Цитаты из книг автора «Максим Кантор»

То, что Реформация не освобождала, но закрепощала иным путем, еще более жестоким, стало понятно не мгновенно; но неизбежно стало.

и призыв к убийству крестьян написан ровно через две недели после «Увещевания к миру». Это столь выразительный текст, что его – в контексте рассказа о Брейгеле и о портретах крестьян тех лет – стоит дать развернутой цитатой: «Поэтому, дорогие господа, освобождайте, спасайте, помогайте им немедленно, смилостивитесь над бедными людьми. Колите же их, бейте, душите кто может. (…) Тем, кого нельзя обратить, пусть Бог не даст ни счастья, ни удачи. (…) Если же кому-то покажется это слишком жестоким, то пусть подумает о том, что восстание непереносимо…»

Лютер учил смирению: мужик рожден в повиновении господину, и негоже ему мечтать об отмене закрепощения; свободная воля – это соблазн.

Лютер, который обнадежил крестьян осовремененным Евангелием, но вовремя примкнул к партии рыцарей, толкует муки Христа как пример смирения – и советует на примере Иисуса учиться принимать «несправедливые страдания». Лютер учил: «Остерегайтесь лжепророков, которые приходят к нам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные». Не отдавая себе отчета в том, что образ проповедника в овечьей одежде отсылает прежде всего к образу Иоанна Крестителя, Лютер своим увещеванием вызвал реакцию, обратную желаемой. Проповеди Мюнцера трактовали страдания Христа как повод к свержению неправой власти – к неудовольствию князей и подвергая сомнению репутацию Лютера.

мотив слепых, ведущих друг друга в канаву, Брейгель воспроизвел трижды.

Народу дали истинную веру взамен папизма – веру свою, национальную, коей следует гордиться! И ради истинной веры людей тут же погнали на убой и запретили восставать против крепостной зависимости, хотя все ожидали, что с освобождением от папской кабалы и императора придет и свобода от локального феодала. Распространенный во все века трюк: когда один жадный желает сместить другого жадного, он поднимает бунт среди рабов, но горе рабу, если он вздумает считать, что в ходе этого бунта станет свободным.

Эти слова в корне противоречили проповедям патриота Лютера, переменчивой морали протестантизма и милитаристической риторике тех лет. Разнообразные проповедники беспрестанно звали народ к войне, войну называли священной; реформатор, отец народной (то есть не запятнанной папским ростовщичеством) религии Мартин Лютер призывал убивать и убивать папистов

Эразм Роттердамский нашел в то время твердые слова, обращенные против войны и против национальной спеси: «Все войны развязываются для пользы власть имущих и ведутся в ущерб народу. Властители и генералы извлекают из войны выгоду, а огромная масса народа должна нести бремя расходов и несчастий. Ни один мир никогда не был столь несправедлив, чтобы его нельзя было предпочесть самой справедливой из войн. Национализм – проклятие человечества. Задачей политиков должно стать создание всемирного государства».

Доктор Мартин Лютер делал вид, что говорит прямо: «Здесь я стою и не могу иначе!» – однако доктор Лютер менял взгляды сообразно расстановке сил империи, выстраивая отношения с двором. Лютер – не Савонарола; борец с индульгенциями был человеком сугубо прагматическим, извлекал материальную выгоду из всего. Томас Мюнцер переиначил его имя на Люгнер (от нем. Lugner – лгун, лжец). Национальная религия в интерпретации Лютера отнюдь не вела к освобождению общины, напротив – к большему ее закрепощению. Но возможности для национальных капиталов открывала новые. В том числе национальная религия нашла применение на рынке оружия – продажи возросли.

оказалось, что распределение мест в раю – надувательство. Спасая веру и одновременно разрушая единство христианского мира, явилась национальная проповедь Лютера. Перевести Евангелие с латыни на немецкий, сделать веру подлинно народной, а не римской – Лютер приближал Тридцатилетнюю войну, но отнюдь не собирался реформировать статуты княжеской власти внутри Германии. Лютер немедленно был приближен к княжеским дворам, использован курфюрстом Саксонским, и национальная идеология потеснила папизм. Появилось новое основание борьбы князей с императором: за истинную веру. Горе крестьянам, поверившим в то, что изменения совершаются ради самостоятельности простых людей, как поверил в это проповедник Томас Мюнцер.