– И когда позируешь фотографу! – добавил мужчина с золотыми зубами.
– В нашем с тобой возрасте, Эрко, – осадила его Артемисия, – чаще приходится позировать перед рентгеновским аппаратом, чем перед фотографическим
Есть в жизни три момента, когда вы обязаны быть красивым, – заявила она торжественно. – На своей свадьбе. На своих похоронах. И когда вам готова улыбнуться фортуна.
– И когда позируешь фотографу! – добавил мужчина с золотыми зубами.
– В нашем с тобой возрасте, Эрко, – осадила его Артемисия, – чаще приходится позировать перед рентгеновским аппаратом, чем перед фотографическим.
– Ты не любишь детей?
– Обожаю. Я хочу четверых. Нас в семье пятеро.
Хэдли поморщилась.
– Ты думаешь, что предназначение женщины – сидеть дома, растить детей и гладить по голове мужа, когда он приходит усталый с работы?
– Я хочу, чтобы моя жена была счастлива, и, если ей для счастья нужно полребенка, пусть будет полребенка! Но, – добавил он, обняв ее крепче, – я непременно хочу, чтобы ты гладила меня по голове каждый день, любимая.
– У меня сажа на носу? – пробормотала она нетвердым голосом. – Почему вы так на меня смотрите?
– Как я на вас смотрю? – прошептал он, наклоняясь к ней.
– Так… как вы смотрите.
Его нос коснулся ее виска
– Я усвоил в армии три вещи, – заявил он. – Три золотых правила. Всегда делать пипи перед наступлением. Помалкивать. И есть, когда время есть. Засим откланиваюсь
– О, извините, пожалуйста! – воскликнули они одновременно.
Последовало неминуемое и смешное па-де-де двух пассажиров, пытающихся разойтись в коридоре поезда. В первый момент Хэдли увидела только бежевую военную форму.
Не выдержав, она рассмеялась и подняла голову. У молодого солдата были очень светлые волосы. Он тоже смеялся.
– Я бы не отказался протанцевать с вами до конца жизни, – сказал он. – Но…
Проводник показал ей звонок на случай, если что-нибудь понадобится, встроенное радио, дал меню и сказал, что ужин в вагоне-ресторане подают с семи и что форель сегодня, говорят, удалась. Новый щелчок по фуражке – и он уже стучался в соседнее купе.