Глава 21

Итак, пока большинство людей скооперировано на месте Анниной смерти, внимание камер будет обращено именно к ним, а остальные будут пребывать в спящем режиме (как, кстати, телевизионщики в итоге выкрутятся? скажут зрителям, что это был розыгрыш?). Я спокойно смогу снять нужную мне камеру и достать флешку.

Как выяснилось, «спокойно» оказалось неверным словом. Я выбрала самую ближнюю камеру к тому месту, где впервые обнаружила огромные следы лап рептилии, и принялась на нее карабкаться. Не к добру будет помянут, но все испытания, через которые я прошла по вине Кожухова, принесли ощутимые плоды в виде полезного набора навыков, с помощью которых препятствие я преодолела быстро. Зато уже наверху пришлось изрядно повозиться. Боясь каждую секунду, что красная лампочка прямого эфира загорится, и вследствие этого стараясь максимально отдаляться от глазка камеры, я делала всяческие движение пальцами одной руки, в результате которых планировалось, что карта выпадет мне прямо в ладонь (другой рукой и ногами я тем временем цеплялась за ствол дерева). Но не тут-то было. Только когда я умудрилась держаться за пальму одними ногами (вот кому надо было идти на шоу «Спорт для неспортивных»), тогда обе руки сумели нажать на нужную кнопку, чтобы изъять вещественную улику. Взяв ее в зубы, но осторожно, чтобы не испортить драгоценную микросхему, я медленно спускалась вниз, пока, уже пребывая всего в одном метре от земли, не услышала голос Саныча:

– Катя, что ты делаешь? Не время добывать кокосы, сейчас начнется голосование.

Ответить я не смогла, так как рот был занят миссией. То есть… Ну вы поняли.

Я спрыгнула и обернулась.

– Что это у тебя в зубах? – удивился старик.

Я разжала челюсть, и карта памяти упала мне в ладонь.

– Сан Саныч, можно вас попросить об услуге?

– Конечно, – немного растерянно отозвался он.

– Во-первых, я прошу не задавать вопросов, во-вторых, я прошу вас переключить на себя внимание одной из камер в тот момент, когда все люди, находящиеся на месте смерти Анны разбредутся ставить ширмы под голосование.

– Но… но камеры и так переключатся на тех, кто будет делать комнату для голосований. Или ты как раз этого не хочешь?

– Дело в том, что в процессе работы люди не сосредоточены в одном месте. Пока одни пойдут к вертолету за ширмами, другие уйдут за лопухами, третьи – за бамбуковым ковром, четвертые займутся столом и черным ящиком…

– Я понял тебя. А ты где будешь?

Я глубоко вздохнула и спросила себя, а верю ли я этому человеку. Вопрос о доверии постоянно встает в нашей повседневной жизни. Перед тем, как пошушукаться с сотрудниками на работе, вы должны быть уверены, что эти люди не расскажут начальнику или другому человеку, о котором вы говорили, что они от вас услышали. Доверяя подруге тайну, вы должны быть уверены, что она не расскажет вашим родителям… И так далее. Но как часто люди доверяют другому свою жизнь? Наверное, это неотъемлемый элемент дайвинга и альпинизма, но ты доверяешь человеку физически, а не психологически. Ты знаешь, что в определенный момент у него должно хватить умения и сил вытащить тебя на поверхность. А психологически… Это значит, что человек, которому ты доверился, должен побороть в себе гадливую гомосапиенсовскую привычку молоть языком, лишь бы привлечь к себе внимание и повыситься в собственных глазах, и сохранить твою тайну, даже если она самая необычная на свете.

Я знала, что дед не из болтливых и отношения со мной ему важнее, чем внимание и признание другими. Иначе, если Шутник вдруг услышит, чем я тут занимаюсь… Мне не поздоровится. Однако оставалась совсем крохотная, микроскопическая вероятность, что Сан Саныч и есть тот самый…

Ну хватит!

Один раз любимый человек сказал мне, что я подозрительная до паранойи. С тех пор я стремлюсь исправиться.

– Я? Я буду доставать карту памяти из камеры, висящей перед местом смерти Анны.

– ??? – невысказанный вопрос так и застыл где-то посередине между глазами и бровями. Чтобы он там поместился, последние пришлось приподнять.

– Вы же слышали, это часть моей просьбы – не задавать вопросов. Так вы готовы мне помочь?

Думал он всего секунду.

– Да, Катюша, я весь твой.

Мы передислоцировались: я заняла позицию у подножия пальмы, скрывающей в своей ярко-зеленой листве камеру № 7, а Сан Саныч расположился возле камеры № 8, положение которой позволяло нам видеть друг друга, хоть и на некотором расстоянии.

Он показал мне крест из двух указательных пальцев, это значит, что его камера тоже не работает. Значит, кто-то сейчас тащит ширмы мимо одной из камер на пляже, внимание переключено на них. Пока это происходит, нужно успеть предпринять хоть одну попытку.

Я плюнула на ладони и ловко прыгнула на ствол. Благодаря стараниям Олега Владимировича у меня это получалось уже без напряга, я на них собаку съела, на пальмах этих.

Пока я приближалась к верхушке, на пляже что-то произошло, видимо, люди просто разошлись в разные стороны, либо удалились от камеры, короче, задрав голову кверху, я обнаружила красную лампочку.

– Блин…

Повернулась корпусом к другу Санычу, насколько это было возможно исходя из моего висячего положения, и молниеносно показала ему знак «ok» большим и указательным пальцами, что говорило: моя камера заработала. Молниеносно – потому что нужно было срочно возвращать правую руку на пальму, иначе можно и дрепнуться.

Одновременно этот знак являлся призывом к действиям, поэтому Сан Саныч приблизился к пальме и начал прыгать, я же, напротив, замерла, пригнув голову как можно ближе к стволу. Как только лампочка потухла, я полезла дальше. Очень медленно переставляла я руки и ноги и отчего-то старалась реже дышать, как будто камера могла зафиксировать изменение соотношения углекислого газа и кислорода в пользу первого. Или могла? Дышать после этой мысли и вовсе расхотелось.

Я не смотрела больше на деда, но его громкое пыхтение, бодро разлетающееся по округе, утверждало, что он старается на славу. Однако этого подлым камерам было недостаточно и, когда я уже поднялась так высоко, что могла дотянуться до нее рукой, неожиданно загорелась красная лампочка.

– Черт! – вспомнила я нечистого, гнев кипел во мне со страшной силой, хотелось ударить по пальме кувалдой. Ее счастье, что у меня ее с собой не было.

С превеликим усилием я начала движения вокруг пальмы, но вскоре поняла, что развернуться в другую от глазка камеры сторону, увы, не удастся. Слишком велика вероятность моего красивого и быстрого падения. Так как я уже прошла на себе, что это такое, и особого удовольствие мне сие мероприятие не доставило, повторять подвиг как-то не улыбалось.

Зато небольшой сдвиг вокруг ствола, который все-таки получилось совершить, помог мне лучше видеть моего дорогого пожилого друга. Ввиду того что держалась я уже из последних сил, знаки пришлось подавать не пальцами, а языком:

– Больше движений! – крикнула я ему, уже не заботясь о том, что вся страна сейчас слышит мой гадкий, надрывистый голос.

Остров, оказывается, тоже не был глухим, оттого прекрасно расслышал ор и двинул в мою сторону некоторых представителей своей фауны – хищную Любовь Поликарповну и косолапого Вована.

Увидев их через пару минут, вышедших откуда-то из зарослей с огромными лопухами в руках, я выдала уже более непристойное словцо, нежели до этого, и не стану его здесь повторять.

Саныч, однако, их еще не видел, а потому продолжал отплясывать на все лады. Он уже приналадил пальмовый лист вокруг талии наподобие аборигенской юбки, полагая, очевидно, что стильная камера обязана разбираться в нынешней моде и всенепременно оценит его навыки искусно одеваться на острове, отблагодарив допуском до прямого эфира, но как будто бы немного сомневаясь в собственных предположениях, он все-таки еще и пританцовывал ламбаду, крутясь на одном месте, дабы камера, окончательно влюбившись в деда, как завороженная, следила только за ним и позабыла про меня.

Честно говоря, если бы она так поступила, я б ее поняла всецело: не смотреть на семидесятилетнего старика, напялившего поверх закатанных брюк пальмовый лист, расстегнувшего до середины груди рубашку, машущего руками, крутящегося и танцующего ламбаду одновременно, да еще и подпевающего самому себе, чтобы не забыть мотив, – было невозможно. Даже я не могла оторваться от эдакого зрелища и открыла рот, это – я имею в виду временную немоту – дало мне возможность остаться для новоприбывших незамеченной.

– Вов, ты только посмотри на него! – всплеснула руками Поликарповна-хищница. – Звезда эфира, блин!

Ее приятель дремуче гыгыкнул, еще более уподобившись медведю.

Дед вздрогнул, словно получив пощечину, и обернулся к ним.

– Что это вы здесь делаете? – спросил срывающимся на писк голосом.

– Мы-то? Это ты что делаешь, пока мы трудимся во благо нашего племени?

Здесь Санычу удалось побороть смущение и собраться с мыслями. Ответил:

– Это помощь в организации фальшивого голосования с целью сокрытия чудовищного преступления ты называешь трудиться во благо племени?

– Ой, ну не надо патетики! Ты-то что тут вытворяешь?

Эта фраза помогла деду окончательно собраться и, вспомнив о возложенном на него задании, придумать новый способ завоевания симпатии надзирательницы камеры: он схватил в охапку Любу и принялся выплясывать уже с ней на пару. Поликарповна пищала и отбивалась, сперва сильно, затем уже скорее для проформы, что и говорить, мужчины давненько не таскали ее на танцпол. А молодость вспомнить ой как хотелось!

Вован «проформы» не понял и кинулся выручать старшую подружку.

Это все мне было на руку. Уже трое людей перед объективом совершали дикие, обезьяноподобные движения, и я со спокойной душой полезла во внутренности моей камеры. Покопавшись, извлекла нужный предмет, и через каких-то полминуты после этого, когда я уже робко начала передвигаться по направлению к земле, появился жутко деятельный дядька, весьма похожий своей сверхактивностью на Фокса, но сильно отличавшийся от него же по внешнему виду (никаких аляповатых цветов, строгий черный костюм с галстуком), и заорал на них, чтобы немедленно прибыли на место голосования, так как время – деньги, и они уже замучились ждать.

– Ох уж эти спонсоры, – сказала я карте памяти и, дождавшись, когда все четверо отчалят вперед на безопасное расстояние, в быстром темпе продолжила спуск.

Что и говорить, прибыла я на голосование последней. Ведущий жутко ругался, но я махнула на него рукой, переняв его же привычку общения, а языком молоть не хотелось, так что Фокса не удостоила даже словесным ответом, в котором он, впрочем, не сильно нуждался. Выпустив пар, начал:

– Вступление мы возьмем из предыдущего голосования и то, и как вы выходите к Черному Чану, а конец… Вы уверены, что вы так и сидели в прошлый раз? – прервал он сам себя. Уверены мы не были, потому забегали, как муравьи по муравейнику, пытаясь определиться с правильным местом. Наконец расселись. Двух человек все равно не хватало, так что как справляться будут операторы, я не знаю. Хотя они могут брать в кадр по двое или трое из тех, кто сидит сейчас так же, как и на том голосовании. – Вот, а конец голосования мы переснимем. Те, кто помогал с бумажками: все сделали, как я велел?

– Да, – пискнули Анька и Денис.

– Отлично, итак… Мотор!

Ведущий стукнул в гонг и провозгласил:

– А сейчас я оглашу результаты! – Если мне не изменяет память, это были те же слова, что и в прошлый раз. Очевидно, я несколько преувеличила ораторское мастерство Попугая, он даже не смог придумать ничего новенького. А может, это был особый ритуал слов, поди разбери. – Уважаемые участники шоу! Сейчас мы наконец-то узнаем, кто первым покинет наш проект, так и не вкусив всех прелестей жизни на этом замечательном острове в рамках этого чудесного – спасибо спонсорам! – проекта. А спонсировали, кстати сказать… – Далее шло перечисление организаций и частных лиц. – Что ж, пришло время для подсчета голосов. – Он начал разворачивать листки с именами. – Анна Темникова, Анна Темникова, Анна Темникова, Темникова, Темникова, Темникова, Темникова, Олег Кожухов, Темникова и десятый голос… Олег Кожухов. – У Фокса вытянулось лицо. Он показал знак операторам выключить камеру. – Это что такое?! Я просил только одну бумажку с другим именем! Зачем положили две?

Кощей Дохлый завопил:

– Я не клал!

Ведущий зыркнул на Аньку, она потупилась и выдала:

– Так голосование больше похоже на натуральное!

Вместо того чтобы обозлиться еще больше, ведущий хихикнул:

– А девочка соображает! Ну ладно, вернемся к шоу.

После знака камеры включились.

– Что ж, подводим итоги. Два голоса против Олега Кожухова, – надо же, как и в тот раз, подумала я, – и восемь против Анны Темниковой. Что ж, уважаемая Анна, для вас этот проект закончен. Вознаграждение в размере двухсот пятидесяти долларов США за пребывание на острове в течение пяти дней будет перечислено сегодня же на ваш счет в банке. Если вы хотите сказать что-то на прощание… то придется придержать это при себе, потому как у нас проект о выживании на необитаемом острове, а не ток-шоу Малахова! Здесь не дают высказываться! Вы покинули проект, всё, вас нет уже, так что никаких заявлений! Ха-ха! – на оптимистической ноте гогота ведущего операторы получили добро выключить камеры, направленные в момент монолога только на мистера Фокса (по понятным причинам на объект высказывания они направить уже не могли). – Ну как? – обратился он к ним.

– Из той съемки, – ответил напарник Муравьева-Тараканова, – можно будет взять ее лицо крупным планом и засандалить сюда. Так что, думаю, все получится.

Возник суровый голос из проема ширмы:

– Думаешь или уверен?

«Что за страшные и злые люди эти продюсеры», – подумалось мне, а оператор даже затрясся с испуга и произнес неуверенно:

– Ув-верен.

Открыл рот, желая добавить «кажется» или что-то вроде того, но разумно придержал при себе.

Серьезный дядя – не тот, что гнал Саныча и остальных на голосование, а другой, в светлом костюме – самодовольно хмыкнул.

– Ну и отличненько! – потер ладони радостный Фокс. Именно что «радостный»! Это очень резало и ухо, и глаз, так как на острове умер человек, а они все делают вид, будто испортилась пленка и только поэтому все переснимается сейчас. А после новой съемки проблема устранена, можно жить дальше! Бред.

Куда меня заслал Григорий Николаевич? Прав был Борис, а я, как всегда, не слушалась… Здесь играют чужими жизнями как хотят. И моей будут… Если потребуется.

От этих мыслей стало страшно, и волна мурашек пробежала по спине и ногам.

– А что вы сидите? – воззвал к нам ведущий. – Шоу закончено, идите отдыхайте, вы сегодня славно поработали. Комнату мы сами распакуем и погрузим.

– Подождите, мы одного не понимаем, – начал Виктор, переглянувшись со всеми и получив молчаливое согласие. – После первого голосования должны были работать камеры прямого включения. В эфир уже поступили кадры того, как Анна здесь ходила, а возможно, и того, как она умерла. Мы же сами кричали в них об этом! – Все племя закивало.

Ведущего этот вопрос заставил посерьезнеть и даже взгрустнуть. Как будто была какая-то тайна, о которой он не хотел говорить.

– Дело в том… – начал он, но не закончил. Просто посмотрел на продюсера, давая тому слово.

– Дело в том, что прямого включения не было.

– Как?!

Мы все воззрились на незнакомого молодого человека, решившего рассказать нам правду. Стряхнув со светлого пиджака незримые пылинки, он продолжил индифферентным тоном:

– Действительно, пару часов в сутки камеры работали в фоновом режиме, но это были репетиции. Мы же не можем сразу выставить на центральный канал сами не знаем что! Нужно было проверить, как это смотрится все, как работает. Так что радуйтесь, ваших постных рож пока еще никто, кроме нас, не видел.

Закончив фразу, мужчина повернулся и ушел.

Я глянула на деда, а он – на меня. «Звезда эфира». Это все было зря! Но, может, и не зря. Вдруг кто-то из «шишек» все-таки следил за нашими передвижениями, и ему бы не понравились мои игры в хирурга для камер.

– Слушайте, – влез Попугай, – я все понимаю, понимаю, как вам тяжело, вы лишились члена своей команды, причем таким ужасным образом… Сегодня вечером мы привезем вам провизию! Отдохнете как следует. И не только еду, можете заказывать прямо сейчас, что еще добавить. Шампуни? Мыло? Одежду, полотенца? Косметику? DVD-проигрыватель с дисками, работающий от аккумулятора? Все что угодно!

– А безопасность нашу вы можете включить в пакет услуг? – снова высказался разозленный Витя. – Это существо, убившее Анну, сперва полакомится вашей провизией, затем примется за нас.

– Послушайте, я сам не знаю, что произошло! Мы передадим информацию важным людям, они окажут помощь. Вместе с нами вечером прилетят специалисты, они обследуют территорию и при малейших признаках опасности вас депортируют с острова! Это я гарантирую. Ну потерпите еще немного.

– Посиди тут с нами, – взорвалась Люба, перейдя с ведущим на «ты», – ожидая нападения в любую минуту и не поспи ночами от этого, и посмотрим, как ты заговоришь! – Она вскочила. – На это мы не подписывались! Мы подписывались на шоу с ограничениями в еде и выбываниями каждые пять дней по одному человеку! Всё!!! А не на смерть!!!

Остальные тоже вскочили и принялись орать, подбадривая лидера – Любу. Конечно, лидера не в общем понимании, а лидера в затеивании ссор.

Я, как всегда, воспользовалась случаем и подошла тихонько к Сергею. Быстрым движением вынула из кармана шорт две карты памяти и передала ему.

– Отдай Борису.

– Понял. Удалось, значит?

Мы говорили шепотом, наклоняясь друг к другу, чтобы расслышать.

– Ага. Это ж я!

– Молодчина.

– Ну как там Юлька?

– На лошадях сегодня каталась.

– Да? И не побоялась? Не узнаю свою подругу. Ей явно шоу на пользу идет. Не то что мне…

– Я так понял, что вроде ей не досталось коня для репетиции. Но для промежуточной серии я ее снял. Так что в седле она опробовалась.

– Как у нее тренер?

– Ты знаешь, на мой взгляд не очень. Орал там на всех, чуть что – за нож хватается! Ну знаешь их – люди гор. Такие вспыльчивые. Но ей почему-то нравится.

– Рада, что они поладили.

– Прикинь, он ее персиком называет! – совсем уж разоткровенничался Серега.