В чиновничьем мире почти все подчинено законам иерархии, и обойти эти правила не могут ни сами чиновники, ни их улыбки и мимика, ни их водители и секретарши, и даже чиновничьи кабинеты вовлечены в эту игру власти.
Кабинеты московских чиновников, включая и кабинет Лужкова, на самом деле не отличались какими-то роскошными излишествами и были все примерно в одном стиле. Высокие потолки с лепниной по периметру и вокруг массивных люстр, деревянные настенные панели коричневатых тонов на высоту человеческого роста, стены «теплых» оттенков, в тон им современная добротная мебель под классику, двойные (для хорошей звукоизоляции) двери, отделявшие кузницу чиновничьих распоряжений от внешнего мира… На полу паркет и ковры.
На ближайших подступах перед кабинетами держали оборону просторные приемные, в том же стиле, но попроще, где доступ к первому лицу фильтровали секретарша, разнообразные помощники, а в некоторых случаях и охрана. В глубине кабинетов, за неприметными дверями прятались комнаты отдыха, где чиновники могли отвлечься от суеты городской жизни или просто подремать между деловыми встречами.
Кабинет Лужкова принципиально от кабинетов его заместителей не отличался, хотя, следуя законам иерархии, был заметно больше других. Кроме того, «первый» кабинет окружала VIP-зона, а фильтрация посторонних начиналась еще на дальних подступах. С двух сторон к кабинету можно было пройти только через милицейские посты. Внутри этой особой зоны находились старый зал заседания правительства, оперативное управление, которое напрямую докладывало мэру о чрезвычайных событиях в городе, и кабинет одного из первых замов.
Перед самой приемной главного кабинета стоял еще один милицейский пост, а в самой приемной всегда была охрана в штатском. Приемная, если Лужков был на месте, жила бурной жизнью: помощники, исключительно мужчины, гости, телохранители, некоторые из которых со временем стали для Юрия Михайловича ближе всяких советников.
Было у «первого» кабинета и еще несколько особенностей, скрытых от посторонних глаз. Рядом с приемной между этажами двигался персональный лифт, доступ к которому имели только избранные. Прокатиться на нем можно было с помощью специального ключа, которым обладали всего несколько человек во всей мэрии. Из самого кабинета можно было попасть в библиотеку, где Лужков принимал близких друзей, иногда давал телевизионные интервью. Побеседовать с мэром среди фолиантов считалось знаком особого доверия. Тайные, еще генерал-губернаторские, коридоры вели из кабинета в закрытую столовую и торжественные залы, где принимали официальные делегации.
Сам главный кабинет мэрии был очень вытянутым. Если войти в него со стороны приемной, то в глаза сразу бросался огромный длинный стол для совещаний, перпендикулярно которому у дальней стены стоял рабочий стол Лужкова. На стенах несколько гравюр старой Москвы, на столе Лужкова большой глобус.
Рейтинг кабинетов зависел не только от размеров, но и от близости к самому главному из них. В VIP-зоне пятого этажа, кроме кабинета Лужкова, был еще только кабинет его первого заместителя по городскому хозяйству. Его занимал Борис Никольский, долгие годы действительно являвшийся первым человеком после мэра. Неслучайно, что именно его кабинет оказался ближе всего к градоначальнику. Со временем личности людей, сменивших Бориса Васильевича, мельчали и уже не имели такого влияния на жизнь города, но расположение кабинета первого заместителя мэра по городскому хозяйству оставалось неизменным до самой отставки Лужкова.
Вообще, фигура Никольского была особенной. Высокий, широкоплечий, с большой головой, седыми волосами, с немного неуклюжей походкой – он был неуловимо похож на Бориса Ельцина.
Каждый будний день в девять часов утра Никольский проводил у себя в кабинете селекторное совещание с городскими службами. Человек пятнадцать сидело прямо за столом в кабинете, а остальные докладывали по громкой связи из разных концов города о том, сколько газа сожгли за сутки на освещение и отопление мегаполиса, сколько вывезли снега, где прорвало водопровод…
Прессу на эти внутренние совещания не допускали, за исключением агентства, в котором работал Аркадий. И заботливый начальник решил обкатать своего нового сотрудника, доверив ему канализационные трубы и мусорные свалки. Для молодого журналиста это было настоящее испытание. Селектор начинался ровно в девять. Опоздать нельзя было ни на секунду, потому что двери кабинета закрывались, и тогда прорваться было уже невозможно. Привыкший к свободному графику Аркадий, до этого не придававший значения минутному опозданию, выскакивал как ошпаренный из метро «Охотный ряд», смотрел на уличные часы, которые показывали уже без семи девять, и в ужасе несся вверх по Тверской, чтобы не опоздать. Переходя с быстрого шага на бег и обратно, весь потный от стремительного движения и страха не успеть, он сворачивал за угол Красного дома и вбегал во второй служебный подъезд. И тут его ждало новое испытание: в холле перед гардеробом к двум лифтам выстраивалась целая очередь из спешащих на работу чиновников, простоять в которой можно было минут десять. Аркадий сбрасывал в гардеробе куртку и пешком, из последних сил мчался по широким лестничным пролетам на пятый этаж, где у подоконника его уже караулил бдительный руководитель.
Ворвавшись с «последним звонком» в кабинет, он плюхался на стул в дальнем конце стола под пальмой и несколько минут приходил в себя. Побегав так около месяца, Аркадий на всю жизнь научился рассчитывать время, решив для себя, что лучше на пятнадцать минут раньше проснуться, чем нестись всю дорогу, высунув язык.
Но иногда кабинеты оказывали на впервые попавших в них людей просто какое-то магическое, разжижающее мозг и волю действие. После того, как Аркадий глубоко прочувствовал канализационную тему, ему решили выделить сменщика по летучкам – недавно принятого на работу корреспондента Сергея. Перед тем, как отправить его на первый селектор в кабинет Никольского, Леонид подробно наставлял нового сотрудника:
– Заходишь тихо, садишься у дальнего края стола. Вопросов никаких не задаешь, если что непонятно – ловишь чиновника после совещания и выспрашиваешь. И смотри, не вздумай опаздывать, а то Аркадий пытался тут одно время…
Запуганный новичок, ссутулившись, чтобы инстинктивно сократить свой большой рост, вкрался в кабинет вслед за чиновниками, и двери за ним закрылись. А руководитель остался сторожить на подоконнике. Минут через сорок селектор закончился, и начальники стали разбегаться по этажам. Проходя мимо Леонида, с которым были знакомы, многие странно на него посматривали, а двое даже бросили вскользь:
– Ну, твои сотрудники и дают…
Обеспокоенный возможной подставой, гипертрофированно мнительный Леонид забеспокоился и взял под руку одного из чиновников. В разговоре с ним выяснилось, что Сергей еще не успел дойти до края стола, как Никольский, уже подсевший к микрофону, зычным голосом объявил:
– Так, время девять. Начинаем наш селектор.
Сережа метнулся к свободному стулу под взглядами бюрократов, рассматривавших незнакомого высокого парня, и вдруг сел рядом со столом прямо на ковер, облокотившись спиной на теплый «экран» батареи. На колени он положил черную сумку на нее блокнот и приготовился записывать. Сергей, стремившийся таким образом максимально замаскироваться, на самом деле только привлек к себе лишнее внимание. Получалась, что в кабинет вошел никому не известный юноша, предположительно журналист, и зачем-то спрятался за столом под пальмой. Один из чиновников встретился с ним глазами и показал на свободный стул. Сергей замотал головой, что означало – нет-нет, не надо, я здесь тихонько посижу…
Минут пять упрямый корреспондент сопротивлялся, виновато улыбался и отмахивался, но потом несколько человек разом шикнули на него, и Сергей легализовался за столом. Никольский этого или не заметил, или не захотел прерывать селектор.
Несколько важных кабинетов размером и «рангом» поменьше разместились на шестом этаже. Часто распределение кабинетов не зависело напрямую от должности, а говорило на бюрократическом эзоповом языке о приближенности чиновника к мэру. Например, министр науки и промышленной политики Москвы Евгений Алексеевич Пантелеев не был даже заместителем мэра, но кабинет на Тверской имел. Правда, он был личным другом и постоянным партнером Юрия Михайловича по теннису.
Таких близких друзей у Лужкова в правительстве было немного, но все знали, что эти люди неприкосновенны.
Всякий кабинет большого начальника имеет две особенности: простой человек, впервые попавший в него, невольно робеет, а каждый новый хозяин хочет сделать в нем ремонт, даже если кабинет в полном порядке. И московская мэрия в этом отношении не исключение. Первый феномен Аркадий испытал на себе, а второй часто наблюдал при смене чиновников. Новый начальник, въезжая в кабинет своего предшественника обязательно делал ремонт и часто не ограничивался «косметикой»: вслед за покраской стен менялись люстры, ковры, шторы, мебель.
Но не все сподвижники Лужкова стремились переехать поближе к Юрию Михайловичу. Например, Владимир Иосифович Ресин вместо личного кабинета на Тверской 13 предпочитал иметь собственный служебный дом. Здание стройкомплекса, которым руководил Владимир Иосифович, находилось в Никитском переулке, совсем недалеко от мэрии, зато ближе к Кремлю. После того, как в Москве исчезла должность вице-мэра, освободившийся в мэрии кабинет передали Ресину, но Владимир Иосифович бывал в нем редко, по-прежнему предпочитая привычное здание в Никитском переулке.
Вполне устраивало собственное здание на Тверской 19 и бессменного руководителя департамента потребительского рынка и услуг столицы Владимира Ивановича Малышкова, еще одного друга Юрия Михайловича.
Кабинет единственного в истории Москвы вице-мэра Валерия Павлиновича Шанцева находился на одном этаже с кабинетом Лужкова, но совершенно в противоположном конце. И в свое время это расположение стало очень символичным.
Оживление, возникшее между Аркадием и его приятелями, когда к их столу приблизились три совершенно разные, но все по-своему очаровательные девушки, переросло в радостную встречу, объятия и поцелуи. Одна из этих молодых женщин поздоровалась с Аркадием чуть нежнее, чем с другими: ее губы задержались на его небритой щеке дольше положенного.
– Сколько мы с тобой не виделись, а ты все так же не бреешься…
– Я же нравился тебе небритым.
– Ну, когда это было!
Алексей уже подзывал официанта, а Игорь делал вид, что сердится:
– А что опаздываем? Вовремя никак прийти нельзя?
– Ой, Николаич, кончай занудствовать, – Яна достала мобильник из сумочки и положила на стол. Она была самой деловой из всех.
– Да это меня ждали, – сказала ее подружка, которая села рядом с Аркадием. – Мой начальник прессуху давал, и мне пришлось задержаться…
О проекте
О подписке