ИЛЬЯ. Но разве вы никогда не задумывались над этим? Любое открытие, прежде чем оно сформируется органически, должно созреть в общефилософской форме. Случайных открытий не бывает, может быть только случай… (Встаёт и ходит.) Вот мне и приходит в голову мысль, что учёный проникает в тайны Природы, будучи уже готовым к этому открытию, и высшее счастье удовлетворения он испытывает именно в этот момент, в момент озарения, а не тогда, когда его мысли формулами ложатся на листы бумаги…

БРИЛЬ. Твой чай уже остыл.

ИЛЬЯ. Хорошо, я выпью его залпом.

БРИЛЬ. Видишь ли, важен факт результата твоего труда. Как ты смог к этому прийти, интересует историков, а современникам нужен продукт твоего труда, и он должен иметь прикладное значение. Зачем идеи, в которых…

ИЛЬЯ. Для будущего.

БРИЛЬ. Будущее живёт настоящим.

ИЛЬЯ. А настоящее живёт будущим.

БРИЛЬ. Логика парадоксальная.

ИЛЬЯ. «И гений парадоксов друг».

БРИЛЬ. Из нас двои каждый по-своему прав. И вот поэтому я верю только одному – своему желанию думать и работать, работать и думать. Зачем это, для чего? Трудно объяснить. Легко было объяснять, когда я начинал, но сейчас у меня точное представление всех моих трудностей и, видимо, неточное представление трудностей других. Но знание конкретных взаимосвязей в определенной области деятельности позволяет создать общее представление и целостность взаимосвязей разного рода человеческого труда.

ИЛЬЯ. Вы хотите сказать, праведник разнолик, а порок схож?

БРИЛЬ. Не только…

Короткая пауза.

Вот я и говорю о прикладном значении науки. Где, как не в медицине, мы обращаем всё для человека, для его телесного и духовного здоровья. Но если бы мы были всесильны…

Кишеневский садится на рабочий стол.

(Начинает ходить.) Да, как далеки мы ещё от этого. В прошлом году, в конце года, подошёл ко мне студент четвёртого курса. Ты, вероятно, его знал, его фамилия…

ИЛЬЯ. Полькин?

БРИЛЬ. Да, Полькин. Я вёл семинары в параллельной группе, и мы проходили тему: «Заболевание белой крови». В этот день я вёл две группы сразу, одновременно, и с начала занятия раздал каждому анализы развёрнутой картины крови и каждому задание – поставить диагноз… (Задумывается.) Так вот… дальше это и случилось. Он подошёл ко мне, протянул анализы, где, как по его словам, он затруднялся поставить диагноз, и я, не задумываясь, обратил его внимание на характерные признаки, которые не могли заставить хоть чуть-чуть сомневаться… Тут же выясняется, что это анализы его, и он, в сущности, сам себе поставил диагноз. Потом уже было поздно и глупо говорить о возможности лейкемоидной реакции, если до этого я их учил так, как правильно ставить диагнозы, а не как утешать больных. Ты спросишь, почему он подошёл ко мне? Может быть, он хотел услышать, к примеру, нет ли такой спасительной таблетки у меня, которую ему необходимо принять. Нет… нет у меня этой таблетки. И всё-таки, тогда я не чувствовал своей вины, хотя меня никто и ни в чём не обвинял, он не кончил жизнь самоубийством, не закатил истерику, я настоял на его госпитализации в клинику гематологии, но пользы в этом не было никакой, развели руками – острый лейкоз, злокачественная форма.

Пауза.

ИЛЬЯ (скорбно). Его хоронили всем классом.

БРИЛЬ (останавливается). Он был твоим одноклассником?

ИЛЬЯ. Два последних года мы учились в одном классе и в один год поступили в институт. Правда, разные факультеты: он – педиатрический, я – лечебный. (Спрыгивает со стола.) Последний раз мы встретились на экзамене по оперативной хирургии, и я слышал, как он отвечал. Тогда он уже знал о своей болезни, но на нём не было ни малейшего признака обреченности. И когда ему стали ставить оценку «хорошо», он попросил ещё один билет и ответил на «отлично».

Короткая пауза.

БРИЛЬ (смотрит на часы). Так, ну мне пора. (Идёт к вешалке.)

Звонит телефон.

(Снимает трубку.) Бриль, слушаю вас… (Кишеневскому.) Ну, ты счастливчик, третий раз, и снова тебя.

ИЛЬЯ (берёт трубку). Кишеневский к вашим услугам… Снова вы? Я догадался.

Бриль одевается, надевает плащ, шляпу, берёт в руки «дипломат».

Как пройти? А где вы? Внизу? И вас не пропускает вахтёр? Потому что вы забыли моё предупреждение… Хорошо… Подождите… (Вешает трубку.)

БРИЛЬ (направляется к выходу). Буду нужен, звони.

ИЛЬЯ. Игорь Ефимович, сделайте одолжение…

БРИЛЬ. Нет уж, уволь… Что ты хочешь, чтобы я её пригласил в кино?

ИЛЬЯ. Нет, попросите, чтобы её пропустили. Но объясните, что я очень занят, и если это её успокоит, я хотел бы сегодня заняться делом.

ГРИЛЬ. Рассчитываешь на благоразумие женщины?

ИЛЬЯ. На что ещё можно рассчитывать в этом положении.

БРИЛЬ (у выхода). Имей в виду, кроликов больше нет, и для нового эксперимента нужно будет покупать их на рынке.

ИЛЬЯ. Даже сын миллионера не позволил бы себе такую роскошь.

БРИЛЬ. В этом твои плюсы перед сыном миллионера.

ИЛЬЯ. Лучше иметь его минусы.

БРИЛЬ. До завтра. (Уходит.)

Кишеневский идёт к книжному шкафу и взбирается на лестницу. Он открывает книгу и листает её. Он полностью занят своим делом. Стук в дверь… Кишеневский не реагирует. Стук повторяется, и дверь в этот момент открывается. Входит молодая статная женщина. В руке она держит зонтик, на плече женская сумочка. На ней чёрный кожаный плащ, узконосые чёрные полусапожки и кожаная, тоже чёрная пилотка. Из-под пилотки – русые волосы, хотя естественнее её было бы видеть блондинкой. Прямые черты лица, большие глаза – в том, что она привлекательная, двух мнений быть не может, – она актриса, и это, безусловно, помогает ей держаться в обществе, особенно мужчин, свободно, но с достоинством. Её имя многие знают из афиш, где можно прочесть: «Арию Кармен исполняет Народная артистка СССР Ольга Бардова».

БАРДОВА. Так вы позволите, наконец, мне сегодня войти сюда?

ИЛЬЯ (замечает её). Вы не успели войти, но вам уже мало стало того, что вы вошли.

БАРДОВА. Это так вам показалось сверху.

ИЛЬЯ. Сверху, говорят, видней.

БАРДОВА. Да? Но кто вам это мог сказать? На самом верху, говорят, только Всевышний.

ИЛЬЯ. И вам тоже «говорят»?

Бардова мило и непринуждённо рассмеялась.

Чем могу служить? И чем я обязан такому, скажем, визиту?

БАРДОВА. Могу ли я видеть Кишеневского?

ИЛЬЯ. Смотрите…

БАРДОВА. Но…

ИЛЬЯ. Но я же предупреждал вас – не красавец, далеко даже не красавец.

БАРДОВА. Но нет, почему же…

ИЛЬЯ. Умён, как сто чертей, но видно это не сразу, так что не пытайтесь прищуривать глаза…

БАРДОВА. У вас здесь слабый свет, я не привыкла к такому.

Звонит телефон.

ИЛЬЯ. Возьмите трубку и скажите, что меня нет.

Бардова берёт трубку, слушает, и тут же кладёт её обратно.

Что они сказали?

БАРДОВА. Они сказали: «Илья, кролик сдох».

Кишеневский меняется в лице. Это известие доставляет ему душевную боль…

Ну что, вы так и будете продолжать сидеть на своём небесном троне, или спуститесь на землю?

ИЛЬЯ. Так, по-вашему, я сейчас на небе? Если бы так легко было подниматься к нашему Всевышнему, я бы уже давно занял его кресло. (Пытается слезать с лестницы.) Но день подходит к концу, и пора взглянуть, чем занимаются грешники в моё отсутствие. (Срывается и падает.)

БАРДОВА (участливо). Вы живы?

ИЛЬЯ (поднимается). Ещё не знаю.

БАРДОВА. Вот видите, как это вам вскружило голову.

Кишеневский подходит к ней и представляется.

ИЛЬЯ. Имею честь представиться – Илья Кишеневский.

БАРДОВА (в тон ему). Имею честь знать вас (протягивает руку для поцелуя) — Бардова Ольга Николаевна.

Кишеневский целует ей руку.

ИЛЬЯ. Ну, знать меня не настолько большая честь.

БАРДОВА. Но я вас представляла очень древним старичком и обязательно профессором.

ИЛЬЯ. Тем и другим я обязательно буду, с вашей лёгкой руки.

БАРДОВА. Дай вам бог.

ИЛЬЯ. Бог, надеюсь, услышит ваши слова. Итак, чем, всё-таки, я могу быть вам полезен?

Бардова не находит, что сказать, но нисколько этим не смущена, а, напротив, даже этим молчанием умеет показать своё достоинство. С иронией глядит Кишеневскому в глаза, и взгляд её говорит, что она полна восхищения… Кишеневский, которому не свойственно смущение, сдаётся перед её взглядом красивых глаз, предлагает гостье пройти и сесть в кресло.

Прошу…

Бардова справа от себя вешает на оленьи рога, прибитые на стену, сумочку и хочет куда-нибудь положить зонтик. Кишеневский опережает её…

Разрешите?.. (Берёт у неё зонтик и вешает на крючок рядом с телефоном.) Не возражаете?

БАРДОВА. Нет, я очень рада, что вы нашли для него такое «удобное место».

ИЛЬЯ. Ради вас это было не трудно.

Она быстро расстёгивает плащ, и Кишеневский, как джентльмен, помогает ей освободиться от плаща и головного убора – и всё это вешает на оленьи рога. Бардова предстаёт перед нами в вязанном шерстяном платье цвета беж, которое ей очень идёт и её женственность от этого только выигрывает.

Проходите, садитесь.

БАРДОВА. Вы разумно поступаете. (Проходит к круглому столу.)

Кишеневский поспешно убирает со стола чашки, печенье, чайник – пытается навести порядок.

ИЛЬЯ (из правого угла, куда он относит всё со стола