– Ну да, давайте повторим ралли «Родина», только не на «Уралах», а на «Харлеях», – саркастически произнес я. – И не с Сахалина до Питера поедем, а из Бутово в Балашиху. Чтоб сильно не утруждаться.

– И не мужским коллективом, а с бабами, – вставил Денис.

– Тогда все закончится очень быстро, – прищурившись, с хитрой улыбкой сказал Нахманович и, нарочно коверкая голос, добавил:

– Ой, ребята, разворачиваемся, я ноготь сломала…

Мы с Иваном и Сашей Никифоровым захохотали, Денис тоже обнажил белые ровные зубы. Боря Кац с мобильником у уха стоял чуть в стороне, но, заслышав смех, обернулся и тоже неуверенно улыбнулся, наблюдая за нашим весельем.

Настроение у всех было приподнятое: пятьсот километров прошли без особых помех (исключая надоевшие проколы), да и команда вроде бы подобрался вполне себе.

– Главное – все учесть, – отсмеявшись, сказал я. – Запчасти взять – те, что чаще всего ломаются. Инструмент нужен, чтобы починиться смогли в дороге. Плюс надо с гостиницами заранее разобраться – выписать адреса и номера…

– Места там, наверное, дикие, – веско заметил Денис. – Так что надо быть готовым, что мобильный Интернет отвалится. Поэтому телефоны мастерских и эвакуаторщиков должны быть в трубках, а не в «гугле».

– Верно подмечено, – кивнул я. – Карты нужны обычные тоже, распечатанные, в нормальном масштабе, чтобы глаза не ломать. Маршрут на них отметим еще до вылета, и у каждого должно быть по экземпляру.

– Я буду запасные аккумуляторы брать для камер и ноута, – снова заговорил режиссер. – Для телефонов тоже возьмем, да и для машины не повредит резервный.

– Блин, до сих пор не верится, что мы аж оттуда поедем, с самого Сахалина, – признался Ваня. – Я вообще родом с Перми, но настолько далеко никогда не забирался, если честно.

Оператор с камерой, который снимал пейзажи вечернего Воронежа неподалеку от места нашей временной стоянки, теперь повернулся к нам. Я буквально спиной почувствовал его взгляд, устремленный на меня через окошко камеры. Денис, похоже, тоже заметил, что нас снимают – расправив плечи, он с видом опытного «рыцаря дорог» сказал:

– Ничего, Вань, справимся. Главное – взаимовыручка. Командой же едем.

– Единственное, что интересно – успеем на фестиваль в Суздали или нет? – пробормотал Саша Никифоров.

– Должны, – уверенно заявил я. – Если все предусмотрим – обязательно успеем.

– Блин, я, наверное, устану напоминать, Макс, – хмыкнул Нахманович. – Мы едем не на «Харлеях». На «Уралах». Отечественные моты. Так сломается – фиг починишь. И никак ты это не предусмотришь.

– Да ну тебя, Ребе, с такими пророчествами! – воскликнул Никифоров, шутливо отмахиваясь от друга. – Тоже мне, Нострадамус! Давай, если встрянем где-нибудь из-за поломки, сам будешь чинить?

– Сам? Э, нет! Сказали ж – нас спасет только взаимовыручка! – Ребе мотнул головой в сторону Дениса.

– А ты разве не согласен? – прищурился режиссер.

– Заканчивайте вы уже, – махнул рукой Никифоров.

– Да мы и не начинали, – хмыкнул Ребе. – А вообще, Макс, ты не думай: к твоему плану у меня претензий нет, но вот сроки ты выбрал действительно крутые. Это по сколько нам в день надо покрывать, чтобы в срок уложиться?

– Пятьсот кэмэ, – отозвался я.

– А всего надо пройти двенадцать тысяч? – припомнил Ваня.

– Двенадцать с половиной. Примерно.

– Короче, двадцать четыре раза съездить в Воронеж, – с улыбкой сказал Ребе.

– И один раз обратно, – вставил Денис.

Я хмыкнул и, откинувшись назад, снова запыхтел сигарой. Сизый дым поднимался в темное небо. Луна, застывшая в вышине, заставила меня вспомнить о времени.

«Надо в бар, к Вите, он уже, наверное, заждался. Вечер плавно перетек в ночь, а впереди еще столько виски и сигар… Что ж, будем считать это фуршетом в честь грядущего старта возрожденного «Ралли Родина».

– Чего вы тут ржете? – спросил Борис.

Договорив по телефону, он спрятал его в карман джинсов и подошел к нам.

– Тебе с самого начала рассказать, Лама? – ухмыльнулся Саша Нахманович.

Я невольно расплылся в улыбке. Ребе был из числа людей с удивительным чувством юмора; такие за словом в карман не лезут и могут сообразить остроту буквально из ничего. При этом он совершено не был язвителен. Да что там – более отзывчивого и дружелюбного человека я в жизни не встречал, а его умениям сохранять холодную голову и гасить любые конфликты внутри коллектива совершенно искренне завидовал. Сам я куда более резкий и на корню отсекаю любые неадекватные предложения, нередко – вместе с тем, кто их озвучивал.

Боря Кац, наш Лама, любил повторять, что мне нужно научиться искусству медитации, но я постоянно откладывал постижение этой науки на потом.

– Ладно тебе, человек просто спросил, – смеясь, сказал Никифоров.

Тезка Нахмановича, он был очень похож на него – такие же добрые глаза и вполне здоровое чувство юмора. Другое дело, что вопросы деловые Никифоров решал скорее в моем стиле – с ходу отказываясь от любых чрезмерно сумасбродных идей и не тратя время на объяснения, кто в чем не прав.

– Да ну вас обоих, – беззлобно проворчал Лама. – Потом на пленке посмотрю, что у вас тут за фестиваль юмора.

– Боря, опомнись, какая пленка? – хохотнул Ребе. – Сейчас две тысячи пятнадцатый!

– Вот ты зануда! Ну на флэшке!

– Дашь пейджер погонять?

Боря шутливо замахнулся на шутника и отвернулся ко мне, а Саши, переглянувшись, рассмеялись.

– Ну вот как дети малые порой, скажи? – спросил Кац с улыбкой.

– Как и все мы, – ответил я.

– Что есть, то есть, – хмыкнул Лама.

Я затушил сигару, поднялся и громко сказал:

– Ну что, народ? Поехали дальше, а то к фуршету опаздываем!

«Народ» поддержал одобрительным гулом. Снова оседлав наши моты, мы продолжили путь. Фонари «Уралов» освещали серые дома на окраине Воронежа, и ночной город отвечал нам своими огнями – вспыхивали и гасли окна, разноцветные лампы привлекали внимание к аляповатым билбордам, а луна служила этаким ярким прожектором, который на несколько часов заменил уставшее солнце, чтобы оно смогло малость передохнуть перед завтрашним днем. Вдыхая ночную прохладу и любуясь очертаниями далеких многоэтажек, я подумал: «Как же классно жить».

Я знал, что подобные мелочи быстро приедаются – такова специфика любого путешествия. Сначала ты наслаждаешься ветром, обдувающим твое лицо, потом тебя начинают раздражать слезящиеся глаза, тебя донимает простуда, и ты уже готов послать все к черту… и важно все эти моменты перетерпеть, напомнив себе, что туристам прошлого было еще сложней. Что эти двенадцать с половиной тысяч километров, которые ты преодолеешь на байке за условный месяц, в прежние времена отняли бы минимум полтора, а то и два-три.

«Проехать через всю Россию, с востока на запад… на «Уралах»… Что за авантюра? Ладно – мы, с нашими мобильниками-интернетами. А дедушка – как? Еще тогда, в шестьдесят седьмом?»

С такими мыслями я ложился спать и вставал последние полгода – именно за шесть месяцев до нашего путешествия дневники дедушки впервые попали ко мне в руки.

«Интересно, он их кому-то показывал, кроме самых близких?..»

Вопрос в никуда, без адреса, не имеющий ответа.

Наконец впереди показалась вывеска с нужным нам названием – бар мерцал множеством светодиодных ламп, манил к себе громкой музыкой, доносящейся из-за приоткрытой двери. Рядом находилась платная стоянка, куда мы и загнали свои мотоциклы.

– Спорим, ты выбрал этот бар только потому, что тут рядом – охраняемая парковка? – хитро сощурившись, спросил Ребе.

– Ну не только поэтому, – ответил я. – Но из тех, которые находятся рядом с платной парковкой, этот – лучший. Плюс тут и гостиница совсем рядом – вон, видишь ту трехэтажку?

– Вообще отлично! – сказал Никифоров, проследив за тем, куда я указываю. – Вот это я понимаю – отдых с комфортом!

– Главное, помнить, что это – не конец путешествия, а только самое начало, – наставительно изрек Лама. – И впереди еще черт-те сколько километров по непонятным русским дорогам…

– Да помним мы все, Боря, – рассмеялся Ребе. – Просто смысл об этом думать сейчас? Сейчас надо гулять, праздновать старт грядущего ралли, а потом уже, собравшись с духом, отправляться на Сахалин… Правильно я говорю, Макс?

– Правильно, конечно, – кивнул я. – Не забивай себе голову этим всем, Борь. Мы все продумали, теперь осталось воплотить в жизнь.

Я похлопал друга по плечу, и он сдался:

– Ну убедили, убедили. Давайте праздновать!

Ваня шел рядом, с улыбкой наблюдая за нашей дружеской перепалкой. Ему, как новичку команды, было интересно все, от самого путешествия до подобных предстартовых фуршетов. А нам казалось, что никакие неудобства – ни трущее седло, ни холодный сахалинский ветер – не заставят нас отступиться от намеченной цели – добраться до Санкт-Петербурга.

«Хотя путешествие по России – это даже сложней кругосветки, – думал я, вместе с друзьями шагая ко входу в бар. – Там все как-то по уму, транспорт, дороги, а тут кто его знает, что нас ждет? Судя по записям деда, в его время тоже было не очень здорово… интересно, изменилось ли что-то теперь?»

У входа фактурный охранник в черном курил тонкую бледную сигарету.

– А что у вас за мотоциклы, разрешите поинтересоваться? – воскликнул он, когда наша процессия приблизилась к нему.

Я внутренне подивился такому словесному обороту, но виду не подал и ответил:

– «Уралы», семьдесят вторая модель.

– Да ладно? – удивился охранник. – А выглядят, как новые.

– Так они только с конвейера.

– Их что, до сих пор выпускают?

– Ну, как видите.

– Вы местные? – подумав, спросил он.

– Нет. Из Москвы приехали.

Секьюрити, качая головой, затянулся в последний раз, потом швырнул окурок в урну и сказал:

– Ну вы прям вообще экстремалы, как я погляжу.

Я не нашелся, что ответить.

Все вокруг убеждали нас, что садиться за руль отечественного мотоцикла – большой риск, но менять «Уралы» на те же «Харлеи» я не собирался. Это было дело принципа – насколько можно, воссоздать ралли «Родина».

«Иначе не стоило и затеваться».

Дверь бара распахнулась, и я увидел Виктора – офиссандо, который любезно вызвался организовать вечеринку по случаю нашего прибытия в Воронеж.

– О, какие люди! – заметив нас, радостно воскликнул мой товарищ.

Виктор был кучерявым мужчиной пятидесяти лет, высоким и плечистым. Я, признаться, изначально думал, что Денис покрупней, но стоило им поравняться, и эта мысль улетучилась, как сигарный дым: габаритами мой воронежский друг нисколько не уступал нашему режиссеру.

– Витя, здравствуй, – сказал я с улыбкой и протянул ему руку, но он решил не скромничать и сходу сгреб меня в свои медвежьи объятья.

– Макс, дорогой… – пробормотал Витя, разжимая хватку и отступая на шаг. – И вы, парни… А я вас уже заждался… Вы чего так долго?

От него ощутимо пахло алкоголем, в чем, конечно же, не было ничего удивительного – вместо намеченных восьми часов мы потратили на дорогу тринадцать, то есть на пять больше, чем собирались. А Витя все это время провел здесь, в баре, поглядывая на часы и попивая виски.

– Да колеса попробивали, – со вздохом сказал я. – Причем ладно бы раз…

– А нечего на «Уралах» было ехать, – усмехнулся Виктор.

«Еще один!..»

– Поздно. Моты уже куплены, команда собрана, – с легким раздражением сказал я. – Тем более мы – за историческую достоверность, иначе смысл вообще ехать?

«Интересно, сколько раз за время путешествия я повторю эту фразу? – мелькнуло у меня в голове. – Наверное, уже к Хабаровску собьюсь со счета…»

– Хороший, кстати, тост, – заметил Виктор. – За историческую достоверность… Пойдемте внутрь, выпьем за нее… самую.

Никто не возражал. Вслед за Виктором мы вошли внутрь и отправились к нашему столу, у которого уже дежурили две официантки – ждали, когда мой воронежский друг даст им отмашку.

И он, конечно же, дал.

– Несите, милые! – грянул он, и девушки, улыбаясь, побежали на кухню.

Мы же опустились на стулья. Усталость моментально накрыла нас своим тяжелым одеялом, но Виктор быстро налил всем выпить, и мы дружно опрокинули за историческую достоверность – как и собирались.

Несколько секунд спустя по организму разлилось приятное тепло, мысли мои прояснились. Теперь я мог оглянуться назад и, окинув наш путь трезвым взглядом, признать, что дорога в Воронеж оказалась не такой сложной, как я ожидал. Да, бесспорно, пришлось повозиться с колесами, но, если это будет единственной нашей проблемой во время «Ралли Родина», я первый признаю, что Ирбитский завод производит вполне годные мотоциклы.

«Пусть так и будет… Но с колесами еще поколдуем – когда в Москву вернемся».

– Ну что, за удачу? – предложил Ребе, поднимая свою рюмку. – Пусть она сопровождает нас от Сахалина и до самого Питера!

– За удачу! – нестройным хором поддержали мы его.

В те минуты казалось, что грядущее путешествие будет не лишено тягот и неудобств, но вместе с тем зарядит нас позитивом от собственного подвига, от осознания того, что мы прошли этим тяжелым маршрутом, как наши деды в далеком 1967 году.

Тогда я и предположить не мог, что не всем из нас суждено добраться до финиша.

* * *

1890

В кабинете Кононовича, куда Чехова привел Ракитин, пахло дорогим табаком. От говорливой домоправительницы литератор узнал, что Владимир Осипович давно пытается изжить в себе эту вредную привычку – курение – но когда сильно волнуется, вынужденно нарушает данный обет.

Однако сейчас Кононович не выглядел расстроенным – напротив, встречал Антона Павловича широкой улыбкой. Седовласый и морщинистый, Владимир Осипович выглядел старше своих лет, но при этом сохранял яркий блеск зеленых глаз и живость движений, отчего казалось, что сил и страсти в начальнике острова хватит на трех Чеховых.

«Уж точно на двух таких, как я».

– Присаживайтесь, Антон Павлович! – почти сияя, предложил хозяин кабинета.

Чехов охотно сел. Генерал, напротив, поднялся и, обогнув стол, сказал с чинным кивком:

– Владимир Осипович Кононович, начальник этого острова и, следовательно, всей здешней каторги.

– Наслышан о вас, – сказал Чехов, тоже кивая.

– Это отрадно, – с прежней улыбкой сказал генерал. – Но я о вас, надо думать, слышал куда больше.

Прозвучало двояко. Антон Павлович заглянул Кононовичу в глаза, но те ничего не выражали – разве что смотрели не столько дружелюбно, сколько пристально, словно перед Владимиром Осиповичем был не живой человек, а музейный экспонат. Впрочем, Чехов не взялся бы судить, обычный интерес за этим взором генерала скрывался или тонкий расчет. Решив не торопиться с выводами, литератор сказал:

– Мне тоже лестно. Но давайте оставим формальности. Офицер Ракитин, которого вы ко мне приставили…

– Направил в помощь.

– Ну да, да… В общем, он сказал, что вы мне должны выдать какие-то документы…

– Да-да, точно, – засуетился Владимир Осипович.

Он вернулся в кресло и стал выдвигать один ящик стола за другим, покуда не отыскал нужный. Достав оттуда некую бумагу, Кононович мокнул перо в чернильницу и стал что-то выписывать на листе. Чехов терпеливо ждал, когда Владимир Осипович закончит.

– Ну вот, получите, – сказал Кононович, возвращая перо в подставку и подвигая документ к краю стола.

Чехов молча взял лист в руки, пробежал глазами.

– Это что? – спросил литератор, возвращая бумагу на стол.

– Временная справка о том, что я о вашем прибытии в курсе.

– А как же удостоверение, которое обещали? С этим ведь меня никуда не пустят!

– Будет, все будет, Антон Павлович, – с тяжелым вздохом сказал Кононович. – Единственное, не прямо сейчас. Придется немного обождать.

– Могу спросить причину? – осторожно полюбопытствовал Чехов.

– Прибытие генерала-губернатора Корфа на остров. Будет он здесь через неделю, а потом уже сможете… гхм… заниматься своим делом… в полной мере.

Антон Павлович медленно кивнул. О том, что раз в пять лет в конце июля на остров приезжает барон Корф с проверкой, он знал задолго до того, как отправился на Сахалин. Но разве мог литератор предположить, что визит генерала-губернатора способен каким-то образом помешать исследованию Чехова?

Это свое недоумение он и высказал – в предельно мягкой форме – начальнику острова, на что получил ответ:

– Поймите, это не моя прихоть: сам же Андрей Николаевич просил меня и вас подождать до его приезда.

– Вы меня озадачили еще больше, – хмурясь, признался литератор.

– А вы не ломайте голову понапрасну. Хочет, видимо, Андрей Николаевич перво-наперво с вами поговорить, познакомиться, так сказать, а уж потом…

Он кашлянул в кулак.

– Очень, очень жаль… – пробормотал Чехов, рассеянно глядя сквозь стену.

– Понимаю ваше разочарование, – кивнул Кононович. – Пробыть на Сахалине лишнюю неделю-две – так себе удовольствие.

– Ну, учитывая, что я собираюсь пробыть здесь несколько месяцев, беда не велика, – заметил литератор. – Но, признаться, я рассчитывал потратить проведенное тут время с большим толком.

– Несколько месяцев!.. – ахнул Кононович. – Вы серьезно?

– Исключительно.

– Что ж, в таком случае, должен сразу вас предупредить, что находиться здесь мучительно тяжело и скучно. Народ, кто может, отсюда бежит, и хоть сам я пока держусь, но чем дальше, тем чаще мысль о побеге будоражит и мой истерзанный ум, Антон Павлович. Работы тут – непочатый край, особенно с тех пор, как всех без разбору стали ссылать сюда, а не куда-то в другие места. У меня тут, верите, шесть тысяч ссыльнокаторжных. Шесть тысяч!..

– Я слышал про пять, – признался Чехов.

– Ну, фактически, тут около пяти с половиной… и на подходе с полтысячи где-то… И еще Андрей Николаевич с визитом… И вы… Ох… – шумно выдохнул Владимир Осипович. – Не принимайте только, пожалуйста, на свой счет. Просто время очень суматошное, дел уйма, ну и… вот.

Чехов кивнул. Искренность Кононовича подкупала. Глядя на этого человека, брошенного в самое пекло каторги и призванного разрешать все ее проблемы, литератор подумал, что никогда в жизни не справился бы с подобной задачей.

«Шесть тысяч осужденных. И каждого надо переписать, одеть, обуть… а потом еще содержать до окончания срока… Мыслимо ли?..»

Стоило представить, каких усилий и человеческих ресурсов стоила подобная работа, и голова пошла кругом. По всему выходило, что для охранения такого количества арестантов необходимо едва ли меньшее число солдат, которыми Владимиру Осиповичу надлежало управлять…

«И вольные еще. Которые тоже могут… доставить хлопот».

Теперь Чехову казалось, что несколько месяцев на Сахалине – ничтожно малый срок для той цели, которую он намеревался достичь, покидая дом и родных.

«Вот только о какой скуке он говорит? – думал литератор, немного растерянно глядя на Кононовича. – Когда скучать?»

Они поговорили еще с полчаса или чуть больше – время в беседе со столь остроумным и находчивым человеком, как Владимир Осипович, летело стремительно и оттого незаметно. Наконец Кононович спохватился и, сказав, что у него еще много дел, распрощался с Чеховым.

– Вы, как я слышал, решили остановиться у нашего «врага»? – спросил Владимир Осипович, когда они с гостем уже стояли в дверях.

– Если вы так остроумно зовете доктора Толмачева, то – да, у него, – подтвердил Чехов.

– Что ж, это, пожалуй, даже по-своему хорошо – узнаете наши слабые места, – туманно сказал генерал.

Он ухмыльнулся собственной шутке и, крепко пожав гостю руку, пообещал, что непременно попросит Ракитина заехать за Антоном Павловичем, едва появится хоть одна свободная минута. Чехов искренне поблагодарил Кононовича и вышел из кабинета.

…Следующие несколько дней литератор редактировал путевые дневники и продумывал, как будет строить работу, когда получит от начальника острова нужное удостоверение. Сконцентрироваться на делах мешала подготовка местных к приему барона Корфа: мало что младшие офицеры гоняли заключенных почем зря, латая то и это, так еще и аккурат напротив дома доктора находилась солдатская казарма, в которой оркестр из военных музыкантов репетировал марши к приезду Андрея Николаевича. Причем, как заметил Чехов, каждый исполнял свою партию без оглядки на других; получалась такая какофония, что хотелось заткнуть уши и сбежать на самый далекий край острова, а то и обратно на материк.