеко, то человек, по неосторожности убивший Хенрика Дальмана, наверное, должен был находиться в шоке, сильно нервничать. Неужели в подобной ситуации можно сохранить холодную голову, мыслить рационально и прибраться за собой самым тщательным образом? Разве это не подтверждение, что речь идет о заранее спланированном убийстве?

– Да, пожалуй, ты права, – произнес Кнутас задумчиво и потер рукой подбородок.

Он смотрел на Карин дольше, чем требовалось.

«Как все обстояло бы, – подумал он, – если бы мы и далее оставались просто коллегами и никем больше?»

Так ситуация выглядела почти двадцать лет, но сейчас их связывали более тесные отношения. Каким-то образом это еще не укладывалось в голове. Словно не касалось его. Как будто в нем уживались два человека. Он быстро заставил себя вернуться к реальности, к вопросу Карин. Не то сейчас время, чтобы философствовать о превратностях судьбы.

– Давайте на время остановимся на предположении о заранее спланированном убийстве, – продолжил Кнутас. – Что говорит в пользу данной версии?

Задав вопрос, он обвел взглядом коллег, своих ближайших помощников, с которыми работал рука об руку. Взглянул на каждого из них. На эксперта Эрика Сольмана с огненно-рыжими волосами и кипучим темпераментом. Представительного пресс-атташе Ларса Норрбю, всегда корректного и чуточку угрюмого, которому Кнутас верил как самому себе. Прокурора Биргера Смиттенберга, продолжавшего трудиться, пусть и не на неполную ставку, хотя его возраст приближался к семидесяти. Более дотошного и преданного своему делу человека едва ли можно было представить. И наконец, инспектора Томаса Виттберга, их собственного полицейского ловеласа и сердцееда, в прошлом убежденного холостяка, какое-то время назад наконец расписавшегося с юной делекарлийкой, которая проводила отпуск на Готланде и была в два раза моложе его. Встретившись с ней, он налег на занятия спортом, отрастил бороду и стал носить еще более тесные, чем раньше, футболки, чтобы выставить напоказ свое хорошо тренированное тело. Словно хотел компенсировать возраст мышцами, отвлечь внимание от седых волос и очков для чтения кубиками на животе и огромными бицепсами.

«Это выглядело не лучшим образом», – подумал Кнутас, но он сам тоже ощущал разницу в возрасте между собой и Карин. Она была на двенадцать лет моложе, и сегодня его более чем ранее раздражал каждый новый седой волос, каждая морщина и все другие внешние признаки старения. Особенно его задевала отличная физическая форма Карин. Когда он жил со своей ровесницей Лине, его никогда не мучили подобные мысли. В следующую секунду он проклял сам себя. Что, черт возьми, с ним происходит? Он в разгар первого совещания, касавшегося нового расследования убийства, которое сам вдобавок вел, думал неизвестно о чем. Надо взять себя в руки. Он остановил взгляд на Виттберге, как раз начавшем отвечать на заданный им вопрос. Мог видеть, как двигались губы коллеги.

– Место встречи, без сомнения, удачно выбрано для намерения лишить кого-то жизни, – сказал Виттберг. – Вдалеке от посторонних глаз, где мало постоянно живущих соседей. Из приезжающих на лето пока еще почти никто не появился. Никаких свидетелей. Если преступник имел автомобиль, он легко мог припарковаться немного в стороне, где никто не обратил бы на него внимания. Убийство произошло в доме у жертвы, и никого другого там не ждали. Убийца мог спокойно уничтожить все следы своего пребывания, не опасаясь, что ему помешают, а потом с легкостью незаметно исчезнуть. И если это женщина, способ действия выбран идеально. Обманом заставить мужчину поверить, что он получит вожделенный секс, зафиксировать его наручниками в кровати, так что он и не подозревал об опасности, а потом избавиться от улик, без необходимости куда-то тащить тяжелое тело. Тогда также понятно, почему нет никаких следов борьбы. Как он мог бы сопротивляться с руками, соединенными над головой, и связанными ногами?

– Точно, – согласилась Карин. – Что нам известно об этом Хенрике Дальмане? У него, пожалуй, хватало интрижек на стороне.

– Мы пока не смогли допросить его жену, она слишком шокирована, – сказал Кнутас. – Надеюсь, нам удастся встретиться с ней завтра.

– А сосед, нашедший его? Они же были большими друзьями? – поинтересовался Норрбю.

Кнутас достал бумагу из лежавшей перед ним на столе папки, опустил очки со лба на нос и быстро пробежал глазами протокол допроса.

– Ну, он не сказал ничего относительно побочных связей Хенрика Дальмана. Однако, зная что-то, вряд ли стал бы лгать на сей счет.

– У нас есть какие-то улики, свидетельствующие о том, что преступником могла быть женщина? – спросил прокурор Смиттенберг.

– Отпечатки обуви, найденные нами в саду, – вклинился в разговор Сольман. – Земля была сырой, но ночью обошлось без дождя, что облегчило нашу работу. Во-первых, мы нашли следы обуви самой жертвы, во-вторых, соседа. И кроме того, есть еще один отпечаток, судя по всему, женских туфель на высоком каблуке, сорок первого размера. С ним нам предстоит разбираться подробней, но, похоже, мы имеем дело с обувью с тонким каблуком, а такую вряд ли носят мужчины.

– Если он, конечно, не был переодет, возможно, трансвестит, – возразила Карин. – Длинные волосы, пожалуй, тоже могут указывать на это.

– Что относительно мобильника и компьютера жертвы? – поинтересовался Виттберг.

– Телефон мы не нашли, и ноутбук, который он имел с собой, тоже отсутствует. Зато есть стационарный аппарат в доме в Висбю и айпад, оставшийся в автомобиле. Ими занимаются в срочном порядке. Кроме того, мы затребовали распечатку звонков на мобильный у фирмы «Телиа», но пройдет несколько дней, прежде чем мы ее получим.

– Что дал опрос соседей на данный момент? – поинтересовался Норрбю.

– Абсолютно ничего, насколько мне известно, – вздохнул Кнутас. – Постоянно там живет очень мало народа. Занятия в школах только закончились, и люди не успели разъехаться по своим летним домикам. Но работа продолжается. Посмотрим, что произойдет за вечер. Нам еще предстоит опросить близких, коллег и друзей Хенрика Дальмана. У него и Аманды есть маленькая дочь, сейчас находящаяся у бабушки и дедушки в Бургсвике. Ей только два года, по-моему. У него еще двое детей от бывшей жены, ныне проживающей в Игне. Как там ее зовут… – Кнутас полистал свои бумаги. – Регина Мёрнер, вот как. Детям десять и двенадцать лет. Кроме того, у Регины Мёрнер имеется дочь от предыущего брака, которой сейчас двадцать.

– И что нам известно о ней?

– Регина Мёрнер переехала в Игне после развода. Она не местная, родом из Стокгольма. Старшая дочь живет в Стокгольме.

– Мёрнер нам тоже надо опросить как можно быстрее, – сказал Кнутас. – Также и старшую дочь.

Он окинул взглядом своих сотрудников. Время приближалось к восьми вечера, и большинству требовалось поработать еще несколько часов.

– Нам не известно, охотимся мы за мужчиной или за женщиной, идет речь об убийстве или несчастном случае. Поэтому раскачиваться некогда.

Прошлое

Далеко внизу поблескивало море, тут и там маячили белые точки парусов, бороздивших его поверхность яхт. Время полета от Висбю до аэропорта Бромма составляло полчаса. Сесилия наклонилась к иллюминатору, чтобы лучше видеть. Как у папы хватало смелости прыгать, когда он находился под самыми небесами? Мотор гудел монотонно, внушая спокойствие, но все равно оставалось непонятным, почему люди добровольно бросались вниз с такой высоты. В далеком детстве она собиралась попробовать, когда подрастет, но сейчас уже у нее создалось ощущение, что она никогда не осмелится на прыжок с парашютом.

Судя по давлению на уши, самолет набирал высоту, но они по-прежнему находились ниже облаков, и она могла видеть море. Жизнь стала совсем иной после того, как папа переехал. Казалось, она по-настоящему жила только в те часы, когда они виделись. Папа несколько раз приезжал на Готланд после развода, но сейчас ей впервые представился случай навестить его в Стокгольме. Он перебрался в место под названием Тумба, обзавелся квартирой, где имелась комната и для нее. Очень уютная, если верить его рассказам по телефону, с выходившим во двор окном. Он купил новую кровать и письменный стол, чтобы она могла делать уроки. Ей должно было понравиться там.

Им предстояло провести вместе выходные, ей и папе. Он собирался показать свое новое жилище, а потом сходить с ней в ресторан пообедать. Далее в их планах стояло кино и, пожалуй, прогулка по Старому городу. Папа засомневался, не стала ли она слишком взрослой для парка развлечений Грёна Лунд, вызвав с ее стороны бурю протестов. Наоборот, ей очень хотелось попасть туда, там ведь, насколько она слышала, имелось множество аттракционов, включая американские горки, и сцена, где выступали известные артисты. Но, пожалуй, с особым нетерпением она ждала вечера, когда она будет сидеть с папой на диване, смотреть телевизор и просто находиться рядом с ним. Она соскучилась по его объятиям, запаху парфюма, ощущению спокойствия и тепла, когда он клал руку ей на плечи. Казалось, детство, любовь, все, имевшее хоть какое-то значение, грубо и поспешно забрали у нее, когда он покинул их. Никогда не становишься слишком взрослым для такого. Даже когда тебе шестнадцать лет.

Сесилия, похоже, заснула, поскольку звуковой сигнал, предшествовавший загоранию таблички «Пристегнуть ремни», заставил ее вздрогнуть. Стюардесса наклонилась над ней проверить, выполнено ли это распоряжение, но совершенно напрасно, поскольку она после взлета не расстегнула ремень.

Вскоре самолет коснулся земли и к концу посадочной полосы замедлил бег. Наконец она прибыла в Стокгольм. От предвкушения всех радостей, ждавших ее здесь, она испытала приятный зуд в животе, выйдя на трап.

Она проследовала вместе с потоком пассажиров в зал прилета, крепко сжимая ручку сумки. Всматривалась в чужие лица, пытаясь разглядеть папу. А вдруг он не появится? Но едва у нее мелькнула эта мысль, как она увидела его. Он стоял немного в стороне и, увидев дочь, широко улыбнулся и раскрыл свои объятия. Оказавшись в них, она зажмурила глаза, долго не могла прийти в себя от счастья. Ей так хотелось, чтобы они никогда больше не расставались.

– Как прошел полет? – спросил он, пока они пробирались к выходу.

– Просто здорово, – ответила она.

– Да, ты же уже совсем большая, – сказал он. – Почти невеста. Признавайся, скольким парням разбила сердце за последнее время.

Она покраснела.

Неужели обязательно каждый раз задавать этот вопрос? И вообще почти все мальчишки были дураками, а классе однокласники – тем более.

Они сели в его машину на парковке и выехали на дорогу, которая вела из аэропорта в город. Время от времени он поглядывал на нее, взъерошивал ей волосы, словно она еще оставалась маленькой девочкой. Он явно обрадовался их встрече. Конечно, скучал по ней тоже. Наверное, ему тяжело жилось одному в большом городе. Хотя в Стокгольме было гораздо больше суеты и движения по сравнению с Халльсхуком. Множество домов и автомобилей. Невероятное количество чужих людей. Как он справлялся?

– Тебе нравится жить здесь? – спросила осторожно в надежде получить отрицательный ответ.

А вдруг он тосковал по дому и Готланду и подумывал вернуться?

– Да, очень.

– А тебе не одиноко?

Он затормозил на красный сигнал светофора. Потом посмотрел на нее с таинственной улыбкой.

– Вовсе нет, – ответил он. – Мне надо рассказать тебе кое о чем, пока мы не приехали.

В ожидании приятной новости ее сердце забилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Всю свою жизнь она хотела иметь собаку и много раз просила родителей о ней. Но мама считала, что животное доставит лишнее беспокойство и привяжет к дому. Хотя какое это имело значение, она ведь все равно никуда не ездила и ненавидела путешествовать. Но именно по этой причине мама не разрешала взять домой щенка. Папа был более позитивно настроен, даже пытался уговорить ее пойти навстречу Сесилии. А вдруг он уже завел маленького боксера, о котором она так мечтала. Судя по выражению его лица, он хотел рассказать о чем-то особенном и молчал некоторое время, казалось, собираясь с духом.

– Дело в том, что я познакомился с одной девушкой. Ее зовут Анки, она очень красивая и добрая. И просто сгорает от нетерпения встретиться с тобой.

У Сесилии перехватило дыхание. Сначала она ничего не поняла. Девушка? Что это означало?

– Ага, – только и выдавила она и уставилась прямо перед собой, в то время как смысл услышанного начал медленно доходить до нее.

Папа тем временем продолжал говорить, теперь более веселым голосом. Она воспринимала отдельные слова: что Анки молода и обворожительна. Обворожительная девушка.

Сесилия попыталась улыбнуться, но ее рот только скривился, словно она откусила от ломтика лимона. Интересно, он вообще заметил ее реакцию?

– Мы планировали прогуляться и перекусить вечером. По соседству есть отличное маленькое заведение. С итальянской едой, которая тебе так нравится. И у них замечательное мороженое.

Они один за другим миновали районы с уродливыми высотками. Сесилия представляла себе, что папа жил в красивом и уютном месте, но пока окрестности производили на нее только удручающее впечатление. Вдобавок заныл живот. Плюс она еще почувствовала резь в глазах. Даже не повстречавшись с Анки, Сесилия испытывала к ней ненависть. Какое право она имела вторгаться в ее и папину жизнь?

Он повернул на более узкую дорогу. Они миновали несколько детей на велосипедах и маму с коляской. Пенсионер с собакой шел вдоль дорожного ограждения. Никто не здоровался.

Они приехали. Папа припарковал автомобиль на свободном месте.

– Ну вот! Добро пожаловать в Тумбу, – сказал он радостно.

Он взял ее сумку, запер машину, не переставая говорить. Утро было солнечным и теплым, хотя только начался май. Но внезапно она замерзла в своей тонкой футболке. Ей ужасно захотелось на Готланд и в дом, где она жила с мамой. Живот ныл, пожалуй, месячные приближались. К счастью, она захватила все необходимое с собой. Не имела ни малейшего желания просить у папы деньги на покупку прокладок.

Дома походили друг на друга как две капли воды, все шестиэтажные с фасадами из серого бетона. С тремя подъездами каждый, с прямоугольными дверьми из стекла и металла. Кто-то испачкал каракулями стену по соседству, а на тротуаре валялись окурки. Долговязый юнец с длинными волосами и в потертых джинсах прошел мимо и одарил ее непонятным взглядом.

На лестнице пахло плесенью, а серо-зеленый цвет стен усиливал ощущение безликости. Сесилия испытала разочарование. Старая люминесцентная лампа в лифте мигала.

– Четвертый этаж, – сказал папа. – Ты любила нажимать на кнопки, когда была маленькой. Помнишь?

Она молча кивнула, надеялась еще, что ей не придется встречаться с женщиной по имени Анки.

Но тщетно, как оказалось.

Как только папа открыл дверь, Сесилия ее увидела, она стояла там. Блондинка, с большими кольцами в ушах, в джинсовой рубашке поверх комбинации. В спортивных брюках, немного приспущенных на бедра, уже загорелая, хотя было только начало мая.

– Боже, как здорово, что ты наконец здесь! – воскликнула она и бросилась на шею Сесилии. – Крилле так много рассказывал о тебе!

Крилле? Уж не о ее ли папе она говорила?

Папа обнял Анки, прижал к себе.

– Я так рад, что вы наконец смогли встретиться, – сказал он голосом, который она снова не узнала.