Глава 3

Николас губами нежно прихватил нижнюю губу Серены, впился в нее, осторожно раскрыл ей рот языком. Их тела сблизились, бедро к бедру, грудь к груди. Он распахнул пальто девушки и почувствовал сквозь тонкую ткань платья, какое у нее горячее тело. Николас все еще дразнил ее, умышленно неторопливо скользя по ее губам, потягивал и целовал их явно с одной целью – мучить ее.

Серену охватило волнение. В нижней части ее тела пылало жаркое пламя, однако она дрожала, на шее, талии, руках, там, где он касался ее, появлялись мурашки. Она сгорала от страсти. Как странно. Как прекрасно. Паруса поднимались.

Серена чувствовала его горячее дыхание на своей щеке. Она хотела раствориться в нем. Растворить его в себе. Больше чувствовать его. Серена невольно ответила на его поцелуй. Она испытывала мириады ощущений. Ее постепенно охватывал жар, но она почти не заметила этого. Внезапно она поняла, что надвигается катастрофа, а ей почему-то совсем не страшно.

Николас крепче прижал ее к себе. Его губы стали настойчивее. То его язык касался ее языка, то происходило наоборот, и все изменилось. Он привлек Серену к себе так крепко, что не оставалось никаких сомнений – даже через одежду она почувствовала его возбуждение. Рука Николаса стала опускаться все ниже и ниже. На мгновение она замерла на нежном изгибе бедра, и вдруг стиснула округлую ягодицу. Точно откликаясь на его отвердевшее мужское естество, внутри Серены что-то начало пульсировать. Жар начал искриться.

Язык проник глубоко в рот Серены, переплелся с ее языком, его губы уже не были столь нежны, они не скользили, а впитывали ее, словно толкая на неведомое безрассудство. Она вся трепетала. Серена не устояла бы на ногах, если бы его крепкие руки не удержали ее.

– Николас, – произнесла она, хотя понятия не имела, что хочет сказать. Голос Серены прерывался.

Тяжело дыша, он резко отпустил ее, его ресницы прикрыли глаза, почти почерневшие от страсти. Серена тяжело опустилась на скамейку, у нее сильно закружилась голова.

– Если бы я знал, как вы это воспримете, то остался бы дома, – заключил Николас, пытаясь мрачно шутить. Сила страсти, охватившая обоих, застигла его врасплох.

– Вы же говорили, что собираетесь целовать, а не насиловать меня, – резко ответила Серена, отчаянно пытаясь сохранить хоть немного спокойствия. Только лишь один поцелуй. Что ж, теперь она знала, что такого не бывает!

Николас отвернулся и начал поправлять шейный платок; он отвлекся на такой пустяк, чтобы они оба могли успокоиться. Он собирался лишь игриво поцеловать ее, чтобы узнать, как далеко можно зайти. Его встревожило то, что они тут же ринулись в водоворот страстей.

Серена сидела на скамейке, пытаясь распутать ленточки шляпки. В ней одновременно боролись желание, жар и чувство вины, когда она поняла, что наделала. Что он подумает о ней? Что ей думать о себе самой? Даже пока она так сидела, пытаясь прийти в себя, ей не давало покоя неутоленное желание. Серена почти не узнавала себя. Может быть, она заразилась духом безрассудства, свойственным Николасу?

Но это уже случилось, и она ни о чем не жалела. Серена когда-нибудь проанализирует произошедшее, когда уедет отсюда, подальше от этого мужчины, вселявшего в нее чувство растерянности. Сейчас же она могла предпринять лишь одно – защитить свое достоинство. Будь она проклята, если позволит Литтону прийти к мысли, что тот совсем легко покорил ее своими поцелуями. Серена поправила шарф и разгладила складки на перчатке.

– Нам пора возвращаться.

Николас пригладил волосы, чем привел их в состояние прежнего модного беспорядка, и раздумывал, как поступить. Извиниться? Не стоит, он ведь предоставил ей все возможности дать ему отпор. Он не сделал ничего дурного, однако чувствовал, что поступил плохо. Тогда почему же она сидит здесь с вызывающим раздражение спокойствием, а он сгорает от вожделения и может поспорить, что совсем недавно она испытывала то же самое. В полном недоумении он помог ей встать.

– Спасибо, Николас.

Делая вид, будто не понял, что она имеет в виду, он хотел вывести ее из состояния равновесия, раздражавшего его. Николас насмешливо поклонился:

– Более уместно, чтобы джентльмен благодарил даму. Мне было приятно, уверяю вас.

Серена покраснела и расстроилась из-за этого.

– Надеюсь, вы уже достаточно пришли в себя, – колко заметила она.

– Должно быть, вам не терпится продолжить поиски. Знаете, Серена, эти документы, вероятно, либо потеряны, либо спрятаны.

– Я отлично понимаю, что вы не верите в их существование, – отрезала она. – Я также прекрасно знаю, что я для вас лишь развлечение. Вы помогаете мне, потому что изнываете от скуки. Вы целовали меня по той же причине. К чему такая потребность в честности? Вы разве испытываете чувство вины? Не стоит, это же был только поцелуй, как вы выразились. Вам не следует опасаться, что он мог вызвать ложные ожидания.

– Если речь зашла о ложных ожиданиях, думаю, вы породили не одно из них! Черт побери, Серена, вы же сами сказали, что это не поцелуй, а насилие.

Подобный намек вывел ее из себя, она начала извергать резкие слова, точно вулкан лаву:

– Николас, нет смысла вымещать на мне свое недовольство. Вчера вам хватило такта отметить мое просвещенное отношение к жизни. Хорошо, если бы вы могли проявить такое же. Вместо этого вы ведете себя так, как свойственно вашему полу, вы рады, когда я разжигаю ваши желания, и готовы корить меня за то, что не смогли удовлетворить их.

Голос Николаса обрел стальной оттенок.

– Думаю, я не один страдаю от неудовлетворенного желания.

Они стояли на узкой тропинке, сердито глядя друг на друга. Позади светило неяркое весеннее солнце, на зеленой сочной траве прыгали тени. За короткую паузу Серена остыла столь же быстро, как вышла из себя.

– Вы правы, прошу прощения.

Это простое признание уняло его гнев. Николас поднес ее руку к своим устам:

– Вы великодушнее меня. Я безоговорочно принимаю ваше извинение и в ответ приношу вам свое.

Серена отдернула руку:

– Забудьте об этом. Больше тут не о чем говорить. Давайте вернемся в Холл.

Николас кивнул с недовольным видом и, взяв Серену под руку, повел ее по тропинке к дому.

Мистер Мэтью Стамп прибыл в лондонскую адвокатскую контору господ Актона и Арчера. Его встретил старший партнер мистер Тобайас Актон и провел в уютное помещение, окна которого выходили на оживленную Ломбард-стрит.

Отодвинув в сторону предложенный бокал мадеры и не обращая внимания на любезные расспросы мистера Актона о здоровье миссис Стамп и ее сына мистера Эдвина Стампа, Мэтью откашлялся и сразу перешел к сути вопроса:

– В чем заключается срочное дело, потребовавшее моего присутствия? Хорошо, если бы на то были веские причины.

Тобайас Актон бросил на сидевшего напротив человека оценивающий проницательный взгляд юриста. Его клиент был высокого роста и сухощавого телосложения. Выцветшие голубые глаза над аристократическим носом Стампов недовольно уставились на него, однако в целом черты его лица не впечатляли и придавали ему скорее вид зайца, за которым идет погоня. Мэтью довольствовался простой одеждой сельского сквайра, которым он был большую часть двадцати лет, прожитых на гемпширских владениях своего брата. Под его умелым управлением земли графа Веспианского находились в отличном состоянии. Мэтью занимался этими землями столь же ревностно, как он поступил бы, если бы они принадлежали ему самому. «На самом деле, – подумал Тобайас Актон, – он занимается ими так давно, что считает своей собственностью».

А сейчас они действительно стали его собственностью. Адвокат напустил такое выражение лица, будто готовился сообщить плохие новости:

– Мистер Стамп, боюсь, что до нас дошли весьма скверные известия. Должен с прискорбием сообщить, что ваш брат Филипп скончался. Кажется, он умер несколько месяцев назад от ран, которые получил, когда его хотели ограбить. Сэр, пожалуйста, примите мои глубочайшие соболезнования. Правильнее было бы обратиться к вам как к лорду Веспиану.

Наконец-то! Мэтью с трудом сдержал улыбку, которая уже стала намечаться в уголках его тонких губ. Тщательно скрывая свое удовлетворение, он печально покачал головой:

– Кончину моего дорогого брата не назовешь трагедией, если принять во внимание его образ жизни, но все же это удар. Я позабочусь о соответствующих извещениях и тому подобном, но главное – оформить законный перевод имения на мое имя. Насколько я понимаю, свое завещание он оставил у вас?

Тобайас Актон нервно заерзал в кресле.

– Ну, милорд, что касается этого вопроса, должен заметить, что все обстоит не столь просто. Лорд Веспиан, то есть ваш брат, не оставил нам никаких бумаг личного характера. Как опекуны, мы имеем право принимать меры к той части имения, которое ограничено в порядке наследования, что же касается другой части, которая, как вы знаете, весьма обширна, то мы располагаем лишь вот этим.

Он торжественно вручил Мэтью запечатанный пакет.

– Нам было велено передать вам это прямо в руки на тот печальный случай, если его светлость умрет.

Мэтью взял пакет с каменным выражением лица, не выдавая ни одним жестом, какой гнев бушует у него внутри из-за этого каприза брата. Сломав печать, он читал содержимое в бессильном гневе.

– Похоже, мистер Актон, я получил в наследство скорее племянницу, нежели состояние. Мой дорогой брат посмертно сообщил, что не только был женат, но произвел на свет дочь, которая является его законной наследницей. Завещание, подтверждающее это, было отдано Филиппом на хранение человеку по имени Ник Литтон, который, насколько мне известно, уже десять лет как умер. Можно лишь предположить, что моя племянница… – он умолк и стал изучать письмо, – леди Серена заявит о своем праве, как только получит эти документы от его сына.

Брови Тобайаса чуть приподнялись.

– Лорд Веспиан, это весьма неожиданный поворот. Можно узнать, как вы собираетесь поступить… в этой щекотливой ситуации?

– Актон, это вопрос, на который я в настоящий момент не в состоянии дать ответ.

Следующим утром Хью принял от Серены шляпку и шубку и сообщил, что хозяин ждет ее в библиотеке, расположенной в дальнем конце особняка. Серена открыла дверь и вошла в стильно обставленную комнату с высокими окнами, выходившими на большую террасу. Книжные шкафы были сделаны из красного дерева, а не из дуба, как большой стол, за которым сидел Николас, и остальная мебель в доме. Стены и потолок были выкрашены в мягкий кремовый цвет. Занавеси были матового золотистого оттенка.

– Какая прелесть, – обрадовалась Серена, – и полная неожиданность для меня!

Николас встал из-за стола и пожал ей руку, как уже привык приветствовать ее.

– Точно так я мог бы описать и вас.