Цитаты из книги «Гарпия в Академии»

Так появилось первое правило: твой искренний интерес – как простуда. Стоит лишь погромче «чихнуть», и зараза охватит других. Однажды я принесла Иони картонную коробку с пуговицами. Шимпанзе уже играл с кубиками, но отвлекся и проследил за тем, как я с интересом кручу коробку в руках. Когда я, так и не раскрыв коробки, отдалилась на несколько шагов, Иони бросился и разорвал картон, чтобы поскорее узнать, что гремит внутри. Так я узнала о втором правиле – намекни на тайну, и другие сами начнут искать подробности. Как-то раз малыш пробрался в мою спальню и заинтересовался комодом. Он вынимал из него носки, нижнее белье, топы. Одни вещи вызывали у него равнодушие – он лишь мельком обнюхивал и отбрасывал в сторону, другие будили экспериментатора – Иони накидывал их на шею на манер шарфа или галстука, пока не встречал что-то новое, более предпочтительное. Так пришло третье правило – не все предметы интригуют нас одинаково. Мы были неразлучны, а потом непоседливый и отважный Иони заболел. Даже обессиленный недугом, едва волоча ноги, шимпанзе все же с трудом добирался до стола, за которым я читала. Когда я укладывала его рядом, на свободном стуле, Иони все время не спускал с меня внимательных глаз. Его смерть разбила мне сердце. Задыхаясь от горя, я поклялась придерживаться четвертого правила – никогда не отдавать всю любовь и сердце ученикам.

Как говаривала моя бабушка, лучше шарахнуть заклятием, прислушаться и еще разок шарахнуть, чем светить фонариком и вежливо спрашивать «Хто тут?».

я, извлекая из штанов ремень. Кьяри нахмурился. – Только не говори, что собираешься воспользоваться моей недееспособностью и хорошенечко отшлепать за причиненные неудобства.

Григорович, остервенело пинающий грабли, вздрогнул и обернулся. – Женщина, я тебя боюсь. – И правильно делаешь! – «успокоила» я.

– Стой! – вскочила я следом. – Как говаривала моя бабушка, лучше шарахнуть заклятием, прислушаться и еще разок шарахнуть, чем светить фонариком и вежливо спрашивать «Хто тут?».

– Олаф, если мама научила меня быть культурной, это не значит, что я не дам тебе кулаком в глаз, как научил меня брат, – недовольно шипела Кира, смахивая руку обнаглевшего имперца и двигаясь ближе к боку Ронни.

Может, это и неплохо, что абсолютно все разумные существа забывают полученные уроки. Все победы и поражения. Все плохое и хорошее. Может, это и неплохо, что знания умирают с каждым новым поколением. Что, если культурная амнезия – это знак милосердия? Если бы помнили все, возможно, умерла бы сама Надежда.

– Госпожа гарпия, – проскрежетал Кьяри, словно заклинивший на производстве станок, – настоятельно прошу вас не совершать половых актов в моей голове. – Что? – Не насилуй мой мозг, женщина!!!

Когда-то давно один из моих учителей заметил, что у страдающего человека не остается прямых линий. Потери и горе скрючивают, неудачи заставляют пригибаться к земле, а глаза больше не желают смотреть в небо. Позвоночник такого человека приобретает сходство с удирающей по песку змеей.

– Кофе будешь? Пока недовольный драконище, обманутый в своих самых лучших ожиданиях, бубнил под нос что-то про вредных гарпий, я стянула со стола пухлую папку, перетянутую алой резинкой, проигнорировала штемпель «Высшая степень секретности» и погрузилась в чтение.