Боль в груди. Разные причины и разные проявления. И хорошо, если симптомы заболевания классические. Но как часто стенокардия маскируется под грудной остеохондроз, а пневмония с плевритом – под межрёберную невралгию. А ещё иногда бывает, что медики идут на поводу у стереотипов. Например, таких: у молодых женщин инфарктов и инсультов не бывает – их защищают гормоны.
Как говорит коллега:
– Женщины, женщины. Как вы коварны! Нет вам никакой веры.
Женские инфаркты и инсульты значительно помолодели. В моей практике был один случай. Было это года три назад. В ту смену я была помощником у фельдшера.
Дают вызов: женщина, 32 года, лечит грудной остеохондроз у терапевта. Но решила вызвать скорую, потому что «терапевт так сказала». Времени было около 17 часов.
Пока я оформляю документы и готовлю кардиограф к работе, доктор пациентку осматривает и расспрашивает. Боль в груди появилась три дня назад. Боль в левой половине грудной клетки постоянная, ноющая, зависит от дыхательных движений. При осмотре – боль при пальпации (надавливании пальцами) гру- дины и межреберий, при подъеме руки вверх и глубоком вдохе боль усиливается. Классические признаки остеохондроза грудного отдела позвоночника с болевым синдромом. Паци- ентка обратилась в поликлинику к терапевту. Назначено лечение от остеохондроза и ЭКГ. Сегодня утром пришла на повторный приём, так как готово было заключение ЭКГ. Пациентка рассказала:
– Врачу не понравилась моя кардиограмма. Но она сказала, что, возможно, у меня всегда такая кардиограмма и это всё равно остеохондроз, чтобы я продолжала лечение. Но, если легче не станет, вызывать скорую.
И вот ближе к вечеру боль в груди усилилась. Женщина вызвала нас. Снимаем ЭКГ. А там – признаки инфаркта миокарда по передней стенке, да ещё задета перегородка. Тем, кто в теме, – «кошачьи спинки» в AVL V1-V2-V3. Естественно, выполнив все стандарты, женщину мы госпитализировали.
И появилось желание спросить у терапевта: «Какого чёрта Вы женщину отправили домой, если увидели патологические проявления на ЭКГ? Побоялись показаться некомпетентной?». Поступи терапевт правильно и вызови скорую к этой женщине утром, инфаркт мог бы и не развиться. Лучше выглядеть перестраховщицей, глупой и неуверенной в себе, чем с полным чувством собственного достоинства пойти на поводу у стереотипов и пропустить инфаркт.
Очень хочется обратиться к своим коллегам с просьбой: будьте внимательны к пациентам. Лучше перестраховаться и пойти по пути гипердиагностики, чем пропустить опасное заболевание и не оказать человеку своевременную помощь.
Вчера было много вызовов. А нашей бригаде ещё и несколько «дальнобоев» досталось. «Дальнобой» – это когда место вызова далеко находится или транспортировать пациента надо далеко, например, в областной центр. На самый дальний адрес добирались 40 минут. Много времени в пути – много разговоров и воспоминаний. Вчера много про машины разговаривали. Вот одна история, которую вспомнила врач, у кого я была в эти сутки помощником.
– Это было в самом конце восьмидесятых или в самом начале девяностых. Точнее не скажу. Подзабыла. Отцу на заводе за трудовые достижения и огромный опыт работы выделили машину. В те времена не только квартиры выделяли рабочим людям. Это была лада-«девятка» серого цвета. Модель, популярная у «братков». Буквально через пять дней после получения машины отец возвращался домой. Возле подъезда его ожидали три парня в спортивных костюмах. Подошли и спросили:
– На что меняться будешь? Мы про девятку.
И отец без раздумий согласился на жигули шестой модели. Через два дня совершился обмен новенькой «девятки» на новую «шестёрку», на которой отец потом лет десять ездил. А вот его сосед на такое предложение ответил отказом. Через месяц его машину угнали, а через два года нашли остатки машины в другом городе. Говорят, что в то время списки с адресами тех, кто должен был получать от предприятий машины, дублировался ещё в профсоюзе и уходил к «браткам». Но братки имели уважение к людям, заслужившим эти машины, и сначала предлагали:
– На что меняться будешь?
Вот взять хоть нас, например, докторов… Вы думаете, у нас все это так ясно и хорошо, как в книжечке? Да ведь мы дальше хирургии ничего ровнёшенько не знаем наверняка. Мы выдумываем новые лекарства и системы, но совершенно забываем, что из тысячи организмов нет двух, хоть сколько-нибудь похожих составом крови, деятельностью сердца, условиями наследственности и, черт знает, чем еще! Мы удалились от единого верного терапевтического пути – от медицины зверей и знахарок, мы наводнили фармакопею разными кокаинами, атропинами, фенацетинами, но мы упустили из виду, что если простому человеку дать чистой воды да уверить его хорошенько, что это сильное лекарство, то простой человек выздоровеет. А между тем в девяноста случаях из ста в нашей практике помогает только эта уверенность, внушаемая нашим профессиональным жреческим
апломбом. Поверите ли? © А. Куприн «Молох»
Конечно, современная медицина далеко шагнула вперёд. Но считаю, что по-прежнему справедливы эти слова: «…если про- стому человеку дать чистой воды да уверить его хорошенько, что это сильное лекарство, то простой человек выздоровеет. А между тем в девяноста случаях из ста в нашей практике помогает только эта уверенность, внушаемая нашим профессиональным жреческим апломбом». Если пациент не слышит в словах доктора уверенности, что лекарство поможет, то эффективность препаратов значительно уменьшается. И наоборот. Расскажу несколько случаев, когда убеждение доктора имело значение. Ну, допустим, что это я считаю, что имело.
***
1999 год. Первый год моей работы на скорой. Осень. В тот день я работала помощником врача. Около 10 часов вечера поступает вызов: боль в животе у ребёнка 3 лет. Возле подъезда уже слышно, как кричит ребёнок. Я пулей взлетаю вверх на третий этаж (не могу слышать, как дети от боли кричат), а врач неспеша поднимается по лесенкам. Доктор еще только в подъезд вошёл, а я уже на третьем этаже возле квартиры стою. Дверь в квартиру открыта. Бегу на крик. Малыш схватился за живот, кричит. Слёзы катятся из глаз. Мама рядом сидит, гладит по голове. У мамы спрашиваю, как зовут мальчика.
– Алёша.
Спрашиваю у мальчика:
– Сказки тебе мама читала? Про волшебниц знаешь? Мальчик замолкает и кивает головой.
– Я – такая волшебница. Сейчас заколдую твой животик, и он перестанет болеть.
Сама отвожу руки ребёнка от его живота. Начинаю, как бабушка учила, гладить животик по часовой стрелке и приговаривать:
–У киски боли, у собачки боли, а у Лёши всё пройди, заживи.
«Боль» в кулак «собираю» и на пол стряхиваю. И так три раза. Тут заходит врач. Я отхожу от ребёнка в сторону. Ребёнок уже не плачет. Мама рассказывает врачу, что мальчик плакал почти полчаса, если не больше, и держался за живот. «А сейчас вроде уже всё». И действительно: пацан уже не кричит, слёзы высохли. Доктор «смотрит» живот. Помял живот всяко-разно. Ребёнок спокоен. На вопрос – болит ли ещё животик? – отрицательно машет головой. Предложили проехать в больницу, но мама отказалась: «Раз живот не болит, зачем ехать? Заболит снова – тогда и приедем».
***
Через несколько лет я повторила то же самое, но уже со взрослой женщиной. Сейчас и сама не знаю, зачем клоунаду такую устроила. Вот было такое шутливое настроение.
Женщина 25 лет. Живот болит с утра. Вызвала скорую около девяти вечера. Я работала в те сутки одна, без помощника. Женщина лежит в постели, свернувшись калачиком. Говорит, что с утра живот болит, температуры, поноса и остального нет. Только боль. Выпила две таблетки но-шпы. Боль только усилилась. Хотела сходить в больницу сама, да решила скорую вызвать: «Может, поможете чем?».
Я говорю:
– Так. Сейчас посмотрим.
И начинаю живот по часовой стрелке наглаживать и приговаривать: «У киски боли, у собачки боли». Смотрю в лицо женщине:
– Как Вас зовут?
Та недоуменно отвечает:
– Катя.
Я продолжаю:
– У Кати всё пройди! Заживи!
И так 3 раза. Потом
спрашиваю:
– Ну как? По-прежнему болит?
А про себя думаю, что скажет: «Болит». А я ей: «Ну, значит, я не экстрасенс. Раз не смогла помочь, поехали в больницу специально обученным людям ваш живот показывать».
Но вместо этого слышу:
– Ой! А всё прошло! Вы экстрасенс?
И с таким наивным восторгом смотрит на меня, что жаль было разочаровывать. Я ей ответила, что это "пук в животе заблудился", а я помогла ему выход найти. Посмеялись. В больницу она не поехала, но клялась, что, если что, вызовет скорую сразу и поедет с нами в больницу. Повторного вызова не было.
Ой-ой-ой! Знаю-знаю, что непрофессионально и некрасиво. И шарлатанством попахивает. Но вот так получилось. Честно слово, случайно. Конечно, найдутся знающие люди, которые скажут, что это была кишечная колика, а массаж и тепло рук успокоили раздражённый кишечник. И внушение, и «жреческий апломб» здесь ни при чём. Не буду спорить. Может быть. Но вот вам ещё один случай. Уже с животом не связанный.
***
История начала нулевых. В ту смену я была помощником врача. Врач Сергей Владимирович попросил диспетчера записать вызов к своему знакомому. Повод к вызову: «плохо». По дороге он объяснил, что его попросили «откапать» после запоя одного знакомого. Так-то скорая этим не занимается, но Сергей Владимирович хотел установить капельницу с препаратами, которые уже купили родственники этого мужчины, и уехать. А когда препарат закончится, родственники бы иглу из вены сами достали. Когда мы прибыли на адрес, выяснилось, что мужчина уже опохмелился. Врач развёл руками:
– Что теперь делать? Капать-то уже нельзя. Смысла нет, раз пациент пьян. Но что-нибудь придумаем.
Измерил артериальное давление пациенту. Послушал сердцебиение. А потом мне на ушко говорит:
– Магнезию по вене болюсом двадцать кубов. И молча вводи. Ничего не говори. Говорить буду я.
Я спросила:
– А давление не скинет?
– Нет. У него 250 лупит.
Набираю магния сульфат. Ввожу достаточно быстро, но не болюсом (болюс, медицинский термин, – относительно большой объём жидкости или дозы лекарственного средства, вводимый внутривенно, быстро, вызывает быстрый ответ). Некоторые знают, как ощущается внутривенное введение магнезии. Тем, кто не в курсе, поясню: становится жарко. Чем быстрее вводится, тем ощущение жара будет сильнее. При быстром введении появляется тошнота, может начаться рвота. Итак. Я ввожу магнезию. Мужику нехорошо становится: красный, как варёный рак, вспотел весь, дыхание учащено. А рядом доктор стоит и говорит:
– Что? Плохо тебе? Так и должно быть. Это я тебя от пьянства кодирую. Специальный укол делаю. Теперь каждый раз, как выпьешь хоть один глоток, тебе так же плохо будет.
В конце инъекции мужика затошнило. Ему тазик принесли под рвотные массы. Перемерив артериальное давление, велев пить минералку и от кровати не отходить ни на шаг («Захочет помочиться – принесите ему ведро»), мы уехали. Официальный диагноз звучал как гипертонический криз.
Примерно через год я вспомнила эту историю и спросила у Сергея Владимировича о судьбе того мужика. Доктор, рассмеявшись, сказал, что мужик этот бросил пить. После «кодировки», какую мы совместно провели, на алкоголь даже не смотрит.
У нас на скорой иногда шутят, что в основном мы лечим добрым словом, наложением рук и крестом животворящим – тем, что на машинах и укладках медицинских нарисован. И доля истины в этой шутке есть.
О проекте
О подписке