Пока я восхищенно таращилась, застыв возле ряда отполированных временем мраморных ступеней, на меня налетел какой-то парень, извинился и побрел прочь. Плечи опущены, взгляд направлен на носки черных, начищенных до блеска сапог, руки в карманах брюк. Он, как и я, был в темно-синей парадной форме, общей для военных, охраны и полиции, но из-за темных длинных волос, разметавшихся по спине и плечам, разглядеть нашивку со званием и местом службы не удавалось. Кажется, там был меч на зеленом фоне, а может, секира. Сложно сказать.

Что-то в этом парне мне не понравилось, зацепило, заставило проводить взглядом. Было какое-то несоответствие в походке и движениях, но я махнула рукой на привычку всюду искать загадки – не время, и начала торопливо подниматься по ступенькам входа в учреждение.

Отдел жалоб и разбирательств располагался на третьем этаже левого крыла. Светловолосая, ясноокая секретарша вежливо улыбнулась и попросила подождать – высокое начальство дюже занято. Скоротать время ожидания предлагалось на низкой лавочке, расположенной справа от входа. Чем таким важным был занят глава отдела, я поняла уже спустя пару минут – проигнорировать аромат кофе и взрывы хохота, доносящиеся из-за плотно закрытых дверей красного дерева, не смог бы никто.

Все это время секретарша с серьезным видом перекладывала бумаги, имитируя работу, исподтишка читая спрятанную под столом книгу. И что-то подсказывало – на ее коленях не поправки в рабочий устав, а потертый томик любовного романа.

«Кофепитие» продолжалось около часа. Все это время я кусала губы, обливалась потом и вся внутренне дрожала, но это ведь свойственно каждому человеку – переживать из-за будущего. Особенно если боишься, что мечты могут и не сбыться.

Дверь из красного дерева, которую я так старательно сверлила взглядом, распахнулась в тот момент, когда я, окончательно упарившись, выкручивала левую руку, стараясь стащить с себя китель. Тот, ну вот как специально, застрял, зацепившись за пуговку на рукаве рубашки. Пока выпутывалась из одежки, кабинет покинули двое импозантных мужчин в черных костюмах, а затем в приемной показался невысокий суховатого вида мужчина.

– Эммочка, я уехал, – бросил он секретарше и был таков.

Запоздало сообразив, что нужный мне чиновник отчаливает восвояси, я поспешно вскочила, подхватила папку с документами и бросилась следом, кинув задержавший меня китель на лавку.

Не знаю, был ли мужчина магом, но перемещался он с запредельной скоростью. За секунду он успел преодолеть длинный коридор и уже начал спускаться по лестнице.

– Мистер Нэрвил!

Мужчина притормозил и обернулся, с удивлением рассматривая меня, и в этот момент пол под ногами ощутимо вздрогнул, послышался низкий, нарастающий гул, и здание затрясло в агонии землетрясения.

В академии нашему потоку читали курс выживания в экстремальных ситуациях. Курс был экспериментальным, значился факультативом, да к тому же вел его еще зеленый аспирант, по прозвищу Доцент. Практически вся наша группа забивала на дополнительный предмет, предпочитая заниматься куда более важными вещами – гулять, общаться, клянчить зачеты и валять дурака.

Я была ничем не лучше остальных и прогуливала пары «экстремалки», коротая время в любимой кафешке. Каково же было мое удивление, когда в середине семестра я вдруг осознала, что наш преподаватель поддался пагубному влиянию своих студентов и тоже отлынивал от занятий.

После обоюдного смущения Доцент подсел за мой столик, и мы разговорились. Я с удовольствием послушала про то, как он, будучи студентом, прикалывался над профессорами, потом поделилась собственными историями из студенческой жизни. От кофе с десертом мы перешли к имбирному пиву с солеными орешками, а затем скрепили дружбу «Слезой дракона», напитком с таким высоким градусом алкоголя, что уже после первой стопки мне захотелось выдохнуть пламя и зарыдать.

Потом были долгие проводы меня до общежития, не менее долгое прощание на пороге моей комнаты и грустный вопрос:

– Что же я делаю не так?

– Понимаешь, Доцент, – влезла я с инициативой, – все дело в том, что только умные учатся в теории, всем остальным необходима практика! Причем большинству не хватает одной попытки, чтобы понять все раз и навсегда.

Преподаватель внимательно выслушал мою пьяную мысль, согласно икнул и пошел домой отсыпаться. Утром я очухалась с таким жутким похмельем, что поплелась к соседу по секции Владу, с которым была в жестких контрах, и попросила себя прибить, чтоб не мучиться. Всегда заносчивый, несносный парень выслушал мои стенания, сочувственно похлопал по плечу и предложил трехлитровую банку с рассолом. Я едва не прослезилась от счастья.

Но оказалось, что у братания с аспирантом были и другим последствия. Через неделю нашу группу вывезли на полигон и преподали практический курс выживания в экстремальных условиях. Мы бегали внутри горящего здания, тонули в болоте, злобно матерясь, улепетывали от голодной стаи шакалов, мужественно отбивались от обезьянок-умертвий и тихо проклинали чрезвычайно находчивого аспиранта.

Землетрясение он нам тоже пару раз организовал, правда, там еще попутно было извержение вулкана, но, главное, я уже обзавелась определенными рефлексами, и, пока мозг растерянно вспоминал, когда в Баренхолле была зафиксирована последняя сейсмическая активность, тело успело откатиться к внешней стене, заныкаться под широкий подоконник и сгруппироваться в позу младенца.

Вокруг громыхало, трясло и гремело. Многовековое здание кряхтело и стонало от боли, медленно, но непреклонно прощаясь с прошлым величием. По стенам бежали паутинки трещин, рушились балки перекрытий, осыпались выбитые стекла, летела, забиваясь в рот и нос, горькая пыль. Сквозь этот грохот изредка пробивались крики людей.

Тишина пришла внезапно и почему-то испугала еще сильнее, чем недавняя встряска.

Я еще какое-то время полежала в своем укрытии, но инстинкт самосохранения советовал, нет, настойчиво пинал и орал как резаный, чтобы я убиралась отсюда как можно скорее.

Оценив собственное состояние – царапина на бедре, пара синяков от просвистевших мимо осколков камня, поднялась. Пол мелко вибрировал, словно его бил озноб от случившегося, периодически раздавался неприятный скрежет, но в целом стены стояли, а потолок не грозил обвалиться на макушку. Мраморная лестница осела, явив провал аж до первого этажа. Я быстро заглянула вниз, с печалью констатировала, что спуститься не получится, и двинулась по коридору назад.

В приемной, где я провела это утро, кривой буквой «у» громоздились два опрокинутых шкафа с документацией. Часть стены, примыкающая к кабинету главы отдела, обрушилась, на уровне глаз из стороны в сторону раскачивалась на остатках шнура трехрожковая люстра с магическими светильниками. Я протиснулась сквозь покореженную дверь и кинулась к столу в надежде найти там перепуганную секретаршу и… нашла.

Девушка лежала на боку рядом с опрокинутым стулом. Испуганные голубые глаза распахнуты, рот удивленно приоткрыт, а к груди прижата деревянная рамка с фотографией. Привычно опустилась на колено, пощупала пульс – уже не спасти. Захотелось повернуть рамку и узнать, портрет кого женщина прижимала к груди, но вовремя одумалась – для меня это праздное любопытство, но для нее нечто сверхценное.

Встала и кинула взгляд в выбитый прямоугольник окна. Как и предполагала, пострадало не только здание департамента. Два дома напротив… Их просто не было! Камни, остатки колонн, куски сложившейся крыши и облако серой пыли. Да по сравнению с этим наш дрожащий мелкой дрожью департамент – олицетворение устойчивости и нерушимости! Вопрос – надолго ли?

Нервно облизнув искусанные губы, вернулась к столу и начала рыться в поисках информационной панели. Средство связи обнаружилось на полу, среди кипы бумаг, по экрану прошла трещина, но главное – аппарат работал.

– Вы позвонили по горячей линии экстренной службы спасения, – заученной скороговоркой выпалила диспетчер. – Что у вас случилось?

– Меня зовут Беатрис Петрак, в центре города произошло землетрясение…

– Вы ранены?

– Нет, но…

– Оставайтесь на линии, – перебила диспетчер и перевела разговор в режим ожидания.

С недоумением уставилась на панель. Повторила вызов.

– Оставайтесь на линии, – вновь не дослушала диспетчер и обрубила разговор монотонной мелодией.

Я нахмурилась. После случившегося линии диспетчеров должны быть под завязку забиты звонками и сообщениями от пострадавших и просто очевидцев случившегося. Диспетчерам приходится фильтровать звонки, отправляя неинформативных в режим ожидания.

Неинформативной я себя не считала, поэтому припомнила злобную рожу лейтенанта Пэрри, его невероятный напор, уверенность, и повторила вызов.

– Вы позвонили по…

– Представиться по форме! – рявкнула я.

– Диспетчер Кайра Доминос, – опешила девушка.

– Разговор на закрытую линию, – приказала, дождалась щелчка и с напором продолжила: – Я из участка 9–9, нахожусь внутри здания департамента, не пострадала, и при возможности координации моих действий с патрульными на улице могу помочь выбраться другим жертвам землетрясения. Какова ситуация в городе на данный момент?

– Толчок был точечным. Обрушились пять ближайших от вас зданий. Это просто чудо, что департамент устоял.

– Меры по спасению?

– Технику не пропустили из-за вероятности обрушения дороги или повторного толчка. Пять патрулей уже в вашем секторе, пробираются через завалы, но у них приказ не заходить внутрь здания и помогать только тем, кто в зоне видимости.

Мозг лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию, ища наилучшее решение, благо выход из ситуации у меня был, спасибо Доценту с его практическим курсом!

– Кайра, – позвала я, – свяжитесь с патрульными. Попросите всех магов остановиться у внешней стены департамента и приготовить магические сетки. Я оповещу выживших. Те, кто в состоянии передвигаться самостоятельно, будут прыгать из окон. Повторная связь через десять минут, канал оставить открытым и передать позывные всем патрульным этого района.

Отложив тонкий прямоугольник информационной панели, подтянула к себе старенький селектор, обмотанный синей полоской изоленты, в душе радуясь двум вещам: что отчим под номером четыре подрабатывал, чиня сломанную технику, и что имперские чиновники и по сей день пользуются таким вот старьем.

Как работает эта штука, я знала только в теории, но, потыкав по кнопкам, очень быстро сообразила, что к чему, нажала кнопку общей трансляции и заговорила.

– Внимание! – с трудом узнала собственный голос, пронесшийся эхом по зданию. – Говорит сотрудник участка 9–9 Беатрис Петрак. Все, кто способен двигаться, с максимальной осторожностью переместитесь к окнам, выходящим на главную улицу. Если рядом раненые, помогите им сделать то же самое. Спасателям запрещено входить в здание из-за возможности обрушения, поэтому всем желающим пережить эту трагедию придется прыгать из окон в сети патрульных.

Я повторила свое сообщение еще три раза, подхватила информационную панель и пошла к окну, намереваясь подать пример остальным, но тут в селекторе что-то надсадно щелкнуло, и он вновь ожил.

– Эй, девочка! Где ты находишься? – долетел сквозь шипение и треск мужской голос.

Быстро вернувшись к столу, торопливо ответила. Здание начинало дрожать все сильнее, теперь на счету каждая секунда.

– Я из участка 5–9, застрял этажом ниже, общий зал… Сильно ранен, – собеседник говорил с трудом, делая большие паузы между фразами. – Надо перевязать раны…

Я заколебалась, не зная, как поступить.

– Трис, это не твое дело. Не надо геройствовать. Тем более что всех спасти не удастся, да и не оценит никто твоего душевного порыва. Своя жизнь дороже. – И, вопреки проведенному аутотренингу, нажала кнопку связи и коротко ответила: – Спускаюсь.

Действуя как можно быстрее, сорвала с карниза шторы, связала вместе, примерилась – достает моя импровизированная веревка до второго этажа или нет. Не достала. Пришлось тратить драгоценные секунды, пробираться в кабинет главы отдела и брать занавески оттуда.

Привязав конец