Глава 3

Когда родители это услышали, оба охнули в один голос, а Грэм вышел вперед и ударил кулаком в ладонь, глаза сверкнули, как у разъяренного быка.

– Такого разрешения тебе никто не давал, дева! – прогудел он.

Но я, почему-то осмелев после разговора с ведьмой, сжала кулачки и ответила:

– А кто тогда пойдет? Ты сам слышал, что она никого не примет, кроме меня. Или ты из-за своих желаний позволишь сгинуть всей нашей деревне?

– Но это безумство! – снова прогудел Грэм, не сводя с меня бешенного взгляда. – Как вы можете отпускать её? Эта дева уготована мне! Я не желаю, чтобы её у меня забирали! Он обещана! Обещана!

Старейшина прервал его речь взмахом ладони. У самого лицо бледное, вокруг глаз образовались круги, словно не спал ночь, а потом еще ходил до поля и обратно.

– Уймись, Грэм, – сказал он. – Ты не хуже всех нас понимаешь, как важен колодец, и то, что сейчас произошло, дает всем шанс. Мы не можем его потерять из-за твоего сладострастия.

Лицо торговца потемнело, ноздри раздулись, словно из них вот-вот повалит дым, он выругался так грязно, что у меня невольно потеплели щеки. С рычанием Грэм ударил кулаком в стену, доски хрустнули, распихивая людей, он направился к выходу.

Когда торгвец покинул дом старейшины, я испытала некоторое облегчение. Я еще не до конца понимала, на что согласилась, но почему-то казалось, хуже участи, чем стать женой торговца, нет.

Мать, наконец, перестала причитать, только тихонько постанывает и бормочет слова молебен. Отец посуровел, но по лицу поняла, он, даже если не хочет отпускать меня, рисковать остальной семьей не станет. Он не возьмет на себя ответственность за гибель всей деревни, вместе с детьми и внуками.

– Я пройду через Терамарский лес и принесу заклинание, – повторила я уже громче, чтоб слышали все.

Потом направилась к выходу. Когда проходила мимо отца, тот чуть повернулся ко мне, и я услышала тихое:

– Прости нас. Ты верно решила.

Пере до мной расступались, как перед высокородной леди, и впервые в жизни казалось, что несмотря на опасность, делаю всё правильно.

Подобрав юбки, чтоб не волочились в пыли, я двинулась вверх по тропинке в сторону дома. Он находится на другой стороне деревни, и к нему ведет два пути. Широкая дорога идет по дуге в обход, а та, что узкая – рядом с рощей, но прямо.

По узкой дороге тоже горят факелы, поэтому решила срезать и бодро зашагала вперед. Меня переполняли противоречивые чувства. От страха перед лесом тряслись колени и пересыхало во рту, но, в то же время, испытывала облегчение, что торговец ко мне не притронется. Запах его рта, в котором брага бывает чаще, чем еда, казались отвратительными, но из-за правил деревни и покорности родителям приходилось терпеть. Но теперь у меня появился шанс. И, несмотря на опасный выбор, я испытывала подъем.

Неожиданно за плечо ухватили цепкие пальца, а рот плотно зажали. Я испуганно дернулась и попыталась закричать, но получилось лишь мычание. Паника накатила тугой волной, я задрыгала ногами, но меня подкидывали и тащили в рощу в самом начале Терамарского леса, где в сиянии месяца темнеют кусты.

Лишь, когда свет факелов превратился в оранжевые точки и затерялся в листве, меня развернули и с силой швырнули в траву. Я хотела закричать, но от ужаса горло перехватило, получился сдавленный хрип.

– Я же говорил, что ты обещана мне, – донеслось глухое, и из темноты выступила фигура Грэма.

– Не смей меня трогать, – прошептала я. – Не смей… Это не по закону…

– А по закону отбирать у названного нареченную? – спросил он зло. – Они первые нарушили слово. Значит, и я могу.

Я попыталась подняться, но торговец накинулся на меня всей массой и прижал к земле.

– Давай, – зашептал он на ухо, – покажи, какая ты сладкая. Я же не просто так нарушаю одно из главных правил деревни.

– Не трогай меня, – прошептала я, трясясь всем телом и пытаясь его отстранить, но он лишь сильнее придавил.

Его ладонь легла мне на грудь и сдавила так, что я застонала от боли.

– Стони, – довольно прохрипел Грэм. – Сейчас ты будешь извиваться подо мной. Тебе понравится.

Он стал быстро задирать юбки, в ужасе я пыталась сопротивляться и кричать, но получались лишь сипы. А торговец коленом раздвинул мне ноги. Его палец оказался там, где меня никто прежде не касался, по телу прокатилась волна незнакомого жара, я забилась, не представляя, что он собирается делать, а Грэм продвинул его в глубь и сказал хрипло:

– Вот она… Невинность. Ах…Как ты невинна… Это сводит с ума. Раздвинь ноги, Шарлотта. Давай же.

– Нет… пожалуйста, не надо, – молила я, а по щекам катились слёзы. – Не трогай меня. Ты не должен.

– Перед таким ни один мужик не устоит, – хрипел он мне в ухо и продолжал сдавливать грудь. – О, как ты хороша, Шарлотта…

Он опустил вторую руку вниз и отнял пальцы от сокровенного. На секунду подумала, что к нему вернулся разум, но через мгновение ощутила твердое и горячее возле самого средоточия.

– Расслабься, и будет не так больно, – проговорил он облизываясь.

Грэм чуть подался назад, я зажмурилась, приготовившись к страшному. Я не знала, что он пытается сделать, но это казалось сущим кошмаром.

Лицо Грэма исказилось сладострастной улыбкой. В этот момент за кустами справа послышалось рычание. Глухое, утробное, не похожее ни на одно из тех, что слышала прежде.

Я застыла. Грэм тоже замер и оглянулся. Он смотрел в кусты, но в темноте ни он, ни я не могли ничего разглядеть.

– Что за дрянь, – произнес он зло, и поднялся, чтобы проверить.

В кустах снова зарычали, а я пользуясь заминкой, вскочила и кинулась через рощу к деревне. Послышались вскрик и ругань, Грэм ринулся за мной, но мне казалось, он не столько гонится, сколько убегает.

Я все ускорялась. Когда впереди замаячил дом, в груди ухнуло, а ноги понесли быстрее. С разбегу ударившись в дверь, я влетал в дом и захлопнула створку, прижавшись спиной. Сердце стучало, как у перепуганной мыши, дыхание сбилось, я доковыляла до табуретки и, опустившись, просидела так, казалось, вечность.

Очнулась, лишь, когда дверь вновь отворилась и на пороге возникли родители. Оба поникшие и бледные.

Отец сказал с порога:

– Старейшина решил, что тебе стоит отправиться в путь завтра.

Я подняла на него уставший взгляд и кивнула. После того, что произошло, я готова был отправиться в Терамарский лес хоть сейчас, босиком и в чём есть, только бы подальше от человека, которому плевать на других.

Мать снова запричитала, принялась бегать по кухне, собирая какие-то туяски и котомки, заглядывать в сундуки, доставать вещи. Но мне ничего не хотелось. Мне не объяснили, в чем состоит таинство между мужем и женой, не объяснили, что пытался сделать Грэм, но теперь у меня сложилось четкое ощущение, что всё это ужасно и страшно. И что лучше идти через Терамарский лес, чем подвергать себя такому кошмару.

– Шарлотта, милая, возьми с собой чепец, и рубашку, и вот это еще…

Мать собрала огромных размеров баул, который под силу поднять только отцу, и оставила его посреди комнаты. Я окинула это великолепие усталым взглядом, и поднялась.

– Мне нужно выспаться, – произнесла я. – Завтра непростой день.

Родители останавливать не стали, и когда добралась до кровати, уснула, едва коснувшись подушки и даже не раздеваясь.

Открыла глаза поздним утром, когда солнце уже поднялось и светит золотым лучом в глаз. По началу нежилась в его тепле, но события прошедшего дня постепенно всплывали в памяти, и мысли становились тяжёлыми. Когда они дошли до Грэма, я поднялась, готовая бежать от него хоть на край мира.

Наскоро умывшись из тазика, я надела дорожное платье с черной юбкой, белым верхом и шнуровкой под грудью. Постаралась завязать потуже, чтобы было удобней в дороге, но веревочки слишком приподнимали ее, а это слишком вызывающе. Пришлось немного ослабить.

На ноги натянула высокие чулки до самого бедра с плотной подошвой, чтобы избежать мозолей. И обула сапожки из красной кожи. Их отец выменял мне на мешок муки. Волосы заплела в две косы. Волосы у меня всегда были очень густые, и теперь косы лежал на плечах, как тугие канаты золотистого цвета.

Я бросила взгляд на свое отражение в тазу. На меня из воды посмотрела голубоглазая девица с полными губами и лицом с тонкими чертами. Их мама называла тощими, и пыталась всегда меня откормить. Но к ее досаде моя фигура всегда оставалась стройной.

Закончив с дорожным нарядом, я спустилась на первый этаж. Родители, словно не уходили, уже ждали за столом.

Заметив меня, мать вскочила и кинулась на встречу.

– Ой, дитятка моя! – запричитала она. – Как же ты одна пойдешь через лес! Откажись, милая, откажись. Я посажу вас с Грэмом в телегу и тайно вывезу. Не ходи…

Отец резко прервал ее.

– Держи себя в руках, женщина, – сказал он. – Головой думай, а не сердцем. У тебя еще шестеро детей и пятнадцать внуков. Ими ты готова жертвовать?

– Ой, дитятки мои! – запричитала мать еще громче и, качая головой, пошла к мешку, который за ночь стал еще больше. – Что же это делается, что делается…

Наблюдать терзания родителей было тяжело. Мать всегда была доброй женщиной, хоть и не самой умной. Но очень меня любила. Как и отец. Но сейчас их причитания только путали и отяжеляли.

– Будь спокойна, мама, – проговорила я. – Это единственный способ всех спасти.

А мысленно добавила, и хотя бы временно избавить меня от Грэма.

– Ах, дитя мое, – тяжело вздохнув сказала мать. – Возьми плащ, в лесу ночью холодно.

Плащ я взяла. Красный, с капюшоном и завязками под ним. Но остальной мешок, собранный ею, брать отказалась, согласившись лишь на маленькую корзинку с пирожками, которые мама напекла ночью.

Спустя череду наставление, рассказов и всхлипываний, я стояла на краю деревни. Меня провожали все, от мала до велика. Старейшина, жнецы, кузнецы, торговцы. Даже матери с новорожденными пришли посмотреть на деву, согласившуюся идти через Терамарский лес.

Я старалась держаться достойно, опускала взгляд и молчала, потому, что если бы начала говорить, разразилась бы рыданиями от страха. Осознание действительности накатило в момент, когда вышла на дорогу и теперь внутри всё тряслось от ужаса. Но даже если бы я вдруг решила отказаться, пути назад не было. Слишком многое зависит от моего путешествия и слишком много жизней поставлено на карту.

Грэм стоит чуть в стороне и смотрит на меня, как кот на мышь, которая умудрилась вырваться из цепких лап. И только его жгучий взгляд предает уверенности и смелости. Глядя, как он раздувает ноздри и облизывает губы, я понимала, что в Терамарском лесу у меня есть шанс.

А здесь шанса нет.

– Не сходи с тропы, – проговорил отец, обнимая меня напоследок.

– Я постараюсь, отец, – сказала я тихо.

Мать с рыданиями обрушилась мне на грудь, и отцу пришлось её оттаскивать, чтобы я не зарыдала вместе с ней, видимо, заметил, как дрожит подбородок.

Некоторые женщины принялись вытирать глаза, и я отвернулась к лесу, чтобы не видеть их лиц и самой не поддаться чувствам.

Он начинался сразу за полем, через которое тянется узкая дорога. По ней ходят редко, и местами она заросла спорышом.

Не оборачиваясь более, я двинулась вперед, держа на вытянутых руках перед собой корзинку с пирожками. Когда дошла до середины поля, всхлипывания и причитания затихли, и мне почему-то стало легче. Шумела трава, чирикали какие-то птахи, а мир казался уютным и доброжелательным.

Но когда оказалась перед стеной деревьев, меня окатила волна тревоги. Лес смотрел на меня полумраком крон, словно оценивает достойна ли я вообще в него войти. Терамарский лес славился тем, что ушедшие в него редко возвращались, а жуткий вой и хохот, которые доносились из него в полнолуние отбивали охоту соваться в него даже у самых горячих смельчаков.

И вот я стою перед ним.

Некоторое время я боролась с паникой и страхом, которые накатывали с такой силой, что тряслись колени. Мелькнула мысль броситься бежать вдоль леса, но я знала, селяне смотрят с окраины деревни и будут смотреть, когда скроюсь за стволами. Убежать не получится.

Борясь с эмоциями, я подумала о том, для чего это делаю, о шансе отсрочить свадьбу, о спасении деревни. И, наконец, переступила черту леса.

Едва оказалась под тенью крон, меня охватила прохлада. Возникло ощущение, что лес отделен от остального мира невидимой стеной, которую мало кто решается преодолеть.

– И совсем не страшно, – прошептала я, осторожно двигаясь по тропинке и вертя головой. – Просто лес. Просто деревья. Ничего такого.

Я убеждала себя так горячо, что сама начала верить в безопасность леса. Высоко в ветках чирикают птицы, где-то стучит дятел, в верхушках шелестит ветер. Все выглядит, как в самом обычном лесу.

Понемногу я начала расслабляться и даже любоваться красотой, которая в Терамарском лесу отличалась от того, что видела в рощах.

Стволы в три обхвата, покрытая мхом кора, разлапистые ели и высокие сосны, чья хвоя бросает густую тень. Местами встречались кустарники с ярко-голубыми ягодами, хотелось их попробовать, но я знала, что что яркие ягоды часто бывают ядовитыми.

– Наверное, они уже и не помнят, почему нельзя ходить в Терамарский лес, – стала рассуждать я вслух. – И вообще, наверное, не помнят, как выглядит настоящий лес. А что в полнолуние страшные звуки доносятся… Так, наверное, из любого леса так…

Я шла по тропинке, которая становилась все уже. Местами она заросла травой, что значит, по ней не ходили уже много лет. Приходилось находить, снова вставать на нее потому, то несмотря на кажущуюся приветливость, я помнила наказ отца не сходить с тропы. И нарушать его не хотелось.

К тому же иногда возникало ощущение, что за мной наблюдают. От этого по спине проносились мурашки и подкашивались колени. Мелькнула мысль, что это из-за перенесенного ужаса. К тому же я шла почти весь день, и теперь стало смеркаться, а в потемках всегда мерещится страшное.

Но когда позади хрустнуло, я обернулась.

На тропе стоял Грэм.

Взгляд, как у дикого быка, ноздри раздуты, грудь вздымается часто, словно бежал всё это время. Внутри все рухнуло. Я проговорила сдавленно:

– Что ты… здесь делаешь?

– Пришел забрать то, что мне обещали, – проговорил он, выплевывая слова и морщась. – Если не честным браком, то так, как считаю нужным.

– Ты не можешь… – выдохнула я и попятилась по тропе глубже в лес.

– О, еще как могу, – проговорил он. – Даже больше, чем могу. Тут меня никто не станет наказывать. Никто не узнает. Ты же сама вызвалась идти в Терамарский лес. Все решат, что ты пропала. А я тем временем сделаю тебя моей. Никто не узнает, Шарлотта, никто не узнает…

Последних слов я не расслышала потому, что неслась по тропе дальше в лес, думая лишь о том, как скрыться от самого страшного человека, которого встречала. Подол платья цеплялся за ветки, плащ распахивался, словно крылья огромной птицы и тоже мешал бежать. Но я не останавливалась. В памяти пульсировал облик Грэма, который бесцеремонно задирает мне подол, и его пальцы грубо лезут туда, куда нельзя.

Позади раздавался топот. С ужасом я поняла, что он догоняет и догонит, если буду продолжать бежать по тропе. Пару секунд колебалась, страшась свернуть в сторону, где уже начала сгущаться тьма, но голос позади подтолкнул к решению.

– Шарлотта! – закричал Грэм. – Вернись немедленно! Я всё равно нагоню тебя!

Подкинув плащ, я резко свернула влево и рванулась сквозь кусты и траву. По началу они цеплялись, мешая передвигаться, но потом помчалась между ними, скрываясь в густой листве и опускающемся полумраке.

Я бежала без оглядки, забыв обо всем на свете и желая лишь умчаться подальше от этого человека. Топот его шагов через некоторое время исчез, лишь пару раз я слышала его взбешенный и протяжный крик.

– Шарлотта! – орал он. – Я доберусь до тебя, Шарлотта!

Но я не слушала и продолжала бежать. В какой-то момент нога зацепилась за корягу, я не удержалась и полетела вниз. Но вместо того, чтобы рухнуть на землю, покатилась по склону, пропарывая в залежавшейся листве дорожку.

Как ни пыталась затормозить, меня все несло вниз, и остановилась лишь, когда оказалась на ровном месте.

Некоторое время просто лежала, пытаясь прийти в себя после встречи с Грэмом и падения. Этот человек не желал оставлять меня в покое, даже когда во всеуслышание заявила, что пойду в Терамарский лес, лишь бы не становиться его женой. Это пугало, потому что такие люди способные на всякое. И я была рада, что удалось от него сбежать во второй раз.

Когда сердце перестало тарабанить, как ненормальное, я, наконец, подняла голову.

И меня вновь окатило волной страха.

Вокруг сплошная темнота, я сижу на небольшом пяточке, который освещается луной. Та светит сквозь ветки, которые в бледном сиянии кажутся кривыми пальцами огромных чудовищ. Корзинка валяется рядом. Пирожки, видимо, рассыпались при падении, и внутри осталось всего три штуки.

В кустах впереди снова хрустнуло. С холодком мелькнула мысль, что это Грэм, который каким-то волшебным образом сумел меня выследить и догнать.

Но когда послышался глухой, утробный рык, сердце ухнуло и упало в пятки, горло перехватило.

Через секунду в листве показались два горящих желтым глаза.