Глава 6
Лили

Знакомства никогда не были моей сильной стороной. Обычно они заканчивались тем, что от меня отказывались или говорили: «Мы подумаем». И не важно чего это касалось: приемной семьи или тренеров по танцам.

Мне давно не нужно смотреть на взрослых людей умоляющими глазами и мечтать о семье, которая живет в доме за белым забором. Семье, где пекут  яблочные пироги с корицей, наряжают елку и восторженно распаковывают подарки на Рождество, как в «Один дома».

Если бы в семь лет я была Кевином, то скорее выпила бы ненавистный стакан молока, чем загадала то же желание что и он. Как можно было быть таким глупым и отказаться от семьи? Мечтать, чтобы они исчезли.

В семь лет я мечтала о семье.

В двадцать семь – мечтаю достигнуть успеха в том, что стало моим лекарством от одиночества.

Кубок.

Он нужен мне.

Может быть тогда я перестану чувствовать эту пустоту там, где глухо бьется сердце. Мне просто нужно, чтобы меня наконец-то посчитали достойной.

Я давно не нуждаюсь в семье. Доме. И долбаном Рождестве.

Ври себе дальше, Лили.

Мне нужна победа и кубок, из которого я выпью свое любимое вино и скажу: «Лили Маршалл королева чертова бала». Выпускного бала у меня, кстати, тоже не было, так что за этой сучьей жизнью должок.

Я открываю стеклянную дверь, над которой мигает неоновая надпись «Дыхание. Танцуй, чтобы жить», и делаю решительный шаг.

– Добрый день, я…

– Лили? Так это вы… – Молодая девушка стоит за чем-то вроде ресепшена. Видно, что он сделан своими руками из гипсокартона и стеклянной мозаики, которой обклеены диско шары. Это выглядит немного старомодно, но очень атмосферно.

Как и все в этом городе.

– Я?

– Весь город говорит о вас уже несколько дней, – улыбается она, скользя по мне глазами и останавливаясь на моей спортивной сумке. – Вы решили ходить к нам на занятия? – Ее глаза загораются. – Думаю, вам будет очень хорошо в латине. Туда ходят все наши домохозяйки. У них там такая атмосфера… Ух! Они фанатеют по братьям Сальваторе, и Карлайлу Каллену, устраивают тематические вечеринки, от которых Ричард не всегда в восторге, но, скажу по секрету, недавно я видела, как он смотрел первую часть «Сумерек».

 Стоит ли упомянуть, что я тоже фанатка Дэймона, особенно того, что мой сосед. Тьфу, Лили, глупые мысли, глупые мысли. Хочется облиться святой водой, чтобы такие демоны больше не посещали меня.

– Не разглашай мои секреты, Лола, – приятный баритон доносится из-за моей спины.

Я оборачиваюсь, встречаясь лицом к лицу с мужчиной, который выглядит лет на тридцать. Но я знаю, что он намного старше. Сорок четыре, если уж говорить точно. Его волосы аккуратно уложены, стильная одежда идеально выглажена. Все, начиная с белого поло, бежевых брюк чинос и заканчивая идеальной осанкой, кричит о том, что этот мужчина отличается от остальных жителей этого города. Его выдает лишь загар и руки, на которых виднеются мозоли и царапины, как у большинства людей во Флэйминге. Тут каждый найдет себе занятие будь то ремонт забора или замена масла в автомобиле.

Я несколько дней наблюдала за местными жителями, и меня поразило, что большинство дел они делают сами. Не помню, когда в последний раз видела, чтобы кто-то, не прибегая к профессиональной помощи, устанавливал себе огромную телевизионную антенну на крышу. Как это делал тот самый сплетник Грег, а также мой сосед напротив, в шесть тридцать утра. В это время я вообще еще мертва для всего мира.

– Лили… Маршалл. – Я протягиваю руку. Мой голос так хрипит, будто последний час я кричала во все горло. Сухожилия на шее напрягаются и натягиваются от волнения, а к позвоночнику будто привязали палку, которая не позволяет хоть чуть-чуть расслабиться.

– Ричард. – Темно-синие глаза мужчины изучают меня пару минут. Я делаю тоже самое в ответ. – Мерсер.

– Британское имя. Вы родом оттуда? – спрашиваю я, хотя знаю ответ. И кажется, так будет с каждым вопросом, который мне придется задать. Кроме одного.

– Ваше тоже, – он сужает глаза, словно пытается меня разгадать, как головоломку. – Давно живете в Лондоне?

– Всю жизнь.

С того момента, как моя мать выбросила меня в грязную лондонскую канализацию, а затем служба опеки запихнула в самый дерьмовый приют на этой планете, к которому не приближалась ни одна нормальная семья.

– Все в порядке, Лили? Вы побледнели. – Ричард бросает свою сумку на диван при входе и подходит к ресепшену, чтобы налить стакан воды. – Эта жара очень выматывает. Когда я переехал сюда после пасмурного Лондона, то вовсе не мог выносить здешнее лето. Но ты привыкнешь.

Я вздрагиваю, когда он обращается ко мне на «ты» и протягивает воду. Мне казалось, все будет проще. Однако долгожданная встреча с человеком от которого зависит твое будущее и… уже давно не зависит прошлое, наносит удар наотмашь.

– Я в порядке, спасибо. – Беру стакан и делаю жадный глоток. Лола наблюдает за нашим разговором с таким интересом, словно смотрит новую серию сериала. Возможно, она даже записывает ход событий, чтобы потом верно все пересказать. – Последние дни были слегка… необычными.

Ричард улыбается, показывая слишком знакомую ямочку на щеке.

– Да, слышал. Пожарные?

Один конкретный пожарный, обнимающий голую меня. 

– Да, и это в том числе, – хмыкаю со смешком я.

– Пойдем, я покажу тебе студию, расскажу о работе, и мы обсудим оплату.

Я киваю, крепко сжимая ручки спортивной сумки. Мы идём по коридору, разделяющему два достаточно больших зала с качественным темным паркетом, натертым до блеска воском.

– Малый и большой залы. В одном – будничные тренировки, в другом – показательные выступления, если нам не удается выбить бальный зал в городе по соседству. Теперь, когда мы с тобой начнем работать в параллель, то оба будут задействованы для тренировок. Мне срочно нужно уделить, как можно больше внимания подростковой группе, поэтому я возьму большой. А ты малый. На тебе будут малыши и… взрослые, – Ричард останавливается возле раздевалки. – Не пугайся такого разрыва в возрасте. Со взрослыми все не так плохо. Они все еще деревянные, но очень горят танцем, поэтому с ними легко найти общий язык. Малышей не так много, потому что несмотря на то, что я не беру большую плату за занятия, наш спорт очень…

– Дорогой.

– Да, – кивает Ричард, вручая мне ключ. – Не каждый родитель в нашем городе может позволить оплачивать своему ребенку столь дорогое хобби, которое не факт, что станет профессиональным занятием.

– Но я видела, что многие твои ученики выступают в других штатах и даже странах. У вас есть спонсоры?

Ричард потирает висок, тяжело вздыхая.

– Да, есть немного.  – Он отходит от двери, пропуская меня в раздевалку. – Эта  комната только твоя. Ученики переодеваются в другом месте. Я подумал, что тебе будет неловко… ну знаешь, наши люди не привыкли держать язык за зубами, – усмехается он.

Я не могу удержаться от улыбки. Так уж вышло, что мой голый зад уже был продемонстрирован одному из жителей Флэйминга. Пройдя в небольшую комнату, переделанную в комфортную раздевалку с душем, шкафами и сушилками, начинаю доставать из сумки вещи.

– По поводу оплаты, – продолжает Ричард. – Ты сказала, что тебе не нужна зарплата. Лишь мои уроки и я в качестве тренера на чемпионате.

– Все верно. – Я сжимаю в руке туфлю, скользя пальцем по атласной ткани на каблуке и цепляя ногтем прозрачный накаблучник.

– Но это несколько месяцев твоей работы. Тяжелой работы. Я знаю, что согласился быть твоим тренером только при условии того, что ты поможешь мне… но кто отказывается от денег?

Тот, кто большую часть своей жизни прожил без пенни в кармане. Сейчас я не нуждаюсь в деньгах. Работая каждый божий день с восемнадцати лет, я заработала достаточно, чтобы пару лет назад инвестировать в то, что приносит прибыль. Возможно, это не золотые горы, но этого достаточно для комфортной жизни. Я всегда боялась оказаться на дне Лондона – ровно там, откуда меня достали новорожденной, – поэтому мои выигрыши и гонорары всегда отправлялись под процент в банк.

Помню, как еще в пять лет, после того, как девочку из моего приюта забрала обеспеченная семья и подарила ей огромный розовый дом для барби, я пообещала себе ни в чем никогда не нуждаться. Ни от кого никогда не зависеть. Первое, что я сделала, когда вышла из приюта – купила себе миндальное молоко и чертов дом для барби.

– Ричард, мне правда не нужны деньги. Просто… не отказывайся от меня. Мне важно… – чтобы именно ты от меня не отказался. – Выиграть.

– Будь готова через десять минут. У тебя две группы, – он постукивает по косяку и перед тем, как уйти добавляет: – а затем посмотрим насколько ты готова к Европе, чемпионка.

Пора начать вести список прозвищ, которыми меня наименовали во Флэйминге.

Чемпионка. Именно от Ричарда это слово звучит для меня по-особенному.

***

По моей голой спине и лбу градом стекает пот. Не думаю, что хоть раз за всю историю своих тренировок, которые иногда были убийственными, уставала так сильно.

– У тебя завал на завале, Лили! – рявкает Ричард. Он больше не тот уравновешенный интеллигентный мужчина. Теперь он рычит на меня при каждом неверном вздохе.

– Я не привыкла танцевать одна, – пыхчу я, останавливаясь.

– У тебя была травма? Ты плохо контролируешь вес на принимающую ногу. – Он отталкивается от станка и направляется ко мне. Звук от каблуков на его туфлях эхом разносится по залу. Стоит отметить, что этот человек действительно очень много вложил в студию. Тут великолепная акустика, пол и зеркала расположены так, что даже при вращении, я не теряю себя из вида.

– Два года назад у меня было смещение части позвонка. Я ходила на физиопроцедуры и последний сезон была на обезболивающих. – Ричард слушает меня и с каждым словом хмурится все сильнее. Я поднимаю руки, как бы защищаясь. – Я все вылечила и теперь все в порядке. Насколько это возможно. Просто когда я танцую одна, то…

– Тебе не на кого опереться.

Как универсально звучит эта фраза.

Всю жизнь я хотела на кого-то опереться. Знать, что меня поймают. Может именно поэтому я всегда танцевала в паре?

Я вздыхаю, ковыряя каблуком пол.

– Не порть мой паркет, – ворчит Ричард.

Он хватает меня за руку, дергает и задает направление для моего вращения.

– Ча-ча-ча на три.

– Но это же сальса.

– Я сказал, ча-ча-ча на три.

– Ладно, – фыркаю я, и следую за ним. По привычке мои ноги все равно придерживаются четвертого счета.

Ричард кричит:

– Ча-ча – два – три.  Просто подстрой дыхание и попробуй замедлиться.

Я делаю как он говорит, и постепенно у нас получается, что-то между классическим ча-ча-ча и сальсой. Безусловно, это больше импровизация, но она позволяет мне слегка разгрузить поясницу и не чувствовать себя такой незащищенной. Это подтверждается, когда Ричард отпускает меня, позволяя продолжить в одиночку.

– Нужно будет заменить наконечники на каблуках. На днях я буду делать заказ для подростковой группы и куплю тебе более широкие. Это повысит устойчивость.

Я киваю, делая шоссе³ в сторону и завершая танец вращением.

– Понятия не имею как мне это сделать. Я чувствую себя слишком незащищенной, когда танцую одна. Они посмотрят на меня и подумают, что я…

– Сейчас ты хорошо справлялась, – замечает Ричард. – Не думай, что тебе нужно кому-то доказать, что ты можешь это сделать. Просто танцуй даже если это третий счет, а не четвертый.

– Тебе прекрасно известно, что судьи не оценят мою импровизацию. Там это так не работает. Множество других танцоров всегда лучше и талантливее тебя. Они лучше считают. Ярче улыбаются и не поют песни, во время танца. Я постоянно не могу удержаться от того, чтобы не напевать себе под нос.

– Я тоже всегда подпеваю. Меня часто за это ругали. – Ричард улыбается, его ямочка на щеке посылает волну тепла в мою грудь.

– У тебя ямочка только на одной щеке… Это забавно, – непринужденно пожимаю плечами.

Мы направляемся к выходу из зала, выключая свет и колонки по пути.

– Да, в моей семье это отличительная черта. Передается от мужчин к… мужчинам. – Он хрипло посмеивается. – Может, конечно и женщинам, но в последние несколько десятилетий в роде Мерсер рождались только мужчины.

Не только.

Я киваю, обхватывая себя руками, потому что россыпь мурашек покрывает кожу.

Лола уже буквально спит на стойке ресепшена, но до последнего пытается что-то прочитать на страницах книги с изображением полуголого хоккеиста на обложке.

У меня есть такая же.

Его зовут Джексон. И он в моем гареме книжных мужчин.

Я ухожу в раздевалку, принимаю душ и переодеваюсь, с трудом натягивая шорты из-за боли в пояснице. Посмотрев на себя в зеркало, собираю мокрые волосы в пучок и решаю высушить их дома. Мне срочно нужно лечь, иначе скоро боль станет просто невыносимой. Возможно, я немного соврала Ричарду, когда сказала, что полностью вылечилась.

Лечение и правда окончено. Но вот эффекта от него не было. А может быть я просто уже слишком старая для этого спорта, и мой прошлый тренер была права.

«Никто не даст выиграть двадцатипятилетней старушке, когда рядом с тобой будет зажигать восемнадцатилетняя девчонка, которая светится», – сказала она, когда мы очередной раз вкалывали мне обезболивающее.

В тот момент я закатила глаза и подумала, что мое лицо не светилось и в восемнадцать лет. Вероятно оно никогда не светилось. Мой свет погас в Лондонской канализации, когда мне было несколько дней от рождения.

Когда я выхожу в вестибюль, Лола роется в маленьком холодильнике под стойкой ресепшена. И тут мой взгляд цепляет за это…

– Миндальное молоко? Где ты его взяла?

Лола подпрыгивает, прижимая руку к груди и смотря на меня испуганными глазами. Наверное, я слишком дико и резко задала эти вопросы.

– Это не мое, – осторожно отвечает Лола, словно остерегается того, что я брошусь на нее и потребую отдать мне это чертово молоко. – У Ричарда аллергия на обычное. Он где-то покупает только миндальное для кофемашины.

 Я киваю, прикусывая губу, чтобы не сказать ничего из того, что вертится у меня на языке.

– Его можно купить в соседнем городе. – Ричард выходит из своего кабинета, возле стойки ресепшена. – Там есть почти все, чего нет во Флэйминге. Ну или же туда можно заказать то, что в наш город не доставят никогда, – усмехается он.

– У тебя всегда была аллергия на молоко?

– Сколько себя помню.

– У меня тоже, – еле слышно добавляю я, почесывая висок, где слишком сильно натянуты волосы, собранные в пучок.

– Нашлись два одиночества.

Ты даже не представляешь.

Лола выключает свет, после чего мы выходим из студии. Лучи, заходящего за горами солнца, касаются моей все еще разгоряченной кожи. Я делаю шаг, чтобы спуститься со ступеньки, когда прострел в пояснице заставляет меня задохнуться от боли. Стиснув зубы, стараюсь дышать через нос и продолжать улыбаться.

Черт, Лили, ты всего лишь танцевала весь день. Это не такая уж и большая нагрузка.

Ну да, не считая группы малышей, которым я объясняла и показывала все по сто раз и вышла после их тренировки почти мертвая. А потом у меня была группа взрослых, у которых по какой-то невиданной причине запас энергии был больше, чем у скаковых лошадей. Клянусь, я никогда в жизни не видела, чтобы люди так высоко делали подскоки в ча-ча-ча.

– По пятницам в нашем местном баре проходит вечер латины. И не только. Танцуют и кантри, и твист, и чтобы то ни было. Местные жители любят танец, поэтому, думаю, тебе будет чему у них научиться. – Ричард закрывает дверь и дергает ее несколько раз, чтобы проверить.

Все еще глубоко дыша и пытаясь не обращать внимание на боль, интересуюсь:

– Например?

– Ни у каждого есть пара. Люди просто танцуют, потому что хотят.

– Я подумаю, – вздохнув, делаю шаг. Боль стихает, а это значит, что нужно поспешить домой, пока у меня опять что-нибудь не прострелило. Или не отвалилась рука или нога от старости лет.

Боже, кто знал, что после двадцати пяти, у тебя начинают болеть даже ногти. Мне срочно нужна какая-то омолаживающая сыворотка, иначе мне не удастся дожить даже до пятидесяти, не говоря уже о большем.

– Хорошего вечера. – Улыбаюсь Ричарду с Лолой.