Глава 4

Восход окрасил все вокруг алыми красками. Красные блики плясали в слюдяных окнах, крошечные искорки вспыхивали в дровах, разложенных на эшафоте, а в глазах толпы пылала жажда крови. На площади, там, где всего день назад люди веселились, танцевали и пели, где горели праздничные костры и звучала задорная музыка, сегодня возвышался ритуальный столб. Люд шумно переговаривался и требовал начала суда. Точнее, это и судом нельзя было назвать, ведь защитников у обвиняемой не нашлось, а приговор был заранее известен. Площадь не могла вместить всех зевак, и люди теснились на прилегающих улочках. Предприимчивые владельцы домов, окна которых выходили на кострище, продавали места с лучшим видом на жестокое представление и даже сдавали внаем крыши, лишь бы суметь побольше наварить на зрелище.

Не знаю, в чем прелесть наблюдения за казнью. Никогда не была поклонницей такого рода развлечений и всегда открыто высказывала свою позицию. Я и сейчас с удовольствием сообщила бы присутствующим все, что о них думаю, и ушла подальше. Но, к сожалению, находилась в самой гуще события с кляпом во рту, крепко привязанная к столбу вощеной веревкой и антимагической цепью для пущей острастки. Туго связанные запястья успели онеметь. Оно и к лучшему. Пока меня тащили к месту казни, грубая веревка стерла кожу до крови, и то, что руки ничего не чувствовали, стало благословением. А вот кляп доставлял гораздо больше страданий. Грязная тряпка, которую стражники затолкали мне в рот, отвратительно воняла прокисшим пивом. Меня бы вывернуло, но рот был занят. Я хотела отвлечься, но не могла совладать с языком, упрямо пытавшимся вытолкнуть мокрый от слюны тряпичный ком.

Никогда бы не подумала, что закончу вот так, на эшафоте. Осенний ветер пробирал до костей, хотя и без этого я тряслась как осиновый лист.

– Дрожишь, бедняжка? Ничего, сейчас огонь разожгут, согреешься, – пробасил какой-то остряк в толпе. Его дружки весело загоготали.

Когда солнце полностью взойдет, начальник стражи и трое его подчиненных подожгут ветки в костре. Солдаты уже замерли на позициях с пылающими факелами в руках.

Новый порыв ветра бросил мне в глаза прядь волос, ту, что вечно выбивалась из прически. Не в силах отмахнуться, я заморгала и только сейчас поняла, что концы кудрей порыжели. Если что-то и могло усугубить мое положение, это было именно такое событие. К рыжим девушкам всегда относились с особым недоверием, а уж резкая перемена цвета волос в медный сразу засчитывалась как доказательство ведовства.

С чего мне такое счастье? Ведь мои вьющиеся волосы с детства имели обыкновенный каштановый цвет. Видно, такую злую шутку сыграло злоупотребление магией. Леэтель предупреждала, что слишком большая растрата Сил может привести к неприятным последствиям, но чтоб так… Возможно, это кара Богини за то, что я не сумела соблюсти баланс и, не совладав с чувствами, выбросила перстень тогда в лесу?! Может быть, это то, чего я так боялась – нарушение Закона Благодарности, и моей меткой ведьмы стала не бородавка, как у Этель, а огненно-красная шевелюра?

Зеваки распалялись все сильнее. Я успела заметить, что в толпе появились ярко одетые люди, продававшие всем желающим тухлые овощи и камни для избивания осужденной колдуньи. Первые снаряды не заставили себя долго ждать – мне в плечо с отвратительным чавканьем влетел прокисший помидор. Но такой меткостью могли похвастаться немногие, и большая часть гнилья пролетала мимо или ударялась о бревна у моих ног, щедро осыпая брызгами всех, кому посчастливилось выбить себе место в первом ряду. Несколько камней среднего размера все же угодили в цель, и я отчаянно застонала в кляп от боли.

На мое счастье, один особенно сноровистый стрелок угодил огрызком яблока в спину начальника городской стражи, и тот свирепо призвал толпу к порядку. Его лицо, и без того красное от света зари, побагровело еще сильнее, вздулись вены у висков.

– Эй, сброд, проявите уважение к суду, иначе быстро окажетесь на эшафоте вместе с этой нечестивицей. Дров на всех хватит!

Когда чиновник закричал, жуткий шрам, проходящий от челюсти до самого лба, скривился и придал его лицу еще более угрожающий вид.

Горожане затихли, как испуганные дети, которых отчитал строгий родитель. Капитана уважали. Говорили, он был героем нескольких войн и сражался против ведьм во время восстания отступниц, там-то его и разукрасили. Понятно, почему мужчина так ненавидел ведьм – выйдя без единой царапины из множества крупных сражений, он был располосован юными волшебницами в первые же дни восстания. Байки об этом травили даже в нашей деревне.

Солнце полностью поднялось над горизонтом. Собравшиеся замерли в предвкушении, а солдаты уже воздели вверх руки с факелами, готовясь по команде одновременно запалить костер. Я больше не могла на это смотреть и крепко зажмурилась, вознося последние молитвы Великой Матери.

– Что здесь творится? – послышался знакомый голос, исполненный гнева.

Толпа дружно испустила вздох разочарования, все повернулись к говорившему. Я рискнула открыть глаза и последовала их примеру настолько, насколько позволяли путы.

На площадь, заставив толпу потесниться, въехала группа всадников. Во главе их на черном, как безлунная ночь, коне восседал молодой аристократ. Тот самый, которого я спасла в лесу, тот, кто прятался под маской с перьями в ночь Коло-сада.

– Принц Авин, мы всего лишь приводим в исполнение смертный приговор. Все в рамках закона, Ваше Высочество! – спокойно проговорил начальник стражи.

Принц! Так вот, значит, кто он. Если бы я могла раскрыть от удивления рот, то боюсь, разбила бы челюсть о мостовую, но кляп сохранил мой подбородок от увечий. Теперь понятно, почему охота была такой масштабной, а праздник урожая настолько ярким и буйным. Вот почему в маленький городок съехалось столько богатеев и знати. Это многое объясняло!

– Как вы смеете омрачать праздничную неделю омерзительными устаревшими обычаями?! – вскипел принц.

– Но, Ваше Высочество, на этих обычаях построено наше общество. Закон на то и закон, чтоб неукоснительно следовать его букве. – Чиновник был предельно вежлив, но его негодование выдали заходившие ходуном желваки.

– В чем обвиняют несчастную девушку, что она заслужила такую страшную участь? – не унимался высокородный юнец.

– Эта девушка ведьма!

– Ха, значит, ни суда, ни следствия. Хекс, неужели вы готовы с такой легкостью взять на себя ответственность за чужую, возможно, невинную смерть? Впрочем, кого я об этом спрашиваю, отец ведь отправил вас подальше от столицы именно за излишнее рвение в некоторых вопросах.

На лысине капитана стражи выступили бисеринки пота, он с трудом сдерживался, чтоб не наорать на зарвавшегося молокососа, но вовремя закусил удила:

– Эта нечестивица виновна в ведовстве, есть свидетель, который своими глазами видел, как она применяла магию.

Толпа слегка попятилась, извергнув из себя испуганного молодого мужчину. Он до последнего пытался спрятаться за спинами окружающих, но не сумел спастись от пристального взгляда монаршей особы. Народ окончательно расступился, и передо мной предстал… муж Нани!

– Что ж, говори, законопослушный горожанин. Чем тебе так насолила эта девушка, что ты донес на нее? – В голосе принца звенела сталь.

– Мой достопочтенный господин, – кланяясь до земли, выпалил мерзавец, – я давно знаю эту грязную девку. Она травница в деревне, откуда я родом. Там всегда ходили слухи о том, что она ведьма, уж слишком действенными были ее мази и настойки.

– Пока я слышу только о пустых сплетнях и предположениях, – процедил престолонаследник.

– Так-то оно так, я и сам сомневался, да только накануне праздника урожая эта отступница пришла в мой дом и исцелила умирающую дочь…

Принц перебил мужчину:

– То есть эта якобы ведьма пришла к тебе домой не опоить тебя, не наслать морок или проклятие, а спасти твою дочь? И в этом ты ее обвиняешь?!

Поняв свой промах, горе-папаша занервничал еще сильнее. Он переминался с ноги на ногу, ища поддержки у горожан, но те не спешили на выручку. Одно дело – оскорблять и закидывать отбросами девушку, привязанную к столбу, а совсем другое – спорить с наделенным властью. Так и не дождавшись помощи толпы, муж Нани предпринял новую попытку опорочить мое доброе имя.

– Мой принц, я думаю, что ведьма сама подстроила болезнь дочурки, чтоб проникнуть к нам, втереться в доверие и выманить у моей отчаявшейся жены деньги. – Поймав на себе мой испепеляющий взгляд, он спешно продолжил: – Что до колдовства… Я как раз недавно проснулся и хотел проведать малышку, направился в ее комнату, а там эта, – он зыркнул в мою сторону. – Так вот, она нависла над моей дочерью, что-то зловеще шептала и водила руками над колыбелью, а с пальцев у нее вроде как искры сыпались или огоньки. Не знаю, как это обозвать, в общем, они кружили над ребенком. Я такое только раз в жизни видел, когда маг на ярмарке чудеса творил. Воду там заряжал и все в этом духе.

Гордый собой, этот сын морской пиявки повернулся к эшафоту и обвинительно ткнул в меня пальцем. Так вот почему альраун взбесился, когда я лечила девочку! Он увидел, что за мной наблюдают исподтишка. Хорошо хоть, обвинитель самого фамильяра не заметил. И все равно я была так раздосадована и зла, что аж задергалась, сильнее натянув веревки.

– Что ж, твою версию мы слышали. Может, пора послушать подсудимую?

К вящему недовольству начальника стражи и обвинителя, принц приказал солдатам вытащить кляп у меня изо рта. Видно, Великая услышала мои молитвы и решила подарить мне еще один, пусть и призрачный, шанс на спасение. С трудом подавив желание с ходу начать орать на своих обидчиков, я насколько возможно склонила голову в знак уважения к принцу.

– Ваше Высочество, благодарю вас за то, что вступились за меня и не дали свершиться расправе. Я невиновна в том, в чем меня обвиняют. Настоящие ведьмы творят зло. Я никогда сознательно не причиняла вреда людям. Кодекс знахарей не позволяет подобного! И деньги я не выманивала, а лишь попросила плату за труды…

Я закашлялась, не успев договорить, пересохшее горло саднило. В толпе поднялся ропот, и мои последние слова потонули в шуме голосов. Горожане уже делали ставки, кто именно – я или муж Нани – закончит этот день на плахе. Принц заговорил, и все пересуды смолкли:

– Пока я не вижу ничего предосудительного в твоих действиях, знахарка, но что до странного сияния, которое видел обвинитель?

Мысли лихорадочно заметались в попытке найти выход, и тут меня осенило:

– Мой принц, вы позволите мне задать ему один вопрос?

– Дозволяю! – заинтересованно глядя на меня, престолонаследник кивнул.

– Ты утверждаешь, что стоял в дверях, так? Есть ли окно напротив входа в детскую? – наудачу закинула я удочку.

Муж Нани явно растерялся. Он понимал, что этот вопрос прозвучал неспроста, но никак не мог уловить связь между обвинениями в колдовстве и окном.

– Да, – нехотя согласился он, – окно как раз напротив двери.

– А теперь, с вашего позволения, я расскажу, что же произошло в тот погожий день перед самым праздником урожая. Я пришла в город, чтоб продать лекарства. Подруга детства, Нани, подошла ко мне на ярмарке и попросила помочь ее больной дочери. Я напоила девочку горькой настойкой ивы, облегчающей боль и снимающей жар, отварами лимонной травы сорго против воспаления и золотого корня, дарующего силы. Все мои снадобья добыты из лекарственных растений. Мой отец был знахарем и рассказывал мне, в каких сочетаниях употреблять травы, чтобы они исцеляли болезни. Это не магия, а наука о свойствах растений и силе природы.

– Но я видел огоньки! – Голос мужа Нани сорвался на визг.

– Я растирала грудь твоей дочери лечебной мазью, чтоб скорее сбить лихорадку, а то, что ты видел, – всего лишь поднявшиеся в воздух пылинки на свету. Они всегда блестят в солнечных лучах, а ты сам сказал, что напротив входа в детскую у вас окно. Ты видел лишь то, что хотел видеть, ведь еще с детства недолюбливал меня. А чтоб не наблюдать пляшущих огоньков в воздухе, помог бы жене убраться, если уж все равно сидишь дома и спишь до середины дня, пока все порядочные мужчины в этом городе работают не покладая рук.

Моя лесть местным увальням не прошла бесследно. Я говорила нарочито тихо, чтоб заставить их слушать. Сначала толпа смолкла, ловя каждое мое слово и разинув рты, а потом разразилась криками поддержки.

– Ты ведьма, ты околдовала всех! Очнитесь, люди, вы под действием чар этой нечестивой потаскухи!

Превратившись из обвинителя в обвиняемого, муж Нани был близок к истерике, но тут вмешался начальник стражи Хекс:

– Не ропщи попусту, мальчишка, это клевета. Кандалы Мариэль отлиты из сплава орихалка, они не позволяют колдовать, уж мне ли не знать. Я прошел всю войну отступниц с самой первой битвы. На людей не всегда можно положиться, а вот старый добрый щит из антимагического металла никогда не подводит.

Принц подал своим гвардейцам знак, и те обступили горе-обличителя.

– На что же ты так зол, кляузник? Разве эта девушка не помогла твоей дочери? Лечение оказалось неэффективным?

– Наоборот, Ваше Высочество, оно слишком эффективно. Никто в городе не сумел ни помочь моей доченьке, ни даже сказать, что с ней, а эта деревенская девка смогла… – в отчаянии выпалил супружник подруги.

– Так чего тебе еще надо, негодяй? – окончательно разозлился Авин. Его глаза метали молнии. Обладай принц магией, скукожившийся под его взглядом доносчик обратился бы в пепел.

– Но… она… она содрала с жены кучу денег… – пытался выгородить себя клеветник.

– Неправда… Неправда! – Тихий вначале женский голос быстро обрел силу, и сквозь толпу протиснулась Нани.

Она испуганно покосилась на мужа, словно впервые увидела его истинное лицо, на меня подруга так и не решилась посмотреть в открытую.

– Эль не называла суммы. Я сама вручила ей кошель с монетами. Если б могла, дала бы больше. Да я бы жизни не пожалела в благодарность за здоровье нашей малышки. А ты так решил отплатить за доброту?! – накинулась Нани на супруга. – Мариэль, прости, что не смогла его остановить! Прости, что не вступилась.

– Просить плату за услугу – не преступление, в отличие от лжесвидетельства… – жестко произнес начальник городской стражи.

По толпе прокатилась волна осуждения. Заводилы-лотошники с тухлыми овощами быстро переключили всеобщее внимание с меня на неудавшегося разоблачителя ведьм.

– …А наказание за клевету – сотня ударов розгами! – закончил фразу Хекс.

Нани ахнула, а ее муж попытался было метнуться в толпу, но был схвачен королевскими гвардейцами и передан в руки городской стражи. Как же мне хотелось потереть руки, как осенняя муха при виде свежего пирога на подоконнике зазевавшейся хозяйки. Но вместо этого я что было мочи выкрикнула:

– Нет! Пощадите!

Все присутствующие повернулись ко мне: кто в недоумении, кто с осуждением, а Нани – с нескрываемой надеждой. Даже особо ретивый к букве закона капитан стражи удивленно вскинул бровь.

– Почему ты вступилась за того, кто хотел твоей смерти? – переспросил принц, чуть склонив голову набок.

– Этот мужчина – муж моей подруги. От него зависит благосостояние и ее, и их дочери. Я не желаю ему зла.

Сказать честно, я покривила душой. Мне до жути хотелось увидеть, как этого мерзавца вместо меня привяжут к столбу и выпорют солеными розгами. Не будь он супругом Нани, я бы и сама с удовольствием ему всыпала. Но после экзекуции он мог слечь или остаться увечным, а это обрекало семью на нищету. Даже врагу я такого не желала.

– Отпустите… Обоих!

Повеление наследника трона Брандгорда было исполнено немедленно. Толпа разочарованно охнула и схлынула с площади. Хекс благоразумно приказал небольшому отряду солдат проводить Нани и ее мужа домой, а сам подошел ко мне. Ни слова не говоря, расстегнул кандалы и разрезал веревки, а потом кивком позвал следовать за ним.

Мы вернулись к зданию караульни, из темных подвалов которой всего час назад меня вывели на казнь.

– Не знаю, кто был прав, а кто виноват, – начал командир стражи, – но надеюсь, что все мы не пожалеем о решениях, принятых сегодня.

С этими словами он протянул мне скомканный плащ, поясную сумку и бездонный мешок, жалобно звякнувший осколками. Я поблагодарила чиновника и поспешила убраться подальше.

Сумки я решилась проверить, только когда вышла за городскую стену. Торопливо накинув на озябшие плечи драный по краям, но все же теплый плащ, сунула руку в бездонный мешок. Аккуратно достав осколки, я пересчитала оставшиеся зелья и мази. К счастью, разбилась лишь часть из них. Поясная сумка, где раньше прятался альраун, была пуста. На память от фамильяра осталась лишь пара листиков, выпавших из набедренной повязки. «Может, оно и к лучшему, зато малыш сумел спастись. Да и не так уж мы друг к другу привязались…» Я с сожалением вытряхнула листья на землю.

Врать себе особенно неприятно, но деваться некуда. Хоть какое-то мнимое утешение! Вздохнув, я неспешно побрела в сторону родной деревни.