Глава 4. Ева

Никто никогда не верил, что в такой маленькой мне может поместиться столько выдержки. Я всегда была максимально терпима к людям, животным. Могла часами ухаживать за ними, находя в этом успокоение.

Но сейчас меня словно испытывали на прочность. Пытались изобличить во лжи и вранье. И в кои-то веки были правы. Потому что терпение было на исходе. Впервые в жизни.

Я никогда не испытывала такого количества негативных эмоций. Всегда старалась искать в каждом моменте положительное. Что бы ни случилось, оно всегда есть, всегда находилось!

Но в данный момент мою душу заполняло раздражение. Потому что пошёл третий день пребывания в заточении, а я до сих пор не могла понять, что к чему.

Сафронов превратился в какого-то молчаливого стража. Он появлялся внезапно, кормил, помогал с бытовыми вопросами и так же скоро исчезал. Не отвечал на вопросы и игнорировал мой голос.

Сперва это озадачивало, и я, как зашуганная собачонка, пряталась от него, пыталась забиться подальше в угол, планируя побег. Пару раз даже выбиралась на улицу, но…

Он в такие моменты словно из земли вырастал. На расстоянии я видела его мощную фигуру, сменившую пиджак на чёрную футболку и джинсы. В них мужчина напоминал мне дикого ковбоя. Только шляпы не хватало и шпор.

Словно приведение, он возникал на горизонте каждый раз, когда я подходила к невидимым мне граням допустимого. Смотрел и одним взглядом ставил на место.

А если я сопротивлялась… Тогда шёл в мою сторону, угрожающе поправляя кобуру на поясе. Оружие всегда было у него с собой. Оно пугало и завораживало.

Он с оружием и пугал, и притягивал меня. Ствол до странного шёл ему, но при этом не делал грязным и мерзким, как, например, тех ребят из охраны отца. Когда папа не видел, они бросали на меня отвратительные сальные взгляды.

Сафронов тоже явно на святой нимб не претендовал. Иногда я ловила его взгляды, но они были совершенно иными. Пугавшими меня гораздо больше мерзостей отцовских приспешников.

Он смотрел так, словно у меня нет и не будет возможности вырваться. Словно я попала в силки, как птичка, и теперь навсегда его. Будто Игорь всю жизнь мечтал о том, чтобы смотреть на меня…

Это пугало почище низменных желаний, что я обычно пробуждаю в мужчинах. Мне становилось страшно, но более того… Где-то глубоко внутри просыпалось странное, новое чувство. Извращённое удовольствие.

Я гнала его от себя, приспосабливаясь. Как паразит, пыталась найти выходы из сложившейся ситуации. Не просто выжить, но понять. Что ему от меня нужно?

На третий день внутри не осталось ничего, кроме раздражения. Хотелось биться о стеклянные стены, кричать! И лишь моя природная покорность все же держала, словно железные путы.

Я зло смотрела, как он оставляет ароматный завтрак на чёрном острове посреди кухни-гостиной и удаляется. Три дня, почти без слов, без общения и понимания.

И я, самая хорошая девочка в Гродном, как любил говорить папа, взбунтовалась. Смела в сторону тарелку с моим любимым завтраком. Стеклянная посуда звякнула о пол и разлетелась на сотни кусочков.

Омлет с помидорами и базиликом некрасиво плюхнулся на пол, размазываясь по белоснежному кафелю. Сафронов резко обернулся, а мне до боли в руках захотелось броситься все собирать.

Но я сдержалась. Так не может продолжаться. Я должна действовать! А для этого надо вывести Сафронова из себя. Но он лишь вопросительно задрал бровь, не произнося ни слова.

– Я не буду есть, пока ты не скажешь, зачем я здесь.

Он усмехнулся, но усмешка вышла какой-то горькой… Словно он сожалел о том, что мог бы сказать. И поэтому молчал. Внутри внезапно вспыхнула дикая злость.

Да пошёл он к черту! Я схватила стакан с водой и запульнула в него. К удивлению, оказалось, что меткости мне не занимать. Если бы Сафронов не уклонился, снаряд бы непременно попал в цель.

Но мужчина продолжал стоять! Чертов безэмоциональный истукан! Тогда я решительно направилась у нему навстречу. Должно быть, от всего этого мозги совсем мне отказали.

Но вместо того, чтобы занять выжидательную позицию, я пошла прямо на него. Он не шевелился и лишь хмурился. Когда оказалась рядом, я замахнулась, желая ответить ему пощёчиной, но он перехватил мою руку.

В это мгновение я была воспалена настолько, что даже кожу в месте его хватки покалывала. Дыхание участилось, а сердце едва ли не выпрыгивало из груди.

Хотелось кричать, царапаться, биться. Я собиралась вырваться и… И прежде, чем успела дернуться, услышала:

– Ты здесь для меня, Ева. И чем быстрее свыкнешься с этой мыслью, тем будет лучше для нас обоих.

Глава 5. Ева

Глядя на море, я глотала горькие слёзы. Он сказал, что я здесь для него. Получается… Папа не замешан в этом деле и мой похититель – свихнувшийся безумец.

На горизонте уже собирались чёрные тучи, отражая то, что копилось в душе. Было больно и горько, воинственность испарилась. Потому что за отца бороться – это одно, а вот за себя…

Захотелось, чтобы папа узнал, что меня похитили, чтобы ворвался и спас меня, направляя дуло пистолета на Сафронова. Чтобы этого наглеца схватили и посадили на добрую сотню лет.

Развернулась и бросилась прочь от моря. Мне было плевать, что он обо мне подумает. Я не собираюсь становиться его подстилкой, или что он там себе навоображал. Папа спасёт меня!

Ворвавшись в дом, что был слишком красив, чтобы его ненавидеть, я наткнулась взглядом на ноутбук. Встала как вкопанная. Я много раз видела, как Сафронов сидел за ним.

Кажется, он был готов сутками то сидеть в ноуте, то наблюдать за мной, словно маньяк. Решительно направилась к горящему экрану.

Оглядываясь по сторонам, понимала, что скоро такими темпами сама с ума сойду. Когда твоя жизнь похожа на сказку, хоть и не самую весёлую, и вдруг все исчезает…

Села на стул и тут же открыла первый попавшийся браузер. Вкладки Сафронова даже смотреть не стала, а прямиком начала набирать сообщение. Есть в интернете такой сервис, с которого ты можешь отправить смс любому абоненту.

«Папа, я жива, на юге у моря. Странный современный дом с окнами в пол на обрыве. Спаси меня, мне страшно! Меня похитил Сафронов Игорь».

Дальше нажала «отправить» и спешно закрыла вкладку. Потом залезла в историю и подчистила ее. Не совсем я была идиоткой, и в институте, да и в школе «отлично» мне не только за красивые глазки ставила.

Потом огляделась и оставила все как было.

Руки тряслись, ведь я прекрасно понимала, что залог успеха в том, чтобы остаться незамеченной. Поэтому ринулась к лестнице на второй этаж, чтобы…

Вылетела из-за угла и с ходу врезалась в твёрдую мужскую грудь. Сильные руки обхватили меня, не давая упасть, а голубые глаза внимательно всмотрелись в мое лицо.

Я не умела врать. Никогда не могла, как многие, с честными глазами заявить, что не делала чего-то, хотя на самом деле все всё прекрасно понимали. Поэтому уже спустя мгновение опустила глаза.

Ждала, пока он меня отпустит, ведь зачем я ему? Прошло около двух недель, с тех пор как мы поселились здесь. Пребывание с ним стало до боли привычным. А ожидание спасения становилось все более безнадежным.

Но неожиданно он не отпускал. Дрожь прошлась по моему телу, потому что его пальцы сжали мою кожу, оставляя на ней белые следы. Не больно, но настойчиво. Властно.

Я сглотнула и попыталась пошевелиться. И тут все закончилось. Он отпустил меня и осторожно приподнял подбородок, заглядывая в глаза.

– Не играй со мной, Ева. Что ты делала у компьютера?

Во рту мгновенно пересохло, а на его лице появилась веселая ухмылка. Он все видел! Видел и не говорил, что наблюдает. Это он играл со мной, а не я…

От внезапно возникшей злости, что, как вспышка, сверкнула в голове, я ударила его в грудь кулаками. Закричала в лицо:

– Ненавижу! Ты чертов маньяк, отпусти меня! Почему ты не хочешь меня просто отпустить? Найди себе другую девку для любования!

Его лицо мгновенно почернело, а я осеклась. Потому что забыла главное правило, которому меня всегда учил папа: никогда не задевай мужскую гордость.

Он с детства вдалбливал в меня условности и учил быть послушной дочкой. Чтобы я не позорила его на мероприятиях и всегда была предметом гордости.

Годами я соответствовала созданному им образу и олицетворяла собой идеальную дочь: красивую, умную, отзывчивую. Он говорил, что гордится мной.

Но потребовалось совсем немного, чтобы все изменилось, а я забыла вызубренные правила. Потребовался всего лишь Сафронов с его «ты для меня».

– Для любования? Не стоит меня провоцировать. Я не святой, Ева, и никогда не претендовал на сей статус. Я всего лишь взрослый мужчина, который заперся на краю земли с самой желанной для него женщиной. Поэтому думай, что говоришь. Для твоей же безопасности.

Вопреки всякому здравому смыслу внутри вспыхнуло пламя. Обида разлилась в душе, заполняя все ее пространство.

Какой бедный и несчастный! Видите ли, заперли его в домике с девочкой. Как он жив остался?! Раздраженно процедила, вырываясь из его тисков:

– Ну так отпусти меня. Зачем себя мучать? Или ты мазохист? Для твоей же безопасности, Сафронов: верни меня отцу.

Мы столкнулись взглядами, и в его я снова прочитала то, что никак не предполагала там увидеть: жалость. Игорь невесело добавил:

– Отец не так уж и стремится найти тебя, девочка. Я не хочу быть тем человеком, который откроет тебе правду. А теперь повторю свой вопрос: что ты делала в моем ноутбуке?

Глава 6. Ева

– Ты лжёшь!

Я вырвалась и отбежала в сторону. Как только он шагнул за мной следом, отпрянула. Потом развернулась и ринулась по лестнице наверх. Я слышала каждый его шаг.

Сафронов шёл следом. А в моей голове словно гром звучало: «Не стремится найти». Нет, он врет! Мой отец любит меня и ищет. По-другому и быть не может! Я не верю!

– Ева, постой…

Я же захлопнула дверь прямо перед его носом, прекрасно понимая тщетность попыток отгородиться. Замка здесь нет, словно в насмешку, комната запирается с другой стороны.

Но зато ванная… В то время как он открывал дверь, я метнулась в маленькую уборную и уж там заперлась. Залезла в сухую ванну и прижала руки к ушам. Я не стану его слушать.

Когда-то давно, ещё когда я была маленькой девочкой, со мной случилось что-то страшное. Всё, что происходило, лет до шести застилает в моей памяти чёрная пелена.

И вот сейчас ужас снова накатывал волнами. Тогда меня из этого состояния вытащил отец. Он спас, окружая заботой и любовью. А сейчас у меня хотят отнять и это?

Лаконичная ванная с шикарной отдельно стоящей ванной была закатана в белый мрамор. Раньше я бы непременно восхитилась прекрасным дизайном, но сейчас стены давили.

Голова раскалывалась, а перед глазами плясали белые пятна. Я забралась в ванну, ничего не разбирая. Кажется, на заднем фоне кричал Сафронов, но я уже потихоньку уплывала в странное состояние.

Руки сами собой потянулись к воде. Хотелось, чтобы она приняла меня в свои тёплые объятия. Главное, быть осторожной. Звук мощной струи успокаивал, напоминал о чём-то далеком…

Закрыла глаза, дрожа всем телом. Он неправ, никто не отнимет у меня папу. Никто не сможет. Разговор в таком состоянии начинал успокаивать.

Я медленно погружалась в тяжёлую воду. Она давила, давила…

И тут все резко кончилось, а я почувствовала невесомость. Испуганно распахнула глаза, не переставая кашлять:

– Ты что творишь? Жить надоело?! Ева, мать твою, что происходит?!

Он держал меня на руках, а я все же продолжала кашлять. Тогда Сафронов перевернул меня, выбивая из лёгких воду. Но как она там оказалась? Почему я вся мокрая…

Меня затрясло, и, когда тело перестало содрогаться в приступах кашля, меня обняли сильные руки. Неожиданно для себя не стала отбиваться. Конечно же потому, что сил не было.

– Ева, я тебя спрашиваю, ты что удумала? Зачем?

Он встряхнул меня, заглядывая в глаза. Мы с ним были как белое и чёрное. Сафронов весь в темном, а я лишь в лёгком льняном сарафане, бледная, почти поганка на фоне его загорелой кожи.

Вокруг было столько воды, и я как в замедленной съёмке осматривала комнату. Как я здесь оказалась? И почему вся мокрая? Взгляд зацепился за белоснежную ванну, полную воды.

Она едва ли не через край выливалась. Я удивленно подняла брови. Но как так вышло? Сафронов же тем временем продолжал меня рассматривать. Выражение его лица сейчас сложно было прочесть.

– Зачем ты нырнула под воду? Ты же могла захлебнуться! А если бы я не смог выбить дверь?

И снова на моем лице отразилось удивление. Как в замедленной съёмке я растеряно перевела взгляд на ванну, а потом на свой мокрый сарафан. С белокурых волос срывались капли воды, а кашель мучал меня, потому что…

Я оттолкнула мужчину, тихо отвечая:

– Не… не знаю, как так вышло. Не помню! Я не садилась в ванну!

Паника в голосе нарастала. Он что, намекает, что я могла там утонуть? Сесть в ванну и захлебнуться? Нет! Я бы никогда так не сделала! Голос снова стал сиплым, и я схватилась за голову, оседая на пол.

Внезапно поняла, что не помню ничего, после того как отошла от ноутбука. Что это? Снова последствия той травмы? Но у меня много лет не было провалов.

Скорее почувствовала, как рядом Игорь садится на корточки, случившееся помешательство безжалостно отодвинуло в сторону другие проблемы. Мне было страшно.

– Ева, чего именно ты не помнишь? Пожалуйста, расскажи мне?

Его голос был мягким, а руки не касались меня, давая необходимое пространство. Он разговаривал со мной ласково, словно я была маленьким ребёнком. Уговаривал.

Но мой взгляд каждую секунду возвращался к ванне. Неужели я и вправду так могла? Что со мной снова произошло? Тело ходило ходуном, и вот уже зубы стучали так, что было слышно даже моему похитителю.

Очевидно, он тоже понял, что со мной происходит какая-то чертовщина, потому что встал и спустя минуту вернулся с огромным полотенцем. Накрыл им меня, просовывая под него руки и пытаясь осторожно снять бретели сарафана.

Я судорожно вцепилась в его руки с паникой в глазах. Он горько усмехнулся и сказал:

– Тогда справишься сама? Только предупреждаю, что больше я тебя одну не оставлю.

Глава 7. Ева

Поздно вечером мы сидели на веранде, вдыхая запах моря. Что-то неуловимо изменилось между нами. Мое раздражение, например, уснуло где-то в глубине.

Сама себе я объясняла это тем, что оно утонуло. Ведь не могла же я сознательно… Но я даже не помнила того момента, когда садилась в ванну. Тяжело вздохнула, пытаясь принять случившееся.

Приятное мягкое свечение успокаивало. На тарелке красовалась недоеденная еда, практически нетронутая мною. А он сидел рядом и задумчиво разглядывал.

– Зачем я тебе?

Кажется, во мне заела одна очень старая и надоевшая нам обоим пластинка. Она крутилась на бесконечном повторе в голове, на языке. Игорь же устало потёр переносицу.

Перед ним все ещё стоял ноутбук, но он больше не интересовался тем, что я сделала. Куда залезла и кому написала. А еще он действительно больше не оставлял меня одну.

– Если я тебе скажу, ты мне не поверишь.

Я так глубоко нырнула в свои мысли, что при звуке его голоса вздрогнула. Прижала к себе чашку с ароматным чаем, пока Сафронов отставлял в сторону свою.

Теперь он откинулся на спинку дивана и смотрел очень пристально. Его голубые глаза прожигали меня, словно бросая вызов. Эдакий бой, где выигрыш – правда.

Вот ее-то и хотелось услышать больше всего на свете. Наверное. Потому что, если не знать наверняка, в голову лезут всякие глупые мысли. Глупые и очень для меня опасные…

– Если ты не скажешь, я придумаю.

Слова вырвались раньше, чем я подумала. Прикусила губу. Он пугал меня до чертиков, но теперь и завлекал. Я хотела понять, что им движет, прочувствовать, почему разум отреагировал на его слова так остро.

Мы сидели на веранде недалеко друг от друга. И от его взгляда становилось жарко, словно я находилась в его объятьях. Сафронов снова ответил:

– Пока не пойму, что с тобой произошло в ванной, больше ничего не скажу, Ева. Ты неглупая девочка. Зато ты можешь помочь мне узнать о тебе больше.

Больше. Мне бы тоже хотелось узнать о себе чуточку больше. Особенно о том периоде жизни, что, по словам врачей, навсегда останется для меня чёрной кромешной ночью.

Никогда не думала, что это желание возникнет. Годы посещения специалистов, от нейропсихологов до самых лучших психиатров, – и ничего. Отец в какой-то момент сказал, что не намерен больше потворствовать моему самоуничтожению.

И я приняла это. Тем более что с тех пор механизм больше не запускался. Пока я не встретила Сафронова. Злость, смешанная с усталостью, въедались под кожу.

– Я не хочу тебе ни в чем помогать. Просто хочу знать, когда окажусь дома и этот кошмар закончится. Когда смогу закрыть дверь перед твоим носом, чтобы ты не смог в неё войти.