– Вижу, ты удивлен, – сказал Столыпин. – Что ж, таков Мишель. Не знаю, честно сказать, каких мотивов он придерживался на самом деле… но Алеше он объяснил, что Сушкову знал с детства, как вертихвостку и кокетку с ледяным сердцем. Лопухин же влюбился, и Мишель, видя это, понял, что говорить с ним бесполезно – все равно бы не прислушался, ослепленный страстью. На деле же получалось, что наш корнет спас Алешу от брака, способного причинить ему лишь боль. И то, как легко Катенька поддалась на чары юного гусара, коего прежде не замечала, говорит о ее ветреном легкомыслии. В общем, по всему получалось, что, уводя невесту друга, Мишель оказал ему большую услугу.

Петру Алексеевичу потребовалось несколько долгих секунд, чтобы переварить услышанное. Затем он медленно спросил:

– Ты сам-то в это веришь, Монго?

– Сложно сказать, – подумав, ответил Столыпин. – С одной стороны, выглядит все это неприятно. С другой, я знаю Мишеля с юных лет, и никогда прежде он мной не был замечен в откровенных подлостях. Возможно, началось все, как шутка, потом, когда Катенька ответила взаимностью на ухаживания Лермонтова, он решил ее проучить… Такое развитие событий мне кажется вполне вероятным.

– То есть Сушкова ему изначально была неинтересна?

– Конечно! Он затаил на нее обиду с детства, когда писал ей стихи и письма, а она лишь насмехалась над ним. Поверить в то, что позже Мишель ее полюбил, мне трудно, прости уж.

Они замолчали. Слышно было, как щебечут птицы и как воет вдали ветер, раскачивая кроны деревьев. После истории с Сушковой Уваров испытывал к Мишелю некоторую неприязнь, но слова Монго, само его спокойствие вновь вызывали у Петра Алексеевича сомнения.

«Может ли быть этот корнет, этот Лермонтов человеком таким сложным, что мы просто не в силах до конца понять тех или иных его эмоций? – размышлял Уваров, глядя на компанию, стоящую чуть в стороне. – Кажется, что это все оправдания… но разве может подлец писать такие стихи, которые пишет Лермонтов? Разве можно столь хорошо понимать человеческую душу и столь… беззастенчиво по ней топтаться?»

Единственное, что было ясно, как день – личности, более противоречивой, Уварову встречать не доводилось. В поэте причудливым образом соседствовали добродетель и язвительность, мудрость человека пожившего и насмешливость юнца.

«Возможно, это всего лишь маски, за которыми он прячет себя от мира? Или он невольно подражает худшим проявлениям общества… или подражает нарочно, высмеивая его?»

Что-то подсказывало Уварову, что ответить на эти вопросы может только дальнейшее общение с Мишелем – сложное, порой неприятное, но, судя по их первой встрече, весьма необычное и интересное – Петр Алексеевич осторожно спросил у Монго:

– Что же Мария?

– Она, как верно заметил Мишель, куда мудрей Лопухина – наверное, потому что старше. В любом случае она не держит на Лермонтова зла. Отчасти – потому что он действительно показал настоящее лицо Сушковой; отчасти – потому что давно уж научилась принимать его таким, какой он есть – со всеми этими странными выходками вперемешку с искрами настоящей гениальности и искренней добротой к близким, которую наш корнет прячет, точно сокровище, от посторонних глаз…

Монго снова посмотрел на Уварова, на сей раз – куда пристальней, чем прежде:

– Я ни в коем случае не советую тебе тоже принять его, поверив мне на слово. Тем более, вполне понимаю, как этот фортель с Катенькой выглядит со стороны… Просто, прежде чем отвергать Мишеля, советую как следует к нему присмотреться. Если ничего не увидишь – что ж, так тому и быть. Значит, просто не твой человек. Или ты не его… Не беда.

Смотря другу в глаза, Петр Алексеевич кивнул.

Он, конечно же, видел в Лермонтове что-то – иначе просто махнул бы на него рукой и даже не думал об интрижке с Сушковой.

Однако признаться в этом – даже самому себе – Уваров пока что готов не был.

Вернувшись в дом, друзья пробыли вместе совсем недолго: очень скоро Петр Алексеевич окончательно заскучал и уехал домой, где путаные мысли долго не давали ему уснуть.

* * *

2018

– А вон, похоже, и наш причал, – приложив руку ко лбу на манер козырька, сказал Чиж.

Последние тридцать минут паром шел по реке Тайн. Причалы располагались с обеих сторон на расстоянии полутора-двух километров друг от друга – видимо, чтобы не устраивать «сутолоку». Ярко светило солнце; с берега доносились громкие, но неразборчивые крики и рев десятков моторов уезжающих прочь автомобилей. Когда наш паром проплывал мимо других судов, их пассажиры улыбались и махали нам, и мы отвечали им тем же.

Ньюкасл для нашего путешествия был еще одним перевалочным пунктом перед настоящим путешествием. По моему плану, мы должны были выгрузиться здесь и двести километров до Эдинбурга преодолеть по суше, на «Харлеях», после чего я собирался пересесть на «Триумф Бонневиль» и дальше ехать уже на нем. Эта идея пришла мне в голову, едва я начал размышлять о грядущем путешествии. «Триумф» для англичан, как для американцев «Харлей» – классика, проверенная временем, нерушимый знак качества. «Правило рукопожатий» пришло мне на помощь и здесь: я написал письмо Роману Гречухину, моему давнему товарищу, который успешно торговал мотоциклами обоих брендов в далеком Новосибирске. Моя задумка – совершить путешествие по шотландским местам Лермо́нтов на «Бонневиле» – ему очень понравилась, и вскоре он прислал мне контакты некоего Глена, менеджера по региональным продажам завода «Триумф», сразу предупредив, что быстро мне не ответят. Дабы не терять времени даром, я сразу сел за письмо. Вышло оно большим: хотелось сразу продемонстрировать серьезный настрой. Приложив подробный план поездки и заметки, связанные с предыдущими моими мотопробегами, я отправил письмо на адрес Глена… и, к своему удивлению, уже через два часа получил ответ: в указанные даты Вас будет ждать «Бонневиль Т-120», звоните Скотту, это наш официальный дилер в Эдинбурге, вот его телефон. Не веря своим глазам, я прочел текст еще раз, после чего набрал Роману и напрямик спросил, как ему удалось так расположить ко мне руководителей «Триумфа».

– Просто рассказал им о твоих путешествиях, – был ответ. – Они оценили.

Вот так через одно рукопожатие я получил шанс прокатиться по Шотландии на легендарном «Триумфе».

«Лишь бы форс-мажоров не случилось…»

К счастью, пока все шло своим чередом: билеты на паром мы купили заранее, еще в мае, визы получили ближе к концу июня, тогда же и виделись в последний раз – на нашем суздальском блюз-байк фестивале Total Flame, куда отправились через день после визита в Середниково. И вот, спустя месяц с небольшим, мы встретились снова – уже в Амстердаме, за сутки до отплытия. Мне повезло чуть больше, чем Вадиму: от столицы Нидерландов до Баден-Бадена, где обыкновенно «квартируется» мой «Харлей Стрит Глайд», было 600 километров, тогда как Чижу пришлось плестись 2500 километров на микроавтобусе из Москвы, деля салон только с любимым «Спорстером». Впрочем, эти мелкие нюансы никак не повлияли на наш настрой: встретившись, мы тут же отправились гулять по городу, который, без шуток, можно было исследовать вечно.

Я очень люблю Голландию, и души не чаю в Амстердаме. Для туриста здесь – настоящий рай: уличный арт, электронная музыка, гурманская еда… Олдскульные сигарные магазины тут соседствуют с совсем молодыми; современные фонари со светодиодными лампами по ночам освещают величественные здания викторианской эпохи. При этом, за исключением центральных, горячо любимых туристами, районов, Амстердам – город очень спокойный, живущий в собственном уникальном темпе. Моя мечта – пробыть здесь неделю-другую, работая над очередной книгой: запереться на лодке, пришвартованной на одном из многочисленных каналов, и стучать по клавишам, выбираясь в город только для того, чтобы пополнить запас продуктов, кофе и сигар.

«Когда-нибудь – обязательно…»

Паром отправлялся поздним вечером, и потому мы с Чижом неторопливо прогуливались по улицам Амстердама, время от времени захаживая в местные кафешки, чтобы перекусить, дать ногам отдых и, разумеется, обсудить грядущее путешествие. Я предвкушал встречи с интересными людьми и живописные шотландские пейзажи; Вадим в основном нахваливал Эдинбург.

– Это, блин, почти Амстердам, – уверял он. – Только шотландский.

Чиж знал, чем меня купить.

Какие-то технические моменты тоже проговаривали, но так, между делом, если только случайно заходила речь – ну какой смысл в десятитысячный раз обсуждать одно и то же? Зато не обошлось без классической темы, давно набившей мне оскомину.

– А вот можешь мне сказать, друг-дервиш, – произнес Вадим, когда мы, пообедав в небольшом ресторанчике, проходили мимо музея мадам Тюссо, – какой он – настоящий байкер?

«Опять ты за свое, Чиж…»

Этим же вопросом, но в других вариациях, он донимал меня с того момента, как мы разжились билетами на паром. Я по возможности отмалчивался – не хотел ввязываться в долгое и бессмысленное обсуждение. На миг показалось, что сейчас мне уже не отвертеться, но тут на глаза попался указатель, и я, тихо хмыкнув, сказал:

– Настоящий байкер? Ну, пошли, посмотришь…

И первым устремился ко входу в квартал красных фонарей.

– А… на что смотреть-то, Макс? – осторожно спросил Вадим, глядя на светящиеся витрины и полуголых девушек, извивающихся за стеклом.

– Здесь неподалеку есть один старинный бар, – бросил я через плечо. – Принадлежит местному мотоклубу «Хеллс Энджелс». Вот уж где байкеры, настоящей некуда…

– О как, – только и сказал Вадим.

В баре «ангелов ада» мы провели не больше часа, но Чижу и этого хватило. Он с интересом взирал на хмурых бородачей, которые, дымя сигаретами, играли на бильярде, пили пиво и косо смотрели в нашу сторону.

– Клевый бар, Макс, – заключил Вадим, когда мы уже брели в обратном направлении. – Как в кино прямо!

– Угу…

Приметив вывеску публичного дома, я остановился рядом с прозрачной дверью, которая одновременно служила борделю витриной. Из-за стекла на нас игриво поглядывала обнаженная брюнетка лет двадцати пяти.

– В чем дело? – спросил Чиж, недоуменно посмотрев сначала на меня, потом – на проститутку, которая всячески пыталась завлечь нас внутрь.

– Старик, – с чувством произнес я. – Пришла пора рассказать тебе об одной очень древней и важной традиции – перед долгим и опасным путешествием настоящий байкер должен купить себе любовь, чтобы дорога сложилась.

Вадим замер с открытым ртом. Такого поворота он явно не ожидал.

– Ты это сейчас… ты серьезно? – пробормотал Чиж наконец.

– Слушай, ну ты действительно думаешь, что после всего этого я буду шутить такими вещами? – деланно возмутился я.

– А это… если я… ну, не хочу? – облизав пересохшие губы, спросил Чиж. – Ну, в смысле… обязательно ли нам… обоим?.. Ну, ты понял…

– А, то есть я должен отдуваться за двоих?!

– Ну… я не это имел в виду… – еще больше смутился Вадим.

– Понимаешь, это ведь не моя прихоть: хочешь или не хочешь, ты уже встал на дорогу дервиша, а потому должен следовать традициям. Тем более что ты сразу пообещал мне неукоснительно следовать маршруту, который я составлю. Помнишь ведь?

– Помню.

– Ну так вот это – обязательная часть маршрута.

Не знаю, как я тогда умудрился ни жестом, ни интонацией себя не выдать – наблюдать за душевными метаниями старого друга было чертовски уморительно.

– Давай еще немного погуляем, я подумаю, – после длиннющей паузы попросил Чиж.

Я пожал плечами и отвернулся. Следующие полчаса мы в полной тишине бродили по кварталу красных фонарей. С трудом представляю себе, как это выглядело со стороны: двое взрослых мужчин, один из которых – немного рассеян, а второй идет, мрачнее тучи, сгорбленный и хмурый. Какие мысли возникли бы у случайного прохожего при виде нас двоих?

«Думаю, корнет Лермонтов, встреться он нам сейчас, наверняка бы отпустил в наш адрес немало острот!..»

Наконец я не выдержал и елейным голосом осведомился:

– А скажи, дорогой – ты ведь поэму «1831 июня 11 дня» прочел?

– Прочел. Ты ж говорил, что это обязательно, это какое-то там… сюжетообразующее произведение для фильма… да и для путешествия тоже… Правда, если честно, ничего оттуда не помню, хоть убей.

– Ну, это-то я понял, дорогой…

Я откашлялся и с чувством прочел:

И отучить не мог меня обман;

Пустое сердце ныло без страстей,

И в глубине моих сердечных ран

Жила любовь, богиня юных дней…

На несколько мгновений воцарилась тишина.

– Сука! – воскликнул Чиж с явным облегчением. – Купился! Вот же… блин…

Весь оставшийся вечер Вадим пытался объяснить мне, что этот дружеский розыгрыш мне удался только потому, что он, де, байкер неопытный и всех наших ритуалов попросту не знает.

– Но я бы на это ни за что не пошел, ты ж меня знаешь! – заверял Вадим.

– Нет-нет, конечно же, не пошел бы, – легко согласился я.

Ближе к вечеру мы отправились в порт и угодили в конец длиннющей очереди: август вообще пора отпусков, а тут еще и пограничники работали спустя рукава – словно нарочно припоминая англичанам за «Брексит». Стояла страшная жара; от соседства с пыхтящими фурами и легковушками было еще и душно, а потому я решил сбросить куртку и убрать ее в кофр. В итоге, пока возился с вещами, Чиж успел проскочить одним из первых… и пропасть. Я терпеливо дождался очереди, проследовал к одному из незаполненных трюмов, ожидая увидеть Вадима где-то в его окрестностях… но мой компаньон как в воду канул.

«Вот ведь торопыга… – подумал я – Не мог подождать… хотя, конечно, ничего удивительного – первый раз вместе едем…»

Заезжая на аппарель парома, я вдруг услышал, что мотор моего «Харлея» начал издавать жуткий звук, схожий с ревом пилорамы. Причем случилось это в тот момент, когда я переключал скорость. Ради интереса я отпустил сцепление, и лязг ушел.

«Чертовщина какая-то».

В трюм я спускался безо всякого постороннего шума, однако стоило мне достичь своего отсека и переключиться на нейтраль, и рев возобновился.

«Может, перегрелся, пока мы на жаре в очереди толкались? Ладно, до завтра постоит, остынет – попробуем. Главное, что на скорости едет тихо, значит, скорей всего, проблема со стартером…»

Оставив байк в трюме, я отправился к стойке ресепшена и, конечно же, сразу встретил там Чижа – вертя головой из стороны в сторону, он высматривал среди пассажиров меня.

– Вадик! – воскликнул я.

Чиж повернулся на голос, расплылся в улыбке и поспешил ко мне.

– Макс! Ты куда пропал? – выпалил он, едва мы сблизились.

– С байком возился. Ты ключ не брал?

– Брал. Мне его в будке перед паспортным контролем выдали. Я и твой взял, сказал, что с другом.

– А, так вот почему мне тетя голландская так улыбалась!.. Пойдем, бросим вещи…

Примерно через полчаса суета сошла на нет, и паром наконец отчалил. Народ прохаживался по палубам с вальяжностью престарелых павлинов: дорога до Ньюкасла занимала около пятнадцати часов.

– Чем займемся? – зевнув, спросил Чиж.

– Давай в баре присядем, пройдемся по карте, – предложил я.

Файлы с координатами – дело хорошее, но карта дорог нагляднее и удобней, как ни крути. Правда, найти нормальную в России я так и не смог, поэтому купил только в Германии. Уже находясь в Баден-Бадене, я заботливо перенес на эту карту наш маршрут, отметив все важные места, и теперь горел желанием показать мой маленький географический «шедевр» Чижу. Вадик, разумеется, возражать не стал и мы, заказав по чашке кофе, уселись за угловой столик. Бар на пароме можно было бы назвать уютным – приглушенный свет, приятная обстановка – если бы не одно «но»: уйма туристов, которые попросту не знали, чем себя занять. Приди мы позже минут на десять, и свободных мест бы уже не нашлось.

– Смотри, дружище, – сказал я и развернул перед Чижом огромную карту, которая моментально накрыла стол.

Официант, принесший кофе, после недолгих раздумий поставил чашки на свободный стул.

– Зато тут каждую шотландскую тропинку видно, – добавил я, предвосхищая вопрос Чижа.

Проходя по маршруту, я – в который уж раз за последние месяцы – поднял вопрос о замке Фингаск. Дело в том, что идея посетить Фингаск принадлежала Жене, сестре Вадима, дружившей с хозяевами, и потому вопросом занимался лично Чиж. В итоге координаты мне он так и не прислал.

– Да не переживай ты, – махнул рукой Чиж. – Завтра все будет. Я Жене написал, она сказала, пришлет.

На том и порешили. Потом мы еще раз обсудили правила езды в группе. Чижу это было в диковинку, но, учитывая, что мы ехали вдвоем, задача казалась не слишком сложной.

– Вот, когда с Сахалина на бракованных «Уралах» ехали, там, да, однажды чуть не влетели, – припомнил я. – Ведущему колонны от усталости что-то примерещилось, он забыл, что едет не один, и так резко ударил по тормозам, что мы чуть не стали одним большим «Уралом» с четырьмя люльками и рулями!

– Страшное дело, – заметил Вадим.

– Поэтому важно помнить, что ты едешь не один. Всегда. Даже, когда впереди друга границу пересекаешь – помни, что надо его дождаться… – усмехнулся я.

– А, это ты про меня уже? – улыбнулся Чиж.

– Ага. Мелочь, конечно, но для удобства давай договоримся по возможности не терять друг друга из виду, хорошо?

– Да какие дела, Макс? Я ж не спецом…

Тем временем бар начал стремительно пустеть: туристы оживились и потянулись к выходу. От Чижа это тоже не укрылось.

– Куда это они так ломанулись? – удивился он.

– Да черт его знает. На кораблекрушение не похоже – бармены спокойные, как удавы в шотландских лесах…

– Может, интересное что? Пойдем, глянем?

– А пойдем.

Залпом допив кофе, Вадим поднялся со стула и поспешил к дверям. Я чуть задержался – сворачивал карту и убирал ее обратно в рюкзак. Когда наконец вышел наружу, Чиж ждал меня там.

– Смотри, – сказал он, указывая пальцем на дьюти-фри, который находился неподалеку от бара. Прежде он пустовал, но теперь народ облепил его со всех сторон, словно булавки – мощный магнит.

– Откуда такой ажиотаж? – недоуменно пробормотал я.

Подойдя поближе, мы увидели на входе дородного парня в клетчатой рубашке и потрепанных голубых джинсах.

– Whiskey tasting! – на ломанном английском зычно восклицал он. – Free sets of three shots!

– О, дегустация виски! – обрадовался Чиж. – Пойдем, Макс?

И снова я не спорил: видя, как загорелись глаза моего друга, отдался на волю судьбы, хотя дегустировать ничего не собирался. Получив талоны от того же парня в клетчатом, мы прошли внутрь и отправились за халявным виски. Щедрость хозяев поражала: на пробу можно было выбрать любые сорта из доброй сотни наименований, поэтому выбор дался Чижу не просто. При этом сам сет из трех шотов оказался для Чижа легкой прогулкой, и потому, облизав губы, он обратился ко мне:

– Макс…

– Ау?

– Это… ты все равно ведь не пьешь, правильно? А мои талоны на выпивку закончились в тот момент, когда мне только начало… хорошеть.

– Сочувствую, – с притворной грустью сказал я.

– Вот ты!.. Отоварь свои талоны, пожалуйста. Я тебе скажу, чего для меня взять.

– Давай, говори, – усмехнулся я.

Чиж просиял и стал перечислять.