2

Моему отцу стоит отдать должное: если он решит кому-то устроить персональный ад, он его устроит по первому классу. С котлами, огненной лавой, шантажом, пытками и адским рёвом вдогонку. Иногда думаю, что его не на военные сборы по молодости забирали, а на экспресс-курс «Сам себе демон». Отец нигде не церемонится.

Дома с ролью младших чертей прекрасно справляются два моих братца, которые вечно орут, ноют, требуют своё, и приходится периодически уклоняться от летящего в твою сторону мяча, стрел или плюшевых злых птичек Angry Birds, зачем я только привёз их в подарок? Думаю, на табличке нашего семейного гнезда надо было написать не номер, а что-нибудь типа «Преисподняя Гринальди. Заходите, поджарим».

Только у Нади, моей мачехи, хватает спокойствия всё это пережить и не свихнуться. То ли у неё фильтры бронебойные, то ли слух плохой. Склоняюсь ко второму, потому что когда отец начинает орать, Надя и ухом не ведёт. И в это воскресенье так же, когда отец завёлся, хоть ничего и не предвещало…

А у меня зла на него не хватало! Ладно я, мне не привыкать. Всю жизнь живу под паровым катком, освоился и даже умудряюсь отбиваться. Но Катю в такое втягивать?! Она же ромашка совсем… На званом ужине у отца сидела, втягивала шею и уши прижимала, как испуганная кошка. Вот куда её в нашу крейзи фэмили без артподготовки и психоанализа?

Я-то думал, всё будет чинно, благородно, знакомство поближе, не как с сотрудницей, а с будущей невесткой. Улыбки, уси-пуси и прочая милота. Но нет же! Очередная коррида.

Честно говоря, мне и в голову прийти не могло, что отец взбеленится против нашей свадьбы. С чего бы? Вроде сам раскрыл карты, сам сказал, что Катя – дочь его погибшего друга юности, сам её родственникам позвонил. Кажется, сиди, радуйся: справедливость восстановлена, ностальгируй, фотки показывай из студенческого альбома. Правда, от него почти ничего не осталось – мама подпалила в сердцах, когда они разводились.

В общем, ни фотографий, ни праздника вчера не случилось. Забродили неведомые дрожжи, и чёрта снова вспучило.

– Не торопись! Проверь! Отложи! Уже дров наломал!

– Сам решу! – огрызался я и даже нападал.

По большей части, чтобы Катя видела: я на её стороне, на нашей! И мне всё равно, что там говорит отец. Пусть не пугается, нежная моя девочка. Ночью обнял её, притянул к себе, целуя. А она вся напряжённая.

– Давай не сегодня? – говорит.

Ну, давай. Я понимаю, что вечер с Гринальди можно приравнять к выживанию в катастрофе. Погладил её пушистые волосы, атласную кожу. Поразительная она! Взрослая женщина и котёнок одновременно. В ней меня всё удивляет. Словно она из другого теста, а может, даже с планеты. Изучать не переизучать…

Катя свернулась калачиком, повздыхала и заснула, а я ещё полночи втыкал в потолок, прокручивая скандал в голове. Утром Катя мне про торт на работу, а у меня сверло в висках: снова в кабинет к отцу, снова в бой. Какой, нафиг, торт? Порезался даже. Маруська под руку подвернулась, рыкнул, не удержался, она расплакалась. Катя вздрогнула, бросилась её успокаивать, глядя на меня, как на врага народа. И у дочки глаза такие же! Сговорились! Я ещё больше рассердился: у меня нервы не железные.

Но бой не задался. Отец на собрании на меня особо не смотрел. Дулся. На работе весь день завал. Продажи рухнули, товароведы обнаглели, закупщики расслабились, Катя оторвала дверцу холодильника…

Отец мимоходом в коридоре швырнул в меня фразой:

– И ты снова откладываешь командировку. А «Карандаш&Ручка» ничего не откладывают. Имей в виду, поставщик уйдёт, видя такое отношение. Только тебе что? Ты сбегаешь. Ты же можешь гордо устроиться на работу к конкурентам и плюнуть на дело отца. Ну-ну…

Очень горько прозвучало и необычно тихо. Я даже его услышал. Посмотрел, не моргая, в спину старику. Какой-то он не такой был сегодня.

И тут понял: а ведь и правда, в первый раз я отложил переговоры из-за нелётной погоды у нас, второй – из-за землетрясения у них. Теперь опять срываю встречу. Билеты куплены, забронировано всё. Разумно ли это? Правильно ли? Никто не знал, что у Кати обнаружится бабушка в Тбилиси, и ей втемяшится прислать во вторник за внучкой самолёт. Именно в этот вторник, ни в какой другой.

А потом ещё и Надя позвонила:

– Андрюш, я знаю, что твой отец не сахар. Но ты, пожалуйста, немного потише с ним разговаривай. По крайней мере, постарайся. Мы вчера после вашего ухода скорую вызывали – давление подскочило под двести.

– Вот чёрт!

– Да, Андрюш, – вздохнула Надя.

– Но ведь ты должна меня понять, почему я…

– Я понимаю. Ты влюблён. Девушка замечательная. Тонкая, интеллигентная, красивая! Мне очень понравилась.

– Спасибо!

– Ты просто не гони коней, а я как-нибудь потихоньку склоню Витю на вашу сторону. Три месяца у нас в запасе. Ты же знаешь, я умею.

– Да, ты гений в этом, – улыбнулся я, не кривя душой.

Помимо того, что Надя красавица, моложе отца лет на -дцать, подозреваю, что она ещё и королева постельных манипуляций. Глядя на то, как широко отец тратит деньги на неё и близнецов, просто диву даюсь. Он же всегда был прижимистым. Но плюс в том, что мачехе на него было не плевать.

– Почему он так взъелся вдруг? – спросил я.

– Выясню, но попозже. Я сама удивилась. Может, опять довелось столкнуться с родственниками твоей бывшей жены?

– Да нет, вряд ли. Вроде бы только всё уладили. Томагавки зарыли.

– Вот и поживи спокойно.

– Я ведь ссору и не начинал…

– Не начинал. Ты молодец. А с Витей я проведу работу. Главное, чтобы его не хватил инсульт раньше времени, – умиротворённо добавила Надя. – И потому, Андрюша, ты будь потише немного. Хотя бы временно. Ты же знаешь, что он тебя любит, полюбит и Катю…

– Угу, любит, но «странною любовью», – ехидно хмыкнул я.

– Ну, а что в нашем мире можно назвать нормальным? Или кого? – судя по голосу, улыбнулась Надя.

Я посмотрел в потолок, задумавшись. Ответа не было. Пожалуй, даже у гастарбайтеров, установивших эти плиты Армстронг, имелись шикарные тараканы в мозгу. Иначе зачем было рисовать сиськи в правом верхнем углу у плинтуса? Хм, не видел раньше. Надо сказать уборщице, чтобы стёрла.

– Ладно, уговорила. Урежу марш.

* * *

Я думал весь остаток дня. Вечером увёз Катю с работы пораньше, мы забрали её загранпаспорт, заказали ужин из ресторана и поехали домой.

– Наконец, отпуск! – с облегчением выдохнула моя Ромашка, скидывая туфли.

Маруся бросилась к ней навстречу, а потом ко мне. Удивительно быстро они друг ко другу привыкли. Ну, почти… Маруська продолжает прощупывать границы допустимой наглости, и Катя пока без боя сдаёт позиции. До солнечного места на голове осталось совсем не много. Я наблюдаю.

Няня отчиталась, что они погуляли и поужинали. Маруся выдала рисунок из садика, на котором я на полосатом козле с шашкой наголо похищал «кудлявую Катю» из лап кота. Или это был дракон?

Катя умилилась и сказала, что надо поставить в рамочку. Сразу видно – новичок. Маруся столько рисует, что можно было бы уже Третьяковку завесить. Всю.

Я посмеялся и усадил Маруську за мультики. Я вообще не фанат этого дела, но сейчас надо было поговорить.

– Катюш, об отпуске, – постарался я сказать как можно мягче, когда мы сели ужинать.

– Это так прекрасно, правда? – восхищённо сказала она, потянувшись за соком.

Я налил ей жидкого апельсина в стакан и улыбнулся:

– Правда. Но, знаешь, я подумал и понял, что мой отпуск начнётся чуть позже.

– Как это? – сглотнула Катя, глаза её перестали светиться.

Чёрт.

– Видишь ли, отец прав насчёт того, что переговоры в Китае переносить нельзя. Уже три раза переносили. Китайцы хоть и едят лапшу, вряд ли обожают её на своих ушах. Мы ведь договорились.

– Но моя бабушка…

– Да, твоя бабушка, помню. Но Кать, они же не виноваты, что твоя бабушка решила прислать самолёт в тот день, когда я должен был сидеть в другом лайнере? Десять часов, не считая Москвы, только туда, – улыбнулся я. – А потом через три дня обратно. Та ещё попная радость, но, увы, необходимая. Дела сейчас в «Жирафе» не очень. Отец не зря волнуется, у него нюх на кризис. Поэтому, Катюш, давай позвоним твоей грузинской бабушке и скажем, что ты прилетишь немного позже. И ей даже париться не надо с арендой суперджетов. Мы сами купим билеты на обычный рейс и сами прилетим!

Катино лицо вытянулось.

– Но это же так неловко! Я уже согласилась…

– Погоди, я слышал ваш разговор. У тебя не спрашивали особо. Сказали: вай, вот так будет. Что нам мешает сказать: вай, нет не так, а эдак?

Катя потупилась, кудряшки поникли.

– Эй! Хочешь, я позвоню сам?

Молчит.

– Кать, Катюша! – позвал я. – Скажи что-нибудь. Я тоже в отпуск хочу! Но ведь правда получается неуклюже. С китайцами, с обязательствами, с отцом…

Она подняла глаза и повторила:

– С отцом?

Ох, не нравится мне её тон.

– Ну да. Я не могу просто забить на него, хоть и рычит. Дело ведь общее, семейное, может, я скоро рулить там начну?

– Ясно… – выдохнула моя Ромашка, окончательно тускнея.

И зачем смотреть на меня так, словно я поймал бабочку и оторвал у неё все крылышки по очереди? Я начал сердиться.

– Ну вот что тебе ясно?

– Всё, – поджала она губки.

– Что всё?

Она опустила глаза и снова их вскинула, я себя аж героем древнегреческой трагедии почувствовал. Отрицательным. Минотавром…

– Я вчера тоже там была. И слышала.

– Я же не о свадьбе говорю! – буркнул я уже на пределе нервов. – Со свадьбой ерунда всё! Я просто не хочу пустить на самотёк семейный бизнес.

– Ах, ерунда? – вспыхнула Катя. – Ты говоришь постоянно: семья, семейный бизнес, семейное дело! А я? У меня вдруг обнаружилась семья! Я почти три года была вообще одна на этом свете! И тут, оказывается, они есть! Они хотят меня видеть! Они меня ждут! Разве это не важно?

– Важно, конечно. Но, малыш, они – это они. А мы как бы мы. Ведь у нас с тобой тоже будет семья. Подумаешь, немного двинутая. Сицилийскую кровь не пропьёшь.

– Будет?.. – её глаза начали наполняться слезами.

– Будет. Ну, я не могу, послушай, не могу лететь сейчас. Хочешь, поезжай сама. А я потом присоединюсь.

– А Машенька?

– Без меня её с тобой никто в страну не пустит, ты ж не мать… – хмыкнул я и тут же запнулся.

Судя по глазам напротив, я опять сказанул что-то не то. Чёрт побери, как сложно сицилийцам с ромашками! Может, отец и прав в том, что мы торопимся? Я люблю её, но уже забыл, как трудно притираться. А тут нас трое… Вдруг снова вся нежность и романтика смоется в унитаз бытом и дрязгами, как с моей бывшей? Я напрягся. Нет, только не это! По вискам затикало. Но в следующую секунду я представил, что Кати нет, и в сердце стало так пусто, что я испугался. Нет, я не хочу даже думать о том, чтобы она исчезла из моей жизни! Что за бред вообще?!

Я встал со стула, собираясь взять её за руки, обнять и свести всё в шутку, признав, что я болван… И вдруг в комнату вбежала Маруся:

– Мапа, мапа, поставь длугой мультик. Мне этот не нлавится!

– Погоди минутку. Мы разговариваем.

– Нет, не буду годить! Хочу сейчас! – топнула ножкой Маруська, встряхнула нагло кудряшками.

– Я сказал «Нет».

Тогда она повернулась к моей Ромашке и заявила требовательно:

– Катя, тогда ты поставь мне мультик!

– Это ещё что такое?! – возмутился я. – Ты чего себе позволила, а?! Мария!

Маруська обиженно насупилась и поджала губёшки. Но не раскаялась, наоборот. Зыркнула, как истинная сицилийка, у которой кинжал за пазухой. Я только собрался высказать ей, что у нас никто не капризничает и друг на друга не кричит, что мы не у дедушки, как вдруг Катя поднялась и направилась в гостиную.

– Куда ты? – не понял я.

– Я поставлю ей, мне не сложно.

– Нет! – рявкнул я.

Как можно не понимать такого?!

– Ребёнок попросил…

– Не попросил, а нагло потребовал! Ты разве не видишь разницы?! Маруся! Никаких мультиков сегодня больше! Марш к себе в комнату! Я считаю до трёх.

Маруська снова топнула ножкой. Фыркнула, потом схватила Катю за руку и заявила:

– Пойдём со мной!

Бунт, едрить его в качель! А Катя пошла. О нет!

– Катерина, стой! – прорычал я, вскипая. – Мария, без мультиков два дня! Наказана.

– Я плинцесса, – расплакалась Маруська, – а плинцесс наказывать низзя!

И убежала, оскорблённо топотя пяточками по паркету. Катя рванула было за ней, но я поймал её в дверях.

– Нет!

– Она же плачет…

– Ты мне так ребёнка испортишь! Разве ты не понимаешь?! Что ты творишь?! И не смотри на меня так! Это мой ребёнок и я знаю, как её воспитывать! – выпалил в гневе я.

– Ясно… – опять выдохнула Катя и блеклой тенью пошла в коридор.

Что ей опять ясно?

Я поплёлся туда же, пыхтя, как чайник со сломанной кнопкой автоотключения и свистом в мозгу. И вдруг с удивлением обнаружил, что Катя натягивает на себя плащ и вступает в туфли.

– Катя, ты куда?

Моя Ромашка обернулась и посмотрела с таким укором, что захотелось самому себе дать лопатой в лоб. И вдруг она робко улыбнулась.

– Я всё поняла. Твой ребёнок. Твоя семья. Твой бизнес.

И вышла в дверь. Я за ней. За спиной раздался рёв Маруси:

– Мапа! Я ножкой удали-ила-ась!

Да что за день сегодня?! Где та лопата, о которую можно самоубиться?

Кинулся к одной, а другой уже след простыл. О, женщины!!!