Росляков уселся и стал терпеливо ждать, когда тот закончит телефонный разговор. Он старательно разыгрывал из себя службиста. Генерал помимо отправки самолетов в Венесуэлу был загружен и рутинными делами. Судя по разговору, который Росляков сейчас слышал, речь шла об испытаниях, сроках подготовки материалов, отчетах и тому подобном. Вполне нормальная ситуация для руководителя, который хочет держать руку на пульсе своего подразделения. Видимо, у Леонова сейчас забот выше головы. Специалисты «Лидера» должны вылететь в Венесуэлу с первыми же самолетами, с которыми будет отправлена гуманитарная помощь. То, что Росляков видел по телевизору, и то, что успел узнать от своих «коллег», получивших информацию по своим каналам, было страшно даже представить. О таком количестве жертв и таких разрушениях Росляков раньше не слышал.

– Ну что, Михаил Васильевич? – спросил Леонов, положив трубку и потерев в задумчивости подбородок. – Как успехи?

– Конкретизируйте, пожалуйста, Николай Евгеньевич. Вас интересует ход конкретной работы или что-то еще?

Леонов устало улыбнулся и откинулся на спинку своего рабочего кресла.

– Никак не привыкну к вашей манере общаться, – покачал головой генерал, – знаю, что вы человек четкий в делах и общении. У вас в министерстве все такие или вы выделяетесь? Вот если бы все наши сотрудники были такими, то работать было бы легче. Наши офицеры еще и ученые, и вот этот второй момент иногда накладывает неизгладимый отпечаток. Даже на меня. Ну, ладно, это лирическое отступление. Вы к нам, как мне сообщили, приданы в качестве усиления, а у себя в последнее время занимались нашей штатной приборной базой. Я согласовал вопрос с вашим начальством и хочу поручить вам одну на первый взгляд не очень важную и даже скучную работу.

– Я догадался о причинах, Николай Евгеньевич, – кивнул Росляков. – Во-первых, вы хотели, чтобы я получил полное представление об используемом оборудовании и приборах, научился работе с ними. А во-вторых, как мне показалось, вы хотели понять, насколько я конструктивно мыслю как инженер, в состоянии ли я внести свежую струю в область совершенствования приборной базы и к аварийно-спасательным операциям.

– Что ж, в целом вы правильно поняли свою задачу. И каково же ваше мнение о современных способах обнаружения людей?

К такому вопросу Росляков был не совсем готов. Точнее, мнение у него на этот счет, естественно, сложилось, но подобного разговора он никак не ожидал. Чтобы изложить свою точку зрения, нужно ее как минимум правильно и корректно сформулировать, запастись соответствующей аргументацией. То есть отвечать нужно конструктивно.

Приборы на вооружении МЧС были, и приборы довольно неплохие. Кое-что Росляков успел почерпнуть. Эти разработки давно уже использовались для функциональной диагностики по дыханию, движениям и сердцебиению людей, находящихся на удалении, за стенами, в том числе под завалами. Модификация с центральной частотой 2 ГГц предназначена для диагностики в условиях рыхлых сред и в воздушной среде за стенами. Прибор с центральной частотой 0,6 ГГц используется на тяжелых (плотных) средах.

Понравился Рослякову и дрейф-спектрометр САПСАН-1. Прибор предназначался для экспресс-обнаружения и идентификации ультрамалых количеств вещества без предварительной подготовки при большой скорости анализа (цикл измерения – 5 с). САПСАН применялся и при определении наличия взрывчатых и наркотических веществ, отравляющих веществ и токсичных промышленных отходов. Применялся он и для поиска людей под завалами с помощью специального трехметрового гибкого зонда. Заинтересовался Росляков и новейшей разработкой Коломенской научно-производственной ассоциации «Техно-АС», создающей приборы для энергосбережения и поиска мест утечек воды и газа. В Коломне начали выпускать приборы, чутко улавливающие температуру человеческого тела и дыхания на значительном расстоянии.

Росляков стал излагать свою точку зрения на существующую аппаратуру, стараясь в равной мере уделять внимание как недостаткам, так и достоинствам. Он понимал, что от него ждут не просто мнения об улучшении тех или иных характеристик приборов. Понимал, но пока был не готов обсуждать более конструктивные моменты. Пришлось выкручиваться, потому что несколько часов – слишком маленький срок для того, чтобы погрузиться в проблему. Даже если ты по образованию инженер. Многие знания нужно освежить в голове, познакомиться с последними достижениями в области фундаментальных и прикладных наук. Андрея Демичева бы сюда сейчас, мелькнула мысль у Рослякова. Вот кто блеснул бы терминологией и своей «осведомленностью». Мало того, что майор был просто талантливым технарем, у него еще и язык был, что называется, подвешен как надо. Иногда даже слишком.

Леонов снова улыбнулся своей усталой улыбкой и остановил Рослякова:

– Ладно, ладно, Михаил Васильевич, вижу, что инженер вы толковый и в проблемах нашей приборной базы разбираетесь. Вполне с вами согласен, что ждать сейчас и сразу от вас каких-то предложений, когда у нас свой НИИ бьется над этими вопросами много лет, мягко говоря, не стоит. Хорошо, хоть в министерстве наши проблемы понимают правильно. Но то, что на вас в этом вопросе можно рассчитывать, вижу. Вот что, товарищ полковник. Вы в курсе последних событий в Венесуэле?

– Разумеется, – ответил Росляков, – если речь идет о землетрясении. Министерство располагает полной информацией. Насколько это возможно в первые сутки.

– О нем, – вздохнул Леонов. – Я хочу, Михаил Васильевич, чтобы вы на практике поисково-спасательных работ познакомились со спецификой проведения такого рода операции. На месте оценили эффективность работы наших приборов и дали свое заключение эксперта. Очень нам нужна поддержка министерства. Значит, вы летите с первой группой сегодня вечером? Кстати, убедитесь, как эти приборы ведут себя в условиях не только высокой запыленности, но и влажности. Заодно вы повезете еще одну партию приборов. Это к вопросу об их ударостойкости.

Наконец разговор закончился, и Росляков вышел из кабинета генерала. Кажется, выкрутился. Надо же, какой этот Леонов дотошный тип! Ну, прислали из министерства офицера, ну, полетел с группой. Так нет же, надо проинструктировать, прощупать ситуацию в министерстве.

За два года Хогган продумал все свои действия во время побега и после него. Он уже понял, что тщательно разработанная операция по его спасению даст сбой сразу. Он как сотрудник лаборатории, облеченный доверием, мог свободно передвигаться практически по всем внутренним помещениям. Но, как и большинство ученых, не имел права выхода за ее пределы. Дважды за все время своего вынужденного затворничества он видел, как местная полиция привозила тела тех, кто пытался сбежать из лаборатории. Это могло означать только одно – у террористов в полиции на хороших окладах свои люди. Значит, надеяться на помощь местных властей не стоило. Более того, их следовало опасаться так же, как и самих террористов. Надеяться следовало только на самого себя, на свою подготовку, талант и везение. Спецслужбы наверняка уверены, что их глубоко законспирированный агент не покидал Латинской Америки, но то, что они знают о его пребывании в Венесуэле, на сто процентов утверждать было сложно. Может быть, его уже заочно похоронили и списали со счетов за два года молчания. Хотя это молчание предполагалось и оговаривалось особо еще перед началом операции.

Действовать Хогган начал в половине третьего ночи. Изготовленный им яд мгновенного действия разведчик решил использовать старым индейским способом. Он давно уже тренировался с самодельной трубкой и миниатюрными легкими деревянными стрелами. С десяти метров Хогган легко попадал в банковскую пластиковую карточку. В эту ночь его стрелы были смазаны смертельным ядом. Охранник перед дверью, которая вела из общего коридора в заветную комнату с холодильной установкой, успел схватиться за шею и повернуться к ученому. Удивленное лицо начало синеть, глаза закатились, и тело повалилось на пол без судорог. Оставался второй охранник внутри комнаты, который наверняка слышал звук падения тела. Хогган рассчитывал, что охранники не слишком свято соблюдают инструкции. За два года было всего два случая побегов из лаборатории, в остальном же служба охраны была размеренной и спокойной.

Как Хогган и рассчитывал, второй охранник внутри элементарным образом спал, рассчитывая на своего напарника снаружи и запертую изнутри дверь. Причем дверь была самой обычной, применяемой во всем мире для внутренних помещений. Легкий деревянный каркас, оклеенный формованной фанерой, в этом Хогган успел заранее убедиться. Один хорошо рассчитанный короткий удар в район дверного замка, и внутрь полетели щепки. Трехметровое расстояние до охранника Хогган преодолел в два прыжка за то мгновение, пока выбитая дверь еще продолжала свое движение. Короткий удивленный возглас, и тело охранника затихло в руках разведчика.

Теперь предстояло очень и очень торопиться. Затащив из коридора труп в комнату, Хогган достал из кармана заранее приготовленный скотч и два презерватива. Сорвав гибкие шланги, ведущие к горелкам на рабочих столах, он примотал презервативы к ним и открыл газ. Наполняться, прежде чем лопнут, презервативы будут около минуты, не меньше. За это время в каждом из них поместится чуть меньше кубометра пропана. Зажженная горелка рядом с ними сработает, как запал в гранате. Взрыв воспламенит все вокруг, но не разнесет помещения в щепки, как это бывает, когда пропан смешивается с окружающим воздухом и создает большой объем горючего газа. Самодельного устройства будет достаточно для возникновения не разрушительного взрыва, а надежного пожара, который сразу охватит всю комнату. Поступающий из газопровода пропан будет этот пожар поддерживать. Пока обслуживающий персонал поймет, в чем дело, пока перекроют газ и возьмутся тушить, пройдет очень много времени. Пройдет не менее часа, пока кто-нибудь догадается проверить, что из холодильной камеры заветный чемоданчик не пропал. А вот то, что он пуст, поймут не сразу. Ни один дурак не полезет проверять без специального костюма – ведь контейнер мог и разгерметизироваться в результате пожара, – а это снова время.

Притворив дверь, Хогган уже пробирался к давно подготовленному пути выхода за пределы старого особняка. Здание было частично разрушено взрывами и пожарами за время многочисленных революций и переворотов. Хогган не знал, под какой легендой для местных властей существует деятельность в этом особняке. В окна он видел, что время от времени имитируются ремонтно-восстановительные работы. Второстепенные пристройки, видимо, используются под какие-то склады вполне мирного характера. На плоской крыше особняка, которые в Латинской Америке называют азотеями, сохранилась одна из четырех декоративных башенок в старом испанском стиле.

Когда-то внутрь каждой башенки вела деревянная винтовая лестница. Сохранилась она и в той, которая нужна была Хоггану. Только он давно уже прилагал усилия к тому, чтобы ею нельзя было пользоваться. Подгнившая древесина еще выдержала бы вес человеческого тела. Попытки подпилить ее вызвали бы подозрения, расшатать крепление к каменным стенам – тоже. Хогган пошел другим путем. С помощью кислоты он разрушал кирпичную кладку в местах, где лестница опиралась на стену. Кирпич становился хрупким, рассыпался, как порошок. Постепенно лестница просела в самой нижней части и не имела видимости искусственного повреждения.

Контейнер с бактериологической бомбой, которую, собственно, и представляло собою выкраденное из лаборатории устройство, болтался у Хоггана в небольшой самодельной сумке за спиной. Быстро разбросав хлам под лестницей, он достал прочный жгут с крюком на конце. Бросок, и жгут зацепился на двухметровой высоте. Заранее завязанные узлы через каждые пятьдесят сантиметров на тонком жгуте позволяли быстро перебирать руками и подниматься наверх. Наконец, можно было воспользоваться и верхней частью лестницы. Еще одна куча мусора, под которой был спрятан самодельный металлический блок. Хогган быстро глянул на наручные часы. Вот-вот в лаборатории полыхнет газ, значит, времени у него в запасе совсем не осталось. Обмотав руки тряпками, Хогган скользнул по веревке вниз. Даже через несколько слоев тряпки он почувствовал дикое жжение в ладонях. Стиснув зубы от боли и не издав ни звука, Хогган за пару секунд достиг земли, когда окна второго этажа ярко осветились с негромким хлопком.

«Ну, вот и все, – подумал Хогган, ныряя в заросли, – теперь пошло мое время. Сколько его у меня, полчаса, час, полтора? Теперь самое главное – вопрос логики. Правильно я понимаю логику этих ублюдков или нет». Хогган уже давно разработал план действий на случай удачного побега. В его кармане сейчас было около восьмисот долларов собственных денег и примерно триста пятьдесят долларов, которые он хладнокровно выгреб из карманов убитых им охранников.

В обширных подвалах и на двух этажах виллы жило и работало около тридцати ученых и специалистов. Подвалы были хорошо переоборудованы, на окнах самой виллы надежные решетки, а снаружи все окна еще и нарочито небрежно заколочены досками. В целом здание выглядело нежилым, но внутри все было даже весьма комфортно. Чтобы у работающих в лаборатории людей создавалось ощущение свободы, хотя выйти наружу никто и не мог, им ежемесячно выдавалась на руки часть их гонораров. Каждый знал, сколько ему перечислено на банковский счет, сколько дадут наличными. Все суммы, в том числе и наличные, соответствовали статусу специалиста. Для ученых работала столовая, где каждый мог завтракать, обедать и ужинать в соответствии с собственными кулинарными пристрастиями. Работал бар и небольшой магазинчик, где можно было приобретать или заказывать все необходимое для своего быта.

Отсутствие документов не давало Хоггану возможности воспользоваться официальным транспортом для пересечения границы. В местные органы он обращаться не собирался. Некоторые опасения у молодого человека вызывали и рекомендованные контакты с местной резидентурой ЦРУ. Что-то подсказывало ему, что не все чисто в этой стране, что здесь слишком многие куплены, учитывая наличие такой ценной и важной подпольной лаборатории. Хогган давно уже решил, что нужно тайно перебираться в Гондурас или Панаму. Не сомневался он и в том, что облава будет широкомасштабная. Террористы поймут по следам того, что он натворил, что человек давно и тщательно готовился к побегу, что это был не простой ученый.

Пока ему везло, и Хогган уже одиннадцатого июня был на северном побережье. Голодный и уставший, ночью он удачно угнал большой мощный прогулочный катер, который принадлежал какому-то местному состоятельному человеку. Но в последний момент решил изменить план. Слишком все хорошо и просто, а значит, предсказуемо. Сейчас в лаборатории уже знают о его побеге и пропаже контейнера. При тех связях, которые имеют террористы, при высоком уровне коррупции в стране, у него не было шансов перейти границу или уйти морем. Можно с уверенностью сказать, что прибрежная акватория патрулируется не только пограничниками. Его возьмут через полчаса, максимум час. И деться ему с катера в открытом море некуда. Значит, пусть они получат еще один ложный след. Хогган заблокировал руль катера и прыгнул за борт. Легкое быстроходное суденышко взяло курс на северо-запад, в сторону Гаити.

Хогган действовал быстро и решительно. Самое главное – уйти как можно дальше от берега, понимал он. Террористы решат, что у беглеца два выхода: либо спрятаться где-нибудь поблизости и выждать, пока его перестанут искать, либо сразу же броситься как можно дальше от лаборатории и из страны. Если они будут перекрывать ему пути из Венесуэлы, то как спрогнозируют его поведение? Наверняка решат, что белому легче попытаться скрыться в людных местах, затеряться в мегаполисах, среди туристов. Реально. Могут предположить, что он попытается пересечь границу и спрятаться в дикой местности. Могут, если предположат, что агент спецслужб имеет достаточную для этого подготовку. Тоже реально. Тем более что в джунглях и горах в любую сторону не пойдешь. Нет там дорог. Для дилетанта непонятно, что убегающего через джунгли и горы настичь гораздо легче, чем убегающего через людные места. А его, судя по тем следам, которые он оставил, дилетантом считать не будут.

И Хогган выбрал третий вариант, который в принципе можно было спрогнозировать, но отследить очень трудно. Трудно потому, что окружность – это триста шестьдесят градусов, это триста шестьдесят возможных направлений. При хорошей подготовке и определенной ловкости агент может рвануть в любом направлении со всевозможной скоростью, которая зависит от подручных и попутных средств. Рвануть именно с целью удалиться на как можно большее расстояние за единицу времени. Каждый лишний час бесплодных поисков в ложном направлении дает беглецу хорошие шансы на бесследное исчезновение.

Путь, каким пошел Хогган, мог показаться самоубийственным, но разведчик решил, что для него это единственное спасение. Он вернулся в Сан-Мигель. Как ни подмывало Хоггана быстро покинуть страну, быстро доставить руководству свои трофеи, он решил, что права на любой риск у него нет. Ведь, помимо контейнера с изобретенным бактериологическим оружием, у него имелась и видеозапись разговора Хайяни с одним из террористов, с этим убийцей Гаспаросом. И на этой записи отчетливо было слышно то, что они замыслили. Такой угрозы миру еще не существовало. Что там падающие с неба самолеты, что там пара тысяч жизней. Речь идет о таком страшном вирусе, о таком способе его доставки в густонаселенные районы, что помешать уже никто не сможет.