На болоте было много светлых полос из травы и мха, под которым кое-где были настоящие кочки. Хитрый Скороходов никогда не прыгал на возвышения, где одна только трава – если там нет кустов, то скорей всего нет и почвы. Он срывал сухие ветки, подбирал шишки и бросал их, чтобы определить, насколько трава не проваливается. Веточками он протыкал траву. Если конец становился мокрым, он говорил «Нет-нет!» и двигался к другой полосе. Журналисты уже не обращали внимания на комаров, которых, надо сказать, было меньше чем у заводи. Касторбильд глубоко вздыхал. Шаровары Фини намокли по краям, но он их не подтягивал, поскольку местные комарики норовили ужалить в лодыжку. Стю шел и почесывал ноги. Шефу, видимо, тоже пробили ткань носков; а вот у Фини ноги целы. Он шел, время от времени утираясь шарфов.
Тропинки стали все редеть. Скороходов оставил журналистов возле большого валуна, а сам проскакал вперед шагов на 130. В тех местах топь сливалась с озерной водой; сверкающие блюдца сливаются на горизонте; вода совсем рядом. Скороход вернулся.
– Прямую тропу затопило. Это оттого, что дождики были! В сухую пору там можно пройти – прямо вон к тем местам. Где подъем! – Касторбильд снял очки и стал тереть их. Он уже очень утомился.
– Надо просто пройти назад и направо. Чудь длиннее выйдет, но там дорога верная. Почти не проваливается.
– А нормальные тропы есть? – спросил Стю.
– Есть, но это далеко в обход идти надо.
– Зачем же Вы сюда пошли, если здесь ненадежно!
– Я же и говорю – у нас часто нельзя сказать, можно будет пройти или нет, пока сам не посмотришь. Чтоб посмотреть, надо подойти. Это же не настоящая дорога, это природа.
Журналисты принялись совещаться на своем языке. Очень доверять зайчику они не решались, но, с другой стороны, они уже забрались туда, где больше некому доверять. Вдруг там опять непролазная топь? Зайчик говорит, что можно пройти, поскольку он отлично скачет. Фини признался, что путь от метеопункта он запомнил приблизительно.
Касторбильд вздохнул и произнес:
– Проводник, ведите нас!
Скороходов зашагал по рыжему ковру. Если он видел цветы, он обязательно говорил, как они называются, даже если их уже видели многократно. Птицы перекликались на своих языках. Касторбильд огляделся по сторонам.
Башен уже не видно.
– Глухие здесь места! – сказал он значительно. Фини моментально сообразил, что имеет в виду шеф и возобновил беседу с Велимиром. Тот охотно отвечал на все вопрос. Фини поболтал о погоде, о небе, после чего стал спрашивать о государственном устройстве. Он хотел выяснить не подробности, а лишь некоторые принципиальные вещи.
Из разговора скоро стало ясно, что в Кралепоре волки контролируют все силовые структуры, все ключевые разделы промышленности и значительную часть науки. Скороходов не занимался наукой вообще, но он не мог назвать ни одного зайца или ежа, который бы руководил крупным НИИ, он вообще никогда не слышал, чтоб зайцы этим занимались. Их много в сферах, связанных с бытом, с искусством – кстати, волки там тоже широко представлены. Скороходов лишь в определенные дни ездил в город и потому не мог сказать, какая там повседневная обстановка; он помнил, как давным-давно волки били иностранных псов и кошек. Тогда он жил рядом с городом. Фини аккуратно допытывался, нет ли в Кралепоре явного антагонизма между волками и зайцами, которое является хрестоматийным.
Но Скороходов не читал книг из числа тех, где говорится о чужих волках и зайцах. Он больше любил физкультуру и спорт. Он говорил, что его лично волки никогда не били, и даже не досматривали.
– А зачем меня обыскивать, я же не делал ничего такого. Ничего плохого!
– Скажите, ваших знакомых досматривали?
– Да уж не помню. У нас, я слышал, досматривают подозрительных, жуликов и бандитов. Я их и знать не знаю.
– Вы никогда не видели, как работают волки… с преступниками?
– Видел, но издалека. Это страшно. Вдруг стрелять начнут!
– Волки!
– Нет, бандиты! Наши в наших не стреляют, даже в шутку. – Фини удивился. Касторбильд смотрел насуплено и мысами дорогих ботинок наподдавал сухие палочки. Фини сформулировал следующий вопрос:
– Если Вы станете свидетелем преступления – и вас вызовут… оперативные работники, Вы не испугаетесь их?
– Наверно, нет. Меня до сих пор не вызывали. Здесь-то что – тихие места. Кабаны только ходят, а в остальном – спокойно. Приятелей, я слышал, вызывали, да! Особенно в старое время, когда только-только чужих прогнали. Тогда активно вызывали.
– И ваши коллеги все рассказывали?
– Все как есть! У нас ведь как – если наши спрашивают, надо отвечать честно. У нас так заведено: если знаешь, что говоришь неправду, а сам говоришь – значит, врешь. Если врешь – значит, хочешь помешать работе Органов. Если хочешь помешать работать – значит, враг или диверсант! А с них уже спрос жесткий! Это товарищи волки придумали еще давным-давно.
– Что же, нельзя ничего напутать? Нельзя дать погрешность в показаниях?
– Я всегда говорю то, что есть. Я не знаю, это грешно или негрешно – зайчик подпрыгивал на одной ноге. Наконец-то земля стала непрерывно и покрылась густой травой. По ней, как по волнам, Скороходов провел коллег в сторону косогора. Все вокруг устремилось вверх. Журналисты забрались к опушке, где дорога была уже практически ровной и открывались просеки. По ним дошли до самой деревни.
Стю заметил, что умудрился где-то промочить оба колена, хотя он не проваливался.
– История. Просушиться бы, шеф!
– Умерьте пыл, Стю. Вы же видите, здесь только частный сектор. И к тому же, без технологий.
Дома стоят без ограждений, все они собраны из крупных бревен; кое-где к ним примыкают строения из заводского бруса, но это нежилые постройки. Между домами есть еще домики с нарисованными окнами. Мимо носа Стю пролетела вереница с жужжанием. Такие домики были практически повсюду – на огородах, на крышах, на причудливых подставках в виде высоких пней, где ствол спилен почти на высоте медвежьего роста. Сверху сделана площадка, на которой стоит домик-улей. К ней часто примыкает лестница. Там где ульев очень много, они стоят в ряд. Жилые дома расположены в произвольном порядке и нет ни одной улицы. Иногда даже нельзя сказать, где кончается огород. В определенных местах есть кусты рябины – Скороходов дотянулся и понюхал веточки. Также есть рябины с высоким стволами. Они напоминают столбы для обозначения границы участков, но самих границ нигде нет.
Медвежата возятся на траве в одинаковых синих и красных трусиках. Касторбильд сразу определил, что они сделаны на заводе. Наряды взрослых медведей, на вид, все домотканые. Все медведи спокойно ходят и не обращают никакого внимания на иностранных журналистов.
Фини про себя определил соотношение медведей и медвежат, чтобы оценить общий коэффициент рождаемости. Что-то очень малая величина выходит. Во многих местах стоят колодцы и умывальники рядом.
– Все, я прекращаю поход! – Касторбильд сел на первую попавшуюся скамейку.
– Мистер Скор, где нам найти специалиста? Чтобы вынуть нашу тачку? Здесь вообще кто-то ездил колесами!
– Да, да, я даже видел! Тут есть карта троп, мы посмотрим. Сначала помочь кораблю (Скороходов имел в виду авто). Я думаю, надо Антон Платоныч поможет. Он сейчас не на промысле. Промысел еще не начинался.
Скороходов побежал по деревне.
– Сэр Каст, мы…
– Давайте, давайте! Не бойтесь, господа, я тут! Мне не до гуляний!
Касторбильд остался сидеть на лавочке.
Из отдельных домов летят перья диких птиц. «Ощипывают!» – решил Фини и на всякий случай сжал в кармане официального государственного представителя. Линий электропередач и подстанций в деревне нет, все используют только портативные генераторы. Скороходов говорил, что где-то можно позвонить, но он не знает, как это делается: там почти секретная связь. Возле нужного дома стоят три типа ульев: из дощечек, из бревнышек и выдолбленные в цельной колоде. Бригадир лесорубной артели Антон Платонович очень увлекается пасечным делом. Скороходов его позвал.
Фини снял бейсболку и сквозь дырочки в ней глядел на Антона Платоновича. Бригадир казался ему слишком большим и строгим. Но Фини боялся напрасно. Антон поболтал со Скороходовым и говорит:
– Поможем, конечно! Счас народ соберу. Надо только квасу с медом попить. Это такая вещь – от нее любая работа ладится. Я на холоду держу.
Антон зашел в избу и стал греметь там.
– Вот что значит одному-то жить! – крикнул он изнутри. – Ничего сыскать нельзя! Правда, хозяйка тоже запихнуть куда может. Или обменяться! Они все такие жадные. Ничего просто так не отдадут.
– У нас то же самое! – подтвердил Скороходов. – На грядке растет морковь, штук двести – а ни одной взять нельзя, только поменяться. А у меня раз не было, на что меняться; так на меня так кричать стали, ох! Я обиделся. Антон Платоныч, без хозяйки ведь можно хорошо жить?
– Хорошо! Никто тебя не ругает. Бочку свою я, видать, на улице оставил. Братцы, поглядите, нет ли где на улице. Она такая деревянная с ручками.
Антон бросил ведро в колодец, достал до дна, но ничего не нашел. И в холодном погребе нет бочонка с квасом, и под липами, и у северной стены. Антон насупился:
– А ну, пойдем! – словно он звал в поход. Через один дом он остановился.
– Сёма! Счас работать будем. Собери бригаду. И смотрите, чтоб никто не выходил! Встаньте у деревни сбоку! И если кто пойдет, смотрите, нет ли бочки моей!
– Никак украли, Антон Платоныч?
– Видимо, да. Украли, кому не надо! Ничего, сейчас разберемся. – Антон стал решительно ходить по деревне, а Фини и Стю были вынуждены его сопровождать. Антон шел вдоль домов и озабоченно бубнил про себя.
– У нас жуликов-то нет, но баловство встречается. Небось дети для игры взяли. Пойдем!
Он пошел прямо в чащу, за которой цветут обширные поляны.
Медведи играют в городки, но по особым правилам. Фигуры из чурок можно ставить где угодно, в разных хитрых или труднодоступных местах. Фигуру надо не просто разрушить, но и выбить чурки за пределы воображаемого квадрата, при этом пока квадрат не разбит, нельзя подходить близко. В противном случае правила велят играть по другой стратегии, что еще сложнее. И без этого непросто бросить биту таким образом, чтобы она прошла через ветки, не застряла в них, не отклонилась. Чурки стоят под ветками, в ямках, возле коряг. Для игры требуется очень много бит. Они есть.
Антон присмотрелся и заметил за деревьями контуры, похожие на бочку.
– Надо поскорей сбить «часовых» с тех позиций. Иначе не подойдешь. А полезешь поперек игры – такой рев поднимут. Это быстро!
Антон стал играть вместе с маленькими. Он бросал сильнее и точнее, но его биты тоже иногда застревали в ветвях, отскакивали в траву. Один медвежонок сбегал домой за новыми битами. Вероятно, придется бежать снова: коряга на 50% скрывает «часовых» и нужно бросать почти вровень с землей. Но там кочки.
Стю фотографировал с дальней дистанцией. На него не смотрели. Антон Платоныч изловчился и почти вышиб часового из квадрата. Других он тоже выбил. За корягой должен был выпасть часовой, однако его «голова» торчит.
– Надо пропихнуть – с расстояния! – под командой Антона медвежата целились по бите, которая опрокинула ту чурку. Наконец, им повезло, и часовой выкатился.
– Теперь можно! – Антон грузно вломился в кусты. – Где бочка-то была? Тут лежала. – Он отошел назад, на исходную позицию. – Отсюда я видал ее, но как будто не похожа теперь. Может, укатилась. – Он пошел еще дальше.
– Не, это не моя совсем. Это ж вообще не бочка.
Вдали идет шорох. Медвежий нос ловит запахи.
О проекте
О подписке