Глава 4
Свадьба и свадебный подарок – Семейная жизнь – Великое Исследование Искровичков – Мисс Натали Оскотт и ее дед – Планы экспедиции в Выштрану

Папа́ дал согласие на брак без лишних разговоров. Вернувшись домой по окончании Сезона, я увидела в его глазах искреннюю радость. От этого я неожиданно расплакалась и не смогла найти слов благодарности за то, что он указал мне путь к счастью. Но, полагаю, он понял меня и без этого.

Свадьба состоялась той же осенью, вскоре после моего семнадцатого дня рождения. Празднество было пышным: имея лишь одну дочь, родители могли позволить себе дать за мною неплохое приданое и устроить торжества на широкую ногу. Благодаря связям Кэмхерстов, простиравшимся куда дальше наших, нас удостоили вниманием даже несколько августейших персон.

Конечно, ярчайшие из свадебных воспоминаний должны быть связаны с мужем. Во многом, так оно и есть, но воспоминание, которым я хочу поделиться с вами, касается не мужа, а отца. В день свадьбы невеста не знает ни минуты покоя и уединения, но к вечеру папа́ отозвал меня в сторону и вручил мне небольшой сверток.

– Для вас с мужем мы приготовили другие подарки, – сказал он, – но это, дорогая моя Изабелла, подарок лично тебе.

Я заподозрила, что находится внутри, еще не развернув свертка: пальцы могли бы узнать содержимое на ощупь. Однако я сдерживала слезы, пока действительно не увидела знакомый переплет «Естественной истории драконов» сэра Ричарда Эджуорта.

– Я приобрел эту книгу для тебя, – сказал папа́, – хоть и понимал, что это может кончиться бедой. Поскольку она привела тебя к счастью, думаю, она должна принадлежать тебе.

Совершенно забыв об уроне, наносимом слезами косметике, и об угрозе испачкать отцовский костюм, я обняла папа́ изо всех сил.

Как бы абсурдно это ни прозвучало, только в тот момент я осознала, что оставляю родительский дом навсегда. Возможно, джентльмены, читающие мои мемуары, меня не поймут, но дамам это чувство знакомо слишком хорошо. Замужние леди сами прошли через это, а незамужние, несомненно, над этим хотя бы задумывались. Выйти замуж означает сменить один дом на другой, а зачастую – не только дом, но и местность. Конечно, моим переживаниям не сравниться с замешательством невест королевских кровей, выходящих замуж за границу, но мне предстояло покинуть фамильную усадьбу в Тамшире, где я провела практически всю жизнь, оставить позади все, что я знала, и переселиться в дом Джейкоба в пригороде Фальчестера.

Джейкоб… В этих мемуарах я намеренно называла его мистером Кэмхерстом вплоть до сего момента. Именно так я мысленно называла его в те дни и некоторое время после. Прошли недели, а то и месяцы, прежде чем для меня стало естественным называть его по имени. В период ухаживания и после обручения мы провели вместе довольно много времени, но все же переезд в его дом в качестве супруги казался мне чем-то мучительно интимным, и, сколько бы я ни убеждала себя, что эта интимность теперь в порядке вещей, все было без толку. Помочь могло одно лишь время – только со временем он перестанет быть мне наполовину чужим и сделается для меня не только мужем, но и другом, как я когда-то надеялась.

Думаю, и Джейкобу, со своей стороны, пришлось привыкать ко мне. Нет, до свадьбы он не вел беспутную холостяцкую жизнь, однако в самом деле был холостяком и не привык к тому, что его жизнь принадлежит не только ему, но и какой-то женщине. К тому же, думается мне, он не вполне понимал, что со мной делать. В тот день, на Уэстбери-сквер, он сделал мне предложение оттого, что ему понравилась мысль о жене, с которой можно обсудить нечто большее, чем список приглашенных на званый обед. Но что делать с женой, когда она поселится в его доме?

В конце концов, он большей частью предоставил меня самой себе. Я имела свободный доступ к его библиотеке и могла просить его пополнить собрание, если мне хотелось прочесть нечто, не вызывавшее у него интереса. Эджуорта и еще несколько томиков я хранила для себя, в своей гостиной. Признаюсь: заполучив такое множество материалов для чтения, я время от времени пренебрегала обязанностями супруги, забывая устраивать званые обеды и прочие мероприятия, приличествующие людям нашего положения. Джейкоб побеседовал со мной об этом, и я обещала исправиться. К несчастью, вскоре нас постигла беда.

Почти через год после свадьбы я обнаружила, что жду ребенка, но вскоре после этого случился выкидыш, едва ли не на полгода ввергнувший меня в глубокую депрессию. Я прекратила переписку почти со всеми родными и друзьями, не в силах заставить себя написать даже Аманде Льюис, успевшей родить вполне здорового сына и ожидавшей второго ребенка. Несмотря на все заверения в обратном, я не могла избавиться от чувства вины: казалось, я не сумела исполнить главного долга жены. Джейкоб успокаивал меня, как только мог, но в конце концов на время с головой погрузился в дела: склонная к внезапным приступам слез, я была не слишком-то приятной компанией. Ища утешения, в один из дождливых дней, когда внимание мое были не в силах привлечь даже книги, я извлекла на свет одно из немногих напоминаний о детстве, привезенных с собою из дому – бережно хранимого Изумрудика.

Так и застал меня Джейкоб – сидящей на софе с пропитанным уксусом искровичком в руках.

– Могу я взглянуть? – мягко спросил он.

Я не услышала, как он вошел в мою гостиную, и вздрогнула. От этого Изумрудик выскользнул из рук. Я вскрикнула, но Джейкоб успел подхватить его на лету, да так осторожно, что искровичок ничуть не пострадал.

Джейкоб рассмотрел Изумрудика поближе.

– Уксус. Кто научил тебя этому?

– Кухарка, – ответила я. – В детстве я собирала всякую всячину. Все, что угодно – камни, перья и тому подобное – но главным образом искровичков. Этот единственный сохранился после того, как…

Я умолкла на полуслове, но Джейкоб вопросительно взглянул на меня.

– После чего?

И тогда я рассказала ему о волкодраке. Конечно, он видел шрамы на моем плече, но прежде я рассказывала об их происхождении крайне туманно: «несчастный случай в юности», и не более того. Да, муж относился к моим интересам терпимо, но мне вовсе не хотелось расписывать ему свою детскую глупость во всех деталях. Слушая мой рассказ, он сел на софу рядом со мной и положил Изумрудика мне на колени. Взяв искровичка в руки, я описала и последовавшие за инцидентом «серые годы», и как я лишилась своих коллекций, сохранив только эту реликвию.

Когда я закончила рассказ, Джейкоб потянулся ко мне и отер слезы, выступившие на моих глазах во время долгой речи.

– Значит, искровички, – сказал он. – Что касается волкодраков, тут я полностью на стороне твоего отца – я вовсе не хотел бы видеть тебя раненой, – но ведь искровички совершенно безвредны. Если ты вновь захочешь коллекционировать их, я возражать не стану.

Только в глупых романах солнце действительно выглядывает из-за туч, стоит лишь прозвучать подобным словам, но на сей раз мне показалось, что так оно и есть.

Погода еще несколько дней была омерзительной, но за это время нам успели доставить ящик уксуса. Кухарка проводила меня странным взглядом, когда я уносила его с кухни, но мне было плевать: сколь бы ни мала была цель, появившаяся в моей жизни, это помогло справиться с так долго обременявшим меня недугом.

Дальнейшее Джейкоб ласково окрестил Великим Исследованием Искровичков. Леса, окружавшие Пастеруэй, пригород Фальчестера, где жили мы, были весьма благоприятны для размножения искровичков; летом и ранней осенью, выйдя на вечернюю прогулку, на них просто нельзя было не наткнуться. Я начала с коллекционирования недавно умерших, сохраняя их при помощи уксуса, но вскоре перешла на сачки для ловли бабочек и клетки для сверчков, чтобы иметь возможность наблюдать и зарисовывать живых особей. В мое распоряжение был отдан сарайчик садовника (сад у нас был невелик, и много инструментов для содержания его в порядке не требовалось), и вскоре я заполнила его весь, вплоть до кровельных балок.

Многим мое увлечение могло показаться смешным – и многие действительно смеялись над ним, ведь полностью скрыть от общества такое эксцентричное чудачество невозможно, – но я очень скоро открыла в искровичках много больше, чем мог подметить мой детский взор. Самцы и самки различались размерами, окрасом, конституцией, да к тому же не все искровички принадлежали к одной породе – близ Пастеруэя я обнаружила целых три, хоть впоследствии и пересмотрела свои умозаключения. Я изучала их поведение и привычки, и приложила множество тщетных усилий, склоняя их к размножению в неволе.

Открытия были не из тех, что потрясают мир, но сам факт, что они сделаны мной, поднял меня из глубин депрессии и вернул назад, в общество. Я вновь начала выезжать и приглашать гостей, и Джейкоб стал проводить дома больше времени. Изящные хвостики и сверкающие крылышки искровичков исцелили глубокую рану в моем сердце.

Таким образом, искровички, в некотором смысле, привели меня к делу всей моей жизни не один раз, а дважды: вначале они посеяли в моей детской душе интерес к естественной истории, а затем помогли мне вновь стать самой собой после выкидыша. Ведь, не оправься я в то время, я никогда не встретилась бы с Максвеллом Оскоттом, эрлом Хилфордским, и не узнала о его выштранской экспедиции.

* * *

Еще до выкидыша я стала бывать у Ренвика реже, чем раньше: это не лучшее место для отдыха и развлечений, если не ищешь супруга или не пасешь родственника, находящегося в процессе. Однако младший брат Джейкоба решил заявить о себе как о холостяке, который не прочь жениться, и Джейкоб пообещал помочь ему присмотреть достойную невесту.

Не лучший повод для первого выхода в свет после выкидыша. Казалось, людей так много, что голова вот-вот пойдет кругом, и у меня возник повод порадоваться, что доступ в верхние залы так строго ограничен. Боюсь, настоящие толпы прикончили бы меня на месте.

Я, так сказать, заново знакомилась с высшим обществом. Замечания дам в мой адрес варьировались между заботой о моем самочувствии и колкостями в адрес моего нового хобби. На последние я отвечала вежливым молчанием – главным образом, ради Джейкоба: будь я одна, я с радостью вогнала в краску кое-кого из собеседниц несколькими тщательно подобранными деталями своей программы разведения искровичков.

Передохнуть удалось лишь в компании мисс Натали Оскотт, веселой молодой дамы, с которой я познакомилась в начале вечера. Я сразу же нашла в ней родственную душу. Едва ли не первым, что я услышала от нее, оказалось замечание по поводу исторических изысканий мадам Пресийон, а, как только водоворот светской жизни на время оставил нас наедине, убедилась, что на ее носу чернил не меньше, чем на моем. Когда она предложила познакомить меня со своим дедом, я с радостью согласилась.

– Он редко бывает здесь, – пояснила мисс Оскотт, ведя меня сквозь толпу, – но моя кузина Джорджия вознамерилась выйти замуж, и гранпапа́ настоял на знакомстве с ее ухажером… О, вот ты где! Ты уже нагнал страху божьего на этого юношу?

– Страха передо мной вполне довольно, – ответил лорд Хилфорд, целуя внучку в щеку.

Он был невысок, лыс и коренаст, однако не отрастил огромного брюха, какие часто наблюдаются у пожилых пэров. Да, он вполне мог бы нагнать страху на потенциального кавалера, хотя меня приветствовал довольно любезно. Выяснилось, что он знаком с отцом Джейкоба, сэром Джозефом; лорд Хилфорд поздравил меня с бракосочетанием.

– Должно быть, эти новости до меня не дошли, – виновато сказал он. – В последние несколько лет я редко бываю в Ширландии, и, боюсь, совсем отстал от жизни.

– Значит, вы были за границей? – спросила я.

– Гранпапа́ почти не бывает дома, – рассмеялась мисс Оскотт. – Он слишком занят путешествиями по экзотическим странам.

Приняв вид оскорбленного достоинства, лорд Хилфорд поднялся и сверху вниз воззрился на внучку. Точнее, попытался сделать это – она была ниже его максимум на дюйм.

– Да будет тебе известно, дитя мое: последние шесть месяцев я провел исключительно в заботах о здоровье! Мой врач рекомендовал морские купания на побережье Прании.

– И морские змеи, встречающиеся только у побережья Прании, конечно же, не имеют к этому никакого отношения.

Ее слова подстегнули мою память.

– Не вы ли делали доклад об этих животных в Коллоквиуме Натурфилософов?

В ответ лорд Хилфорд махнул рукой.

– Ничего ужасно важного. Я провел шесть месяцев, плавая в море и принимая какие-то мерзкие тонизирующие снадобья, в которых ни капли не нуждался. Лекция была лишь попыткой извлечь из всего этого хоть что-то ценное. Однако я действительно путешествую с исследовательскими целями, как недвусмысленно указала моя внучка.

– Должно быть, это такое удовольствие, – вздохнула я. – Мы с Джейкобом надеялись отправиться в турне после свадьбы, но обстоятельства не позволили. Где же вы путешествовали?

Судя по очевидной любви мисс Оскотт к деду, лорда Хилфорда вовсе не требовалось упрашивать рассказать о своих изысканиях. Слегка напыжившись, он сунул большие пальцы в карманы жилета.

– Побывал кое-где… Неудивительно – за столько-то лет. В молодости, во время ахиатских войн, был в армии, но пустыни не приняли меня – их солнце слишком жестоко, – рука его поднялась с подлокотника и коснулась лысой макушки. – Как видите, сверху я ничем не защищен, а облысел еще в юности.

– Моряк из меня тоже неважный, – продолжал он. – Боюсь, мне остаются только континенты. По чести сказать, я думаю, что пранийский климат принес моим суставам больше вреда, чем пользы. Ревматизм, знаете ли. Теперь я намерен попробовать горы – научную экспедицию в Выштрану.

В Выштране водится множество достойных изучения животных, но мне на ум тут же пришло то существо, что я видела в королевском зверинце несколько лет назад.

– Драконы?

Лорд Хилфорд приподнял седую бровь.

– Именно так, миссис Кэмхерст.

– Но ведь вы изучаете морских животных?

– Я занимался ими немного в последнее время, но только для проверки одной из своих побочных теорий касательно классификации. Если я плохой моряк, какой же из меня тогда морской натуралист? – лорд Хилфорд покачал головой. – Нет, миссис Кэмхерст, мой главный интерес – драконы. Сравнительно с прочими живыми тварями, мы знаем о них крайне мало – досаднейший пробел в науке.

Это напомнило мне об одном человеке, с которым мы с Джейкобом однажды обедали.

– Не знакомы ли вы, случайно, с лордом Шални?

Смех лорда Хилфорда оказался басовой версией смеха мисс Оскотт.

– С Вернером? Конечно! Я так понимаю, вам довелось слышать его диатрибы насчет скудости наших познаний о драконах.

– Да, вскоре после свадьбы, – призналась я. – Так, вы говорите, Выштрана?

– Там обитает разновидность драконов – мы называем их горными змеями, а местные зовут их «балаур». Слово не туземное – должно быть, заимствовано из бульского или змайского. Относительно дружелюбны – по драконьим меркам, и отыскать их можно, не слишком страдая от ужасной погоды – по крайней мере, в соответствующее время года. Я много думал: какие особенности заставляют драконов предпочитать экстремальные климатические условия? Или дело не в них, а в нас, расселившихся по земле и вытеснивших их? Возможно, некогда существовали простые полевые и луговые драконы, которым нравилось жить с большим комфортом? Не могу судить. Однако Выштрана кажется вполне подходящим местом для наблюдений за разновидностями, сохранившимися до наших времен.

К тому времени я научилась скрывать энтузиазм гораздо лучше, чем раньше. Хотелось бы верить, что в глазах лорда Хилфорда на моем лице отражался лишь вежливый интерес, а не восторженный трепет, распиравший меня изнутри.

– Уверена, муж с удовольствием прочтет о ваших находках.

Хотя с этим Джейкобу пришлось бы подождать – сначала завершения экспедиции лорда Хилфорда, затем издания отчета о ней, и, наконец, пока я, обнаружив книгу в почте, не проглочу ее от первого до последнего слова. Не стоит заблуждаться: Джейкоб находил драконов интересными, но его интерес сильно уступал моей страсти. Он вполне мог прочесть эту книгу после меня.

– Однажды гранпапа́ привез из Выштраны дракона, – вмешалась в разговор мисс Оскотт, – и преподнес его в подарок королю.

– Того самого альбиноса? – спросила я, глядя на лорда Хилфорда.

Просияв при воспоминании о своем свершении – учитывая сопутствовавшие трудности, ему действительно было чем гордиться, – лорд Хилфорд кивнул.

– Как я понимаю, вы и малыша моего видели?

– В королевском зверинце, – я слегка покраснела, жалея, что не умею делать это так же мило, как некоторые другие леди. – Признаться, там мы и познакомились с Джейкобом. И даже не просто в зверинце, а именно в павильоне с драконами. Я так огорчилась, узнав, что выштранец умер…

Эрл принял философский вид.

– Да… Что ж, не стоит винить Суорджина – он сделал все, что было в его силах. Драконы редко выживают вдали от родины. Чаще всего гибнут уже на стадии перевозки, а уцелевшие чувствуют себя в неволе крайне скверно. Драконовед йеланского императора объявил, будто им удалось вывести в неволе новое поколение их местного вида, но я в этом сильно сомневаюсь. Однако моему белому малышу удалось пережить эту ахиатку!

Я вспомнила, как мистер Суорджин упоминал о хрупком сложении пустынной драконессы. Я так надеялась, что ей удастся выжить, но она умерла от легочного заболевания еще до моей свадьбы.

– Ее тоже доставили в зверинец вы, милорд?

– Лишь отчасти. Я помог изловить ее – и тут же поклялся никогда больше не возвращаться в пустыню. Но королю ее презентовал герцог Конкеттский.

Значит, им пойман даже не один дракон, а два! Мое мнение о лорде Хилфорде, и без того высокое, взлетело до небес.

– А мулинский болотный змей?

Лорд Хилфорд расхохотался.

– Ничто не заставит меня связать с этой тварью свое имя! Они и вообще-то – звери злонравные и упрямые, а нам, вдобавок, достался один из самых отвратительных образчиков этой породы! Мулинских драконов и без того трудно назвать привлекательными, а дыхание этого, к тому же, причинило немало вреда здоровью ахиатки – хотя, конечно же, тут виноват и наш климат, что правда, то правда. Кроме того, он не раз кусал моего белого малыша, вырвавшись от смотрителей. Нет, миссис Кэмхерст, мулинская тварь – не моя заслуга.

– Надеюсь, я не обидела вас, – сказала я, хоть и сомневалась, что в словах моих есть повод для обид.

– Ни в малейшей степени! Ваши расспросы о драконах льстят старческому самолюбию.

Улыбнувшись ему в ответ, я решила непременно найти способ отблагодарить мисс Оскотт, познакомившую меня с дедом.

– Что ж, желаю удачи в вашей выштранской экспедиции. Когда назначено отбытие?

Лорд Хилфорд снова махнул рукой – по-видимому, это был один из его привычных жестов.

– Не ранее будущего года. Заниматься организационными делами из Прании трудновато – особенно когда утомлен морским плаванием и этими отвратительными снадобьями. К тому же, некоторые родственники утверждают, будто любят меня и хотели бы в кои-то веки повидаться, – он бросил на внучку шутливо-подозрительный взгляд. – Может, оно и так. А, может, просто заманивают домой, чтобы треснуть по затылку и, наконец, заполучить наследство!

Мисс Оскотт скорчила гримасу фальшивой невинности, и все мы рассмеялись. Не желая долее злоупотреблять временем эрла, я пожелала им доброго вечера и вновь двинулась сквозь толпу гостей заведения Ренвика.

Поиски Джейкоба потребовали времени. Наконец преуспев в этом, я обнаружила его в дурном расположении духа, вызванном неустановленными выходками брата. Это несколько поумерило бурливший во мне энтузиазм: заговаривать о лорде Хилфорде и его экспедиции явно было не время. Покинув заведение Ренвика, мы отправились к себе – в фальчестерский дом Джейкоба. Чувствуя усталость, я приготовилась ко сну, но почти час пролежала в темноте, устремив взгляд в потолок и думая о Выштране.