Он подхватил ее на руки и стал подниматься по лестнице. Ее голова оказалась прижатой к его груди, и она слышала, как громко колотится его сердце. Ей было больно, и она испустила приглушенный испуганный крик. Ретт упорно поднимался по темной лестнице все выше и выше. Скарлетт обезумела от страха. Он казался ей сумасшедшим незнакомцем, и он нес ее куда-то в непроглядной тьме, черной, как смерть. Он сам был подобен смерти и уносил ее на руках, сжав до боли. Она вновь испустила полузадушенный крик, и он вдруг остановился на площадке, быстро повернул ее у себя на руках, наклонился и поцеловал ее так глубоко и властно, с такой свирепой яростью, что она позабыла обо всем, кроме темноты, в которую стремительно погружалась, и вкуса его губ на своих губах. Он дрожал, как от сильного ветра, его губы спускались от ее рта к нежной коже, открывшейся под распахнутым капотом. Он что-то глухо бормотал, но слов она не различала, его губы пробуждали неведомые ей раньше чувства. Она была тьмой, и он был тьмой, и всего, что было раньше, больше не существовало, все исчезло, осталась лишь тьма и его губы, прижимающиеся к ее губам. Она попыталась заговорить, но он вновь закрыл ей рот поцелуем. В ней вдруг возникло незнакомое возбуждение: радость, страх, безумие, волнение, покорность рукам, сжимающим слишком сильно, губам, целующим слишком больно, судьбе, надвигающейся стремительно и неотвратимо. Впервые в жизни Скарлетт столкнулась с кем-то или чем-то, что было сильнее ее, с тем, кого она не могла сломить или запугать, с тем, кто страшил ее и подчинял своей воле. Сама не зная, как это случилось, она уже обнимала его за шею, ее губы с трепетом отвечали на его поцелуи, и они вновь поднимались по лестнице во тьму – в мягкую, головокружительную, всепоглощающую тьму.