Две недели в дороге стали для банкира настоящим испытанием: он уже давно пустил корни в Севилье и отвык от долгих странствий, от подпрыгивающей на ухабах кареты, от пыли, ветров, неудобных кроватей постоялых дворов и жесткой пищи, которую готовили неумехи в крохотных провинциях, чье название не всегда знают даже местные жители. Марио изнывал от дорожных неурядиц и с нетерпением ждал того момента, как они наконец доберутся до Кольмара, где смогут хотя бы несколько дней провести вне экипажа.

Раздражение Варгаса путешествием не могло укрыться от Колумба, но, что удивительно, мучения старого друга не просто не расстраивали Христфора – они бесконечно его веселили.

– Оседлая жизнь в Севилье, как я посмотрю, крайне изнежила тебя, мой друг, – заметил он, когда они ужинали в трактире близ Тулузы. – А я ведь помню, когда-то ты мечтал отправиться со мной в экспедицию к далеким неизведанным берегам!

– Когда же это было! – фыркнув, сказал Марио. – То говорил юный я, который еще не оброс… гхм… грузом обязательств. Сейчас я разве что к близким берегам с тобой бы отправился, притом хорошо изведанным!

– И чтобы там обязательно были мягкие перины и вкусное вино? – прищурившись, спросил Колумб. – Прямо как в труде Ибн Бутлана?

– Всенепременно, мой друг! Всенепременно…

К концу путешествия Марио, однако, поймал себя на мысли, что не все так ужасно. Скорей, поначалу так казалось с непривычки, но на излете второй недели поездки в экипаже уже не казались такими утомительными, а кровати постоялых дворов – такими неудобными. Строго говоря, Варгас теперь добирался до койки, ложился и сразу засыпал, не проводя полночи в поисках удобной позы.

– Должен признать, так можно жить, – заметил Марио, когда они уже подъезжали к крепостным стенам Кольмара.

Христофор посмотрел на спутника с легкой полуулыбкой:

– Привычки, мой друг, скрашивают течение времени, но это, увы, лишь производная задачи выживания, а не ее решение. Привычки, словно пульс хронометра, просто маскируют ускользающее время, превращая нашу с тобой обыденность в монотонный лабиринт меланхолии.

Марио не нашел, что на это ответить. Разумеется, он не собирался менять образ жизни, он не мог по щелчку пальцев из банкира сделаться исследователем-путешественником, даже если бы захотел. Варгас сомневался, что хочет постоянно глотать дорожную пыль. И пусть наградой за это будут встречи с преинтересными людьми, вроде Дюрера, в колоритных местах, вроде Кольмара, Марио вряд ли согласился бы обменяться судьбами с кем-то, вроде Колумба.

Хотя, признаться, в глубине души завидовал умению старого друга легко переносить дорогу. Кажется, для таких людей весь мир открыт, и лишь невезение – в виде затянувшейся войны Кастилии с маврами – могло помешать достичь самых дальних уголков света.

Впрочем, сам Христофор не терял надежд на благословенных испанских монархов Изабеллу и Фердинанда – сразу по возвращению из Эльзаса он намеревался снова просить их аудиенции.

Пока же путников ждала жемчужина Декополиса – Кольмар, один из союза десяти свободных городов Эльзаса, образованный еще в 1354-ом году императором Карлом IV. Местные цеховые гильдии выкупили у Священной Римской империи городские привилегии, что даровало городам Декополиса почти полную политическую самостоятельность. Здесь был собственный суд, рынки, ярмарки, даже налоги. А некоторые города, включая Кольмар, получили от императора право не допускать в свои стены евреев.

Именно здесь, со слов Якоба Фугерра, квартировал Дюрер, и в конце ноября Колумб и Марио достигли прославленного города. Не без труда найдя жилье – час был поздний – они сгрузили багаж и, наскоро поужинав, легли спать после долгой дороги. К Дюреру решили отправиться утром: Албрехт бы точно счел вопиющим нарушением этикета, если бы Варгас и Колумб пожаловали к нему в ночи.

– Хозяин сказал, что молодой немец снимает жилье рядом с домом Мартина Шонгауэра, – заметил Колумб, когда они с Марио встретились за завтраком на рассвете. – Это примерно в получасе пешим ходом.

– Ты хочешь отправиться сразу после трапезы? – уточнил Варгас.

Христофор кивнул:

– Пошлем вперед мальчишку, предупредим о намерении. Если герр Дюрер одобрит визит, не вижу смысла тянуть.

Марио не нашел, что возразить.

Спустя час мальчишка, нанятый Христофором вернулся и сказал, что живописец не против принять гостей.

– Что ж, тогда решено? – с улыбкой спросил Колумб.

Варгас хмыкнул, но снова промолчал: какой смысл бросаться словами, когда разгадка «секрета» Дюрера настолько близка?

После недолгого променада по сонным улицам Кольмара друзья подошли к дому, где остановился Альбрехт. Постучав в невысокую дубовую дверь, Христофор кашлянул в кулак и сложил руки перед собой, стараясь сдержать волненье.

Так странно, подумал Варгас. А ведь Альбрехт примерно одних лет с Диего Колумбом, то есть годится Христофору в сыновья. Так чего же путешественник так волнуется?

Поразмыслить над ответом не вышло: дверь приоткрылась, и наружу выглянул бледный молодой человек с рыжими неухоженными волосами, которые едва касались покатых плеч.

Марио легко узнал в нем Дюрера – в ту единственную их встречу живописец выглядел точно так же, разве что стрижен был покороче.

– Доброе утро, Альбрехт, – широко улыбаясь, сказал Варгас. – Надеюсь, вы меня узнали?

– Да, верно, господин Варгас, – со слабой улыбкой ответил немец. – Я получил письмо от герра Фуггера, где он предупредил меня о визите вас и… – Дюрер перевел взгляд на Христофора. – Господина Колумба. Очень рад знакомству.

– Взаимно рад и я, – дружелюбно ответил путешественник.

– Входите, господа. Не стоит вести разговор у порога.

Дюрер отхлынул от двери, и Марио, пропустив вперед Колумба, скользнул внутрь следом за другом.

Квартира Альбрехта была невелика и скромно обставлена. По крайней мере, это касалось гостиной – стол у единственного окна, при нем – две лавки, в углу – ведра с водой и умывальник. Остальное же пространство занимали полотна, доски, мольберты, и прочие принадлежности для живописи. Из-за того, что прямо за окном находилось дерево с раскидистой кроной, комната была плохо освещенной, даже мрачной. Марио поймал себя на мысли, что не смог бы долго находиться в ней.

А вот Дюрер, судя по количеству картин в мастерской, несмотря на свою бледность, явно горел, буквально жил искусством, но при этом Колумба не покидало чувство, что мастер все время находится в меланхоличной полудреме, этакий призрак художника, навсегда связанный с этим угрюмым местом.

– Присаживайтесь, если хотите. – Альбрехт указал на стол с лавками. – Простите за беспорядок, вестовой предупредил о вашем визите, но я не думал, что вы прибудете так быстро.

– О, мы проделали долгий путь, – с интересом оглядываясь по сторонам, сказал Колумб. – Не терпелось с вами увидеться… А насчет беспорядка – это ведь, по сути, ваша мастерская. Пусть и временная. Думаю, у художников жилище и должно быть достаточно … аскетично.

– И все же мне неловко, – признался Альбрехт.

– Все в порядке, – ободряюще произнес Марио.

Христофор не торопился усаживаться. Остановившись рядом с мольбертом, он с интересом рассматривал творение Дюрера.

– Это еще неоконченная работа, да и сейчас еще слишком светло, – заметил Альбрехт.

– Да-да, я понимаю, – пробормотал Христофор. – Но все же…

– Это не просто прихоть, господин Колумб, – с нажимом сказал Дюрер. – Реальность обманчива при дневном свете. Она лишь маскирует цветами монохромное пространство. Поэтому я предпочитаю показывать готовые работы и только в сумерках.

Живописец старался не обидеть гостя, но заметно было, что поведение путешественника ему не нравится.

Колумб повернулся к хозяину и, улыбнувшись, сказал:

– Простите, трудно оторваться. Все эти персонажи… очень странное ощущение… завораживает и одновременно… отталкивает.

– Благодарю, – с вежливой улыбкой ответил Дюрер. – Запечатлеть в рисунке человеческое уродство просто. Но попробуйте то же самое сделать словами, и никто не захочет читать. А картины… Картины захватывают внимание.

Он смерил свою неоконченную работу скептическим взглядом, после чего посмотрел на Колумба и пообещал:

– При случае обязательно покажу вам законченный вариант. А теперь, если позволите, давайте перейдем к делу? Сразу скажу, мне очень лестно, что вы заинтересовались мной, начинающим художником, и моими работами. Господин Варгас. – Альбрехт посмотрел на банкира. – Я, признаться, думал, что в прошлый визит вы хвалили мои работы только лишь из вежливости.

– Это совсем не так, – покачал головой Марио. – Я не большой знаток в области изобразительных искусств, но, Альбрехт, ваша живопись мне интересна, это правда.

– Благодарю, господин Варгас. Я рад, что ошибался. – Дюрер улыбнулся банкиру, после чего обернулся к его спутнику. – Предположу, что господин Колумб вдохновился вашей похвальбой и потому искал встречи?

– По правде говоря, все обстояло несколько иначе, – с улыбкой заметил Христофор. – О вашей персоне я узнал не от Марио. И интерес мой связан не только и не столько с вашими картинами, которые, безусловно, замечательны, сколько с иной ценностью, которой вы владеете.

Альбрехт удивленно посмотрел на собеседника.

– Ценностью? – переспросил живописец. – Признаться, теряюсь в догадках, о чем может идти речь. Не могли бы вы пояснить, господин Колумб?

Судя по его взгляду, он не лукавил. Христофор смерил его пристальным взглядом, после чего произнес:

– Я говорю о карте географа Тосканелли, ныне покойного, герр Дюрер. Мои… источники сообщили мне, что она у вас. Это так?

Марио нахмурился. Карта? Они проделали такой путь, потому что Колумба интересовала карта некоего покойного географа? Почему же Христофор так долго держал интригу, почему не попросил Марио через Якоба узнать цену артефакта у живописца, а предпочел лично озвучить интерес?

– Да, – поколебавшись, чуть хриплым от волнения голосом ответил Альбрехт. – У меня. Но… – Он запнулся. – А, впрочем, мне следовало догадаться, что вы ищете встречи из-за нее. Вы ведь ищете короткий путь в Китай?

– Все так, – медленно ответил Колумб. – Так что же, могу я взглянуть на карту Тосканелли?

Наблюдая за их дуэлью взглядов, Марио вдруг подумал, что соперники достойны друг друга: Колумб пытается давить положением старшинства, но Дюрер, несмотря на юность, держится молодцом, хотя поначалу казалось, что он слишком рассеян и даже растерян.

Что же это за карта такая? И почему Колумб уверен, что Альбрехт взял ее с собой в поездку по Европе?

Возможно, дело в ее ценности?..

– Послушайте, – сказал Христофор, – я ищу эту карту много лет, с того самого момента, как узнал о ее существовании из письма Тосканелли. Мы с моим другом проделали долгий путь из Севильи в Кольмар, чтобы только взглянуть на нее…

– Только взглянуть?

– Разумеется, не только, – улыбнулся Колумб. – Эта карта мне нужна, чтобы получить поддержку моей экспедиции. Чтобы подкрепить мои теории работой выдающегося Тосканелли. Это явно увеличит мои шансы на успех. Вы, герр Дюрер, можете оказать мне неоценимую услугу. Что скажете?

– Скажу, что сейчас принесу карту, – произнес Дюрер. – И, если вы ищете именно ее, сможем обсудить цену. Ждите здесь, господа.

С этими словами он вышел из комнаты, оставив друзей наедине.

– Чрезвычайно мудрый молодой человек, – сказал Колумб, весело посмотрев на Марио. – Чрезвычайно…

На холсте, установленном на мольберте, тревожно озирающиеся рыбаки сетями вытягивали из воды глядящего в небо мальчика.

Глава 5

Старый знакомый

2024 г.

Трель гостиничного телефонного аппарата заставила Луиса вздрогнуть. Протянув руку, он снял трубку и поднес к уху.

– Дон Санчес? – сквозь треск спросил динамик хриплым голосом.

– Да, Франко, – легко узнав бесстрастную манеру охранника отельного КПП, отозвался Луис.

– Вы просили сообщить о приезде дона Наварро.

– Он только что въехал на территорию отеля?

– Да, сеньор.

– Спасибо, Франко, – поблагодарил Луис и вернул трубку на рычаг прежде, чем прозвучало эхо коротких гудков законченного разговора.

Сосредоточиться не получалось. Мыслями Санчес был очень далеко отсюда. Сегодня был день Х, и момент Х уже приближался.

Луис пока не решил, как относиться к переезду майора Уго в Никарагуа. С одной стороны, они поддерживали связь все эти годы и являлись если не друзьями, то хорошими знакомыми. С другой, Луис не очень-то хотел, чтобы человек из прошлого, от которого Санчес бежал в Центральную Америку, жил в соседнем с ним доме.

Зачем тогда было покидать Мадрид, траурной ежедневностью напоминающий об утраченных жене и сыне, если Мадрид нашел его здесь, в вулканическом оазисе цивилизации Чибча.

Одним своим приездом Уго менял мир, к которому привык Луис, до неузнаваемости. Когда обрывки страшной трагедии прорывались через электронные письма и редкие звонки, Санчес готов был мириться с ними, пусть это и давалось непросто. Но такое соседство…

Луис не хотел смотреть в окно и видеть там Уго, потому что проклятая память моментально дорисовала бы за спиной майора вокзал и смятые составы, похожие на взорвавшиеся в костре консервные банки с бобами.

Только вместо томатного соуса повсюду были…

Санчес резко встал, чтобы прервать очередной флэшбэк, и ощутил, как дрожат его руки и колени.

Прямо как тогда, за рулем в 2004-ом.

Все. Стоп. Воспоминания – на замок.

Но сейчас они увидятся с Уго, и их все равно станет слишком много.

Снаружи послышался рев автомобильного мотора, судя по тональности – фургон и, похоже, не один.

Минуту спустя этот звук стих, но на смену пришли другие – скрип тормозов рядом с домом, хлопки дверей, неразборчивое приглушенное бормотание.

«Вот он и приехал».

Луис догадывался, как глупо, должно быть, выглядит со стороны – замер посреди комнаты, вслушивается в доносящиеся снаружи звуки, одновременно с этим пытается отделить настоящее от примеси прошлого и не сойти при этом с ума. Но что он мог поделать с подобравшимся призраком давно ушедших дней?

Разве что закурить.

Для Санчеса это был надежный способ успокоиться. За сигарой он чувствовал, как пространство распадается на дым и пепел, а время будто останавливается в серо-пурпурном тлении.

Щелчок гильотины отсек кончик витолы быстро и четко – будто перерубил хребет Уроборосу, символу связи времен.

Чирк спички, тление табака, обращающее дурные мысли в пепел.

И дым от горящих сомнений, уносящийся вверх, к потолку.

Ровно в тот момент, когда Луису начало казаться, что он почти успокоился, комната наполнилась настойчивым стуком ожидаемого незваного гостя.

Санчес оглянулся и посмотрел на дверь. Он много раз представлял себе этот момент. После бегства Луиса из Испании Уго в своих письмах постоянно расспрашивал его о Никарагуа, о сигарных делах, табачных плантациях, о климате, женщинах и отеле, в котором Санчес жил.

Лет пять назад впервые прозвучало: «Может, и мне к вам перебраться, на старости лет?». Прозвучало, скорей, как шутка, а не план, но со временем этот вопрос начал повторяться все чаще, пока пару лет назад не превратился в твердое намерение Уго переехать в Никарагуа.

И вот теперь майор стоит за дверью и ждет, пока Луис откроет ему, чтобы впустить прошлое в настоящее.

Санчес шумно вдохнул напас табачного дыма. Пальцы сжали сигару так сильно, что её тело сплющилось, издав стон боли лопнувшего покровного листа.

Подошвы майорской обуви, видные сквозь щель дверного порога, загораживали яркое солнце. Судя по тому, что тень не двигалась, Уго стоял, не шевелясь, словно застыл по стойке «смирно».

Poli всегда остается Poli.

Луис обреченно подошел к двери, разблокировал замок и открыл её.

Пути для отступления не осталось.

– Ну, здравствуй, продавец дыма, – бросил Уго.

Он сказал это так непринужденно, словно они расстались только вчера, и в первую секунду Санчесу действительно показалось, что майор почти не изменился с тех пор, как они виделись в последний раз, в Мадриде: выправка, коротко стриженные волосы, большой нос настоящей «ищейки», волевой подбородок. Лишь присмотревшись, Луис заметил, что на лице Уго прибавилось морщин, «ежик» припорошила седина, а глаза заметно выцвели – правда, в них, как и прежде, будто плясали языки озорного пламени неизвестного происхождения.

То ли огни преисподней, то ли просто неиссякаемая жажда жизни.

Хотя на Наварро была рубашка и летние брюки, фантазия Санчеса все равно дорисовала мундир полицейского с блестящим жетоном.

– Здравствуй, Уго, – не отводя взгляда, ответил Луис.

Майор перешагнул через порог, и они пожали друг другу руки и обнялись.

– А эта ваша Никарагуа не так уж и далеко, да? – отстранившись, заметил майор.

– Хотел бы уехать далеко, выбрал бы Южную Америку, – пожав плечами, ответил Санчес.

– А почему не Северную? – прищурившись, спросил Уго.

– Как быстро начались неудобные вопросы! – деланно удивился Луис.

Майор рассмеялся и, похлопав мадридского товарища по плечу, сказал:

– Прости, привычка. Как говорят русские: старого пса новым трюкам не научишь.

Санчес улыбнулся самым уголком рта. Уго по-прежнему обожал вворачивать в разговор присказки и поговорки самых разных народов, стремясь подчеркнуть богатый кругозор.

– А еще русские, я слышал, говорят: «В ногах правды нет». Так что присаживайся, – предложил Санчес, чтобы в их с майором разговоре вдруг не возникла опасная пауза.

Сорвавшийся с его сигары пепел сухим снегом бесшумно осел на полу.

Пеплу не стать сигарой, подумал Санчес, скользнув взглядом по табачному праху у ног.

– Угостить тебя сигарой? – спросил Луис, посмотрев на майора.

Замерев на мгновенье, Уго хмуро ответил:

– Человек за сигарой – пример ужасающего вольнодумства, мой друг.

Санчес не успел удивиться, как майор тут же расплылся в улыбке и воскликнул:

– Шучу! Я бы с радостью, но сейчас просто никак: надо отпустить грузчиков. Но, если у тебя нет планов на вечер, мы могли бы поужинать где-то… Где у вас тут лучший ресторан? Можешь заказать столик часов на восемь? Я угощаю! Хочется отпраздновать начало новой, свободной жизни! Как говорят китайцы: нет долгов – и на душе легко!

– Как будет угодно – кивнул Луис. – В каком доме ты остановился?

– Через один от твоего. – Уго махнул рукой куда-то себе за спину. – Кажется, это одиннадцатый. Звони, если что. Ладно, пойду. Надо проследить, чтобы мне там ничего не разбили и не сломали. Крушить вещи старика Уго может только сам старик Уго!

Майор снова рассмеялся и сжал плечо Санчеса. Он казался по-настоящему счастливым, но что-то в его взгляде заставило Луиса насторожиться. Впрочем, майор не дал ему времени на анализ.

– До вечера! – воскликнул Уго и, круто развернувшись, покинул дом.

Как будто что-то не договаривает, уже позже размышлял Санчес, сидя в кресле и докуривая растрепанную сигару.

«Да нет, наверное, это просто паранойя. А паранойю надо бороть по методу Бентанкура…»

В компании Алехандро Гомеса Бетанкура, главного табаковода провинции Халапа, Луис провел не один приятный вечер. Говоря о паранойе, Алехандро всегда повторял: «Из того, что тебе кажется, что это так, не следует, что это так и есть». Наверное, приверженность этому нехитрому принципу Бентанкур и дожил почти до 100 лет… как и его отец… а до этого – дед.

Сизое кольцо плотного дыма устремилось к потолку.

Луис с интересом наблюдал за тем, как оно плавно растворяется в воздухе, навеки становясь прошлым. Дым таинственен, потому что неуловим? Возможно. Но почему это делает его таинственным? Почему неуловимость должна быть загадочней тактильности? Возможно, потому что мы хотим им обладать?..

«Дым неуловим как время, поэтому хватит терзать себя вторжением Уго. Время рассудит… вечер покажет».

Докурив, Луис позвонил в ресторан «Сосьедад».