Наступил февраль 1793 года. С фронта Дюмурье приходили радостные известия.
– Генерал революционной армии Дюмурье бьет врага! – кричали патриоты.
– Да здравствует генерал Дюмурье! – кричал весь Париж.
Для республики наступили благоприятные времена. Армия успешно наступала в Нидерландах, народ прекращал мелкие бунты из-за повышения цен на необходимые вещи и еду. Робеспьер держался на высоте вместе с Сен-Жюстом, Кутоном и Маратом. Якобинцы укрепили позиции против бриссотинцев и собирались нанести удар, чтобы раз и навсегда покончить с их демагогией.
– Сен-Жюст, с Маратом мы точно победим! – обрадовался Максимилиан.
– А Дантон?
– Дантон? Луи следит за ним, когда наш грозный кордельер едет к генералу Дюмурье. Не странно ли, что наш Дантон вечно липнет к победителям? Когда народ победил десятого августа, он не мешал им убивать дворян и прочих господ в тюрьмах. Теперь он пытается нас всех примирить. Он хочет, чтобы нас кто-то держал в узде.
– Видно, что доводы Луи на тебя повлияли.
– Дантон рвется туда неспроста, – задумался Робеспьер.
В апреле 1793 года непримечательный экипаж направлялся на восточный фронт. За день до отъезда Луи получил тревожное письмо от генерала Дюма. В нем было сказано, что некий генерал Мясицкий распорядился взять под арест комиссаров Конвента. Без лишнего промедления Луи собрал вещи, нанял транспорт и в одиночку отправился в Бельгию, отправив письмо министру Берновиллю с просьбой последовать за ним в штаб Дюмурье. Одному агенту сложно скрутить мятежного генерала.
В кармане Луи лежали письма от Робеспьера и Люсьена, служившие доказательством предательства Дюмурье. Первое письмо пришло от Робеспьера:
«Дорогой Луи!
Весь Париж гудит за моим окном, хотя я раньше слушал стук молотков и протяженный звук пилы, а теперь смешано с ними слово «предательство» и имя нашего предателя. Не надо винить себя в упущении. В любом случае жирондисты скомпрометировали сами себя в связях с ним и с защитой в Конвенте в его пользу.
Не отчаивайся, ведь их участь куда хуже нашей. Остается дождаться момента, когда их авторитет достигнет глубины Атлантического океана. В общем, мой друг, сейчас сгруппируй все наши силы и устрой повальные слежки за нашими врагами. Узнай их каждый дом, всех знакомых и не давай им опомниться, как только мы их схватим.
В Конвенте тоже шум не утихает. Неделю назад Дантон и Делакруа рассказывали о ситуации на фронте и огорчили всех нас. По поводу нашей атаки на жирондистов мы обговорим в пятницу. Без тебя собрание проводить не собираемся, так что усвой это, мой друг».
Через несколько часов пришло письмо от Люсьена:
«Привет и братство, гражданин!
В тот день, когда мы с тобой расстались, я последовал в Лилль, где, по сведениям наших информаторов, Мясицкий собирался поддержать переворот Дюмурье. Его задачами были арест комиссаров Конвента и завладение городской казной. Сохранилось письмо, в котором Дюмурье перечислил распоряжения генералу.
Генералы Сен-Жорж и Дюма были мною предупреждены и пытались по-хорошему отговорить генерала от авантюрной затеи, но он нас обманул. В Лилле он с солдатами обыскивал каждую квартиру, где предположительно жили комиссары Конвента. Однако сам губернатор был предупрежден об этом авантюристе и отправил генералу Дюма письмо с просьбой арестовать Мясицкого.
Через два часа генерал Дюма поймал предателя в тот момент, когда он собирался только покинуть город. Самого Дюмурье не поймали, но в наших руках оказался человек, который выдаст его с потрохами.
Я обещал ему свободу в обмен на письменное признание о своем «геройстве». Знаю, обман – лучшее оружие агентов. Я надеюсь, что ты не сильно обидишься.
Следующим утром я получил пять листов сочинений нашего друга. Там засветились еще имена, но это оказалось пустой затеей, поскольку некоторые из них были убиты во время побега или убежали от генерала в сторону прусской армии. Очень жаль, что в самоуверенности этого ничтожества мы утратили свои завоевания в Бельгии. Представляю, какой всплеск негодования пробудится в сердцах парижан. Надеюсь, что не повторятся сентябрьские убийства, которые произошли по вине Дантона. Нам нужно быть внимательнее, и тогда никто не ускользнет от нашего взора!
P.S. Когда ты приехал, я увидел, как некоторые агенты ошивались на улице Сент-Оноре, скорее, за тобой пришли. Я уверен, что жирондисты, имея своих агентов, сделают все, чтобы уничтожить наших честных и бескорыстных граждан. Предлагаю усилить охрану или переехать на другую улицу, и желательно подальше. Никому не нужен второй Лепелетье[12], нам нужен живой и холодный солдат республики…»
После ряда побед солдаты и комиссары обнаружили, что пыл генерала угас. Сам Дюмурье вел себя странно и явно скрывал что-то от остальных. Каждый вечер в его палатку пробирались шпионы и затем уходили в сторону прусского лагеря.
Дюмурье пытался заключить с врагами тайное соглашение. Это было ясно каждому, кто был посвящен в детали дела Дюмурье.
Луи торопил пожилого кучера, угрожая ему трибуналом.
– На что мне твой трибунал, каналья? Не видишь, что мои лошадки устали? Доедем до почтовой станции и попросим у граждан лошадей. Только докажи, что ты человек из Конвента. Здесь тебе не Париж, повесят или убьют, как собаку, за громкие слова. Люди устали от революции.
Они подъехали к обнищавшей почтовой станции. Во дворе стояли несколько крепких лошадей. Встревоженный мужчина средних лет, который держал сильных животных при себе, грубо отказал кучеру.
– Не шути с нами! У меня приказ Конвента! – с трудом сдерживал себя Луи, выглядывая из экипажа.
– На чем я буду добираться до города, гражданин?! Уже был один из Конвента, чуть не скрутил мне шею! Вот уродец из сказок.
– Опиши его, гражданин, – потребовал Луи.
– Он был… – замялся мужчина, – большой телом, лицо рябое и голос – словно звон огромного колокола.
– Дантон! Откуда он ехал?
– С фронта, весь в грязи и в порохе. Я помню имя его попутчика. Делакруа… Он тоже ехал с ним в Париж.
– Я дам тебе все свои монеты, только дай лошадей нам!
– Господи, – расстроился мужчина и отправился к своим любимцам.
Луи обратился к кучеру, который снимал поводья с уставших кобыл:
– Ты не видел никакого экипажа, который направлялся в Париж?
– Нет, гражданин, только гонцы и прочие служаки, никакого экипажа не видел.
Через час Луи продолжил путь, наблюдая за изменяющейся картиной. Вместо деревень и городов его встречали тленные дома и разрозненные, голодающие части полков Дюмурье. Оставшиеся без своего командира, многие добровольцы подались в шайки, присоединялись к шуанам, кто-то добирался до Вандеи, где поднялось восстание против республики. Весенняя красота бесследно растворилась в картине, пропахшей порохом и кровью.
«Если хотите увидеть настоящий итог революции, то нужно посетить два места: Париж и фронт», – сказал себе Луи.
Вдали послышались выстрелы и грохот чугунных орудий. Навстречу экипажу попадались разбитые клочки волонтеров, больше похожие на нищих, нежели на защитников молодой республики.
– Гражданин, я боюсь, что ты продолжишь путь пешком, – с возмущением остановил лошадей кучер.
– Одному? Нет, ты поедешь дальше! Там нет австрийцев, не видишь, кто мимо проходил?
– Вижу, гражданин, все вижу! Но ты не видишь, что это уже не солдаты! Разбойники! Они могут нас убить, – оправдывался кучер, спрыгивая с облучка.
Разъяренный Луи не вытерпел ужасной трусости дряхлого ездока и повелел сесть обратно:
– Только посмей остановиться! Иначе пристрелю тебя именем Конвента. Я не просто так еду на фронт!
– Какая досада, – прошипел старик, взбираясь на место.
От удара поводьев лошади заржали и продолжили далекий путь. Доводы старика показались Луи правдоподобными. Не все солдаты родились доблестными и искренними, среди них есть пьяницы, картежники, шпионы, дуэлянты. Чем дальше транспорт углублялся в разрушенные деревни и затопленные растаявшим снегом равнины, усеянные телами и багровым следом битв, тем больше росла паранойя внутри Луи.
Впервые за последние месяцы Луи переживал за себя. Он боялся подвести Робеспьера, который доверил ему важное задание. Луи желал как можно скорее миновать разбойничьи засады и схватить Дюмурье.
В каждом темном углу скрывалась опасность. Солнце клонилось к горизонту, поднялся холодный ветер, сотрясая голые ветки и кусты, за которыми Луи разглядел движущиеся силуэты. Сперва они стояли, подобно статуям ангелов, затем последовали за экипажем, прибавляя шаг.
– Поторопись, Филипп! За нами погоня! – крикнул Луи, стуча по крыше кареты.
Кучер испугался. Он гнал усталых лошадей в темные дебри леса, откуда еще доносились звуки боя. Через секунду старик резко остановился: дорогу преградила шеренга волонтеров.
– Стойте, черти! – приказал грязный высокий человек.
Тюренн вышел из кареты на грубый и охрипший голос вояки. В вечернем сумраке он столкнулся с сержантом и разглядел заросшее щетиной морщинистое лицо.
– Твое имя, гражданин, – потребовал Луи.
– Пошел к черту, здесь нет граждан! – ответил сержант и бросил еще больше ругательств. – Давай сюда карету и все съестное, иначе пустим тебе кровь, и будешь умирать в муках.
На лбу шефа полиции выступил холодный пот. Воплощалась пугающая картина. Вот что случается с разложившейся армией – в военном мундире рождаются подлецы.
Сержант вынул из ножен саблю и взмахнул над потрепанной шляпой с приколотой французской кокардой.
– Гражданин, друг, – выскочил кучер, – не надо трогать экипаж, здесь более важный груз: перед тобой стоит член Конвента. Он угрожал мне гильотиной и расстрелом, если я не довезу его до фронта!
Тюренн с трудом держал себя в руках, желая ударить трусливого старика по затылку. На лице сержанта растянулась ухмылка.
– Так вот что ты за сокровище нам привез! Неужели в наши руки попал гадкий депутатишка! Какое счастье! Теперь, гражданин, ты попал на суд.
После краткой пафосной речи сержанта вокруг Тюренна раздался смех. Разбойники надрывали глотки, чтобы морально унизить человека.
– Что молчишь, гражданин? – выкрикнул один из разбойников, скрывающийся в тени.
– Он не понимает, что его ждет!
– Сжечь живьем!
– Будете знать, как людей на смерть толкать! Я выжил при Ахене и поклялся, что отомщу за своих братьев…
Сержант окинул довольным взглядом шайку и обратился к Луи:
– Видишь, насколько ты неугоден народу? Здесь тебе солнце не улыбнется и санкюлоты не помогут.
– Народу? – недоумевал Луи. – Разбойники разве часть французов? Изволь ответить тебе на простом языке: пошел к черту!
Животный страх охватил Тюренна. Однако на лице не дрогнул ни один мускул. В кругу невежества и предателей Луи понадобилось великое мужество, чтобы стоять на ногах и смотреть в глаза дезертирам. Сержант замолк и задумался: депутат, в одиночку направляющийся на фронт, вызвал в нем уважение. Невольная дилемма возникла в сознании главаря шайки: помочь пленнику или все-таки убить?
– Что будем делать с ним, Шарль? – обратился к сержанту один из разбойников.
Шарль молчал. Он убрал в ножны саблю и велел отвести пленника в лес, где они и решат его судьбу. Разбойники переглянулись и с угрюмыми лицами повели депутата в темный лес. В голове у Луи проскакивали слова и фразы, которые могли бы помочь избежать расправы.
О проекте
О подписке