Часть первая. От массового потребления – к массовому вымиранию

Глава 1. Война за землю и воду

Почему русским потребуется страна-ковчег? Потому что длинный XXI век еще покажет свой жестокий лик. Как там назвал наш будущий мир Томас Фридман, рисуя проблемы перенаселенной планеты, страдающей от потепления климата? «Жаркий, плоский, многолюдный». Но и без него мы знаем, какая страшная и кровавая перестройка ожидает человечество. Год 2050-й, когда на Земшаре окажется 9,1 миллиарда душ, уже недалек. Для сравнения: в 1940 году насчитывалось 2,3 миллиарда землян. И уже тогда кто-то говорил о нехватке жизненного пространства.

Неотвратимые муки

Мир и так ждет мучительная ломка из-за краха Второй глобализации и разделения человечества на новые экономические и военно-политические блоки-империи. Это – попомните мои слова – приведет к первоначальному экономическому спаду у всех без исключения. Добавьте к сему болезненную ломку, вызванную переходом на роботизацию производства многих сфер человеческой деятельности, образование армий «лишних ртов», невероятный рост населения стран нищего Юга, которые и вовсе никому не нужны. Но теперь наложите на сие уродливое разрастание мегалополисов, нарастание нехватки плодородных земель и пресной воды. Добавьте в сие ведьмино варево беснование самого дикого религиозного и этнического фанатизма, падение цены человеческой жизни, массовые психопандемии – и перепад в населенности стран богатого Запада (нового Рима) с нищей цветной периферией. Наложите на это климатическую ломку, засухи и ураганы, введите в уравнение явное расползание ядерного и ракетного оружия по планете. Это ведь в 1945 году ракета Фау-2 и атомная бомба слыли невероятными и немыслимыми для большинства стран чудесами. А теперь даже межконтинентальные реактивные снаряды и ядерные заряды все более превращаются в «оружие бедных». О прогрессе средств уничтожения из разряда биологических и химических мы просто молчим.

Господа и товарищи! Если мир в 1914–1945 годах умылся кровью, познав невиданные дотоле ужасы, то неужели нынешний век фазовых переходов окажется мирным? Да нет, мы узрим и новое Великое переселение народов, и локальные ядерные конфликты, и очаги иррегулярных и регулярных войн, ведущихся уже не столько за нефть, но уже за пресную воду и пригодные для жизни земли. Мы опять станем свидетелями вырезания целых племен и народов. И боевые корабли станут разрезать волны замусоренных океанов, и остатки пластикового мусора будут стучать в их борта. Уже ясно, что отказ ведущих стран мира от космической гонки в конце 1960-х никак не позволяет нам переселяться в новые миры или даже просто создавать «эфирные» поселения в космосе и на Луне. Точно так же человечество, отравленное духом финансового капитализма, не смогло основать и плавучих городов в теплом поясе океанов. Зато, вынеся производства в Азию, оно превратило ее в огромный источник отбросов, покрывающих планету и грозящих уничтожить планктон в океане – основу пищевой пирамиды морской фауны и легкие Земли.

Коса смерти: новые эпидемии

Но – чу! – в зловещую ткань Кризиса кризисов вплетается и угроза моровых поветрий, огромных пандемий. Ударом колокола, пускай и больше паникой, нежели поистине повальным мором, стала вспышка китайского коронавируса в 2020 году. Именно она показала, насколько страшны могут быть действительно смертельные эпидемии для тонкого налета цивилизации. Даже пришедшая из троеградья Ухань вирусная пневмония нанесла страшный удар по мировой экономике, пошатнув принципы свободной торговли и свободы передвижений, общественные институты, саму мораль. Безумие локдаунов-карантинов поставило на грань краха экономики самых богатых стран мира, расстроило их финансы, невиданно увеличила государственный долг Соединенных Штатов и подтолкнула эту страну к порогу буквально гражданской войны. И если она грянет, то коллапс второй экономики планеты весь мир свалит в тяжелейший экономический спад, череду локальных войн, революций и усобиц, катастрофические кризисы стран, чье существование зависит от добычи и продажи сырья. Ибо спрос на него сожмется. Свой ад ожидает и РФ, и Украину с их сырьевыми экономиками.

Мы увидели, как сотни миллионов двуногих буквально сходили с ума от страха и ужаса, как многие были готовы закидывать камнями и жечь автобусы с теми, кого везли на карантин. Мы увидели, как по миру поползли самые дикие и бредовые слухи, как пандемия вируса переросла в пандемию психическую, в массовое умопомешательство, подобные тем, что настигали людей в Средние века. Как в темные, воняющие немытыми телами столетия, люди лишились рационального мышления. Тогда они ничего не знали и не понимали, что бури дуют в силу законов атмосферной циркуляции. Они считали, что бури, равно как и засухи, и эпидемии (о микробах они не ведали), – непременно дело рук колдунов или ведьм, а не действие объективных законов природы. Сегодня невежественные суеверия вернулись в новом обличье. Место ведьм заняли масоны, тайные службы Запада и Китая, «мировое правительство», «комитет трехсот» и проч… А где ведьмы – там непременно жди и охоты на них. Научно-критическое мышление гибнет в паникующем стаде двуногих, не видящих РЕАЛЬНУЮ угрозу.

Сей вирус ведь недаром пошел с рынка, где в Ухане торгуют экзотическими животными. Он – плод рекомбинации вирусов змей и летучих мышей. Китай вообще давно превратился в гигантский природный реактор по рекомбинациям и мутациям вирусов. Огромное скученное расселение, много водоемов, перелетных птиц, свиней и свинарников. (Организм свиньи – вообще отличная ходячая лаборатория, где вирусы, подцепленные от животных, мутируют и приобретают способность перепрыгивать на человека.) Ведь, попадая в тот или иной организм, вирус «разбирается», чтобы потом собраться при воспроизведении. А поскольку в тела заболевших людей и животных попадают и другие вирусы, происходит мозаичная рекомбинация – и получаются новые вирусы, объединяющие особенности и свойства «родителей».

Юго-Восточная Азия и без всяких «секретных биолабораторий» представляет из себя гигантскую фабрику по производству все новых и новых вирусных болезней.

Прочитайте «Пандемию» Сони Шах (издание 2017 года). Это история пандемий, начиная с холеры, которая явилась в мир из прибрежной зоны Бенгалии по мере ее колонизации британцами. В начале XIX века (раньше люди холеры не знали) холерный вибрион перепрыгнул на человека с веслоногих рачков, живших в болотистых лесах Сундабарана, в бассейне Бенгальского залива. Когда колонизаторы начали вырубки мангровых зарослей здесь и попробовали сажать рис, все и началось. Шах описывает то, как сегодня китайцы, едящие экзотических диких животных (по своим идиотским поверьям) сами превратили рынки в лаборатории про рекомбинации вирусов. На этих рынках, где китайцы покупают себе на стол всякую дичину, встречаются животные, которые в реальной жизни никогда не встретились бы. Рождаются новые вирусы, которые могут перескакивать на человека – а затем разноситься по глобализованному миру с помощью потоков грузов и пассажиров, кораблями и самолетами. В 2011-м коронавирус на рынке Гуанчжоу перекинулся с подковоносых летучих мышей на енотовидных собак, китайских барсуков, змей и пальмовых циветт (диких кошек). Все это китайцы поедают, с тем чтобы обрести здоровье диких зверей и еще какой-то фэньшуй. Получившийся в результате рекомбинированный коронавирус стал поражать слизистую оболочку человека: родилась атипичная пневмония. Теперь нечто подобное произошло и на рынке в Ухани в конце 2019-го. Китайские рынки, где экзотические животные с разных концов света дышат, мочатся, испражняются и питаются бок о бок, – клоаки и рассадники новых пандемий.

Но китайские рынки и привычки китаез жрать всякую гадость (согласно их «медицине») – лишь полбеды…

На все это наложите такую веселенькую «приправу», как ускоренные мутации не только прионов и вирусов, но и бактерий, что приобретают стойкость к лекарствам-антибиотикам. Люди, применяя антибиотики на птицефабриках, в животноводстве и, если можно так выразиться, в быту, вызвали мощное перерождение микромира. Микроорганизмы, плодясь с огромными скоростями, обмениваются генетической информацией. Поэтому коли один микроорганизм приобрел устойчивость к антибиотикам, то передает ее остальным видам микрожизни. И теперь мир стоит на пороге новых эпидемий, перед коими привычные лекарства малодейственны. Особый кошмар вирусологов – рекомбинация особо убийственных вирусов, когда они обмениваются генетической информацией. К чему это может привести в знойном перенаселенном мире с растущей антисанитарией?

Не так давно попала в руки прелюбопытнейшая книга американца Натана Вульфа «Вирусная буря» (The Viral Storm). У нас ее перевели как «Смертельный шторм: эпоха новых эпидемий». Вульф – один из создателей центра Глобального прогнозирования вирусных инфекций в Сан-Франциско (Global Viral Forecasting, GVF). GVF заявлен как центр раннего выявления пандемий по всему земному шару. Однако от этого до управления эпидемиями – даже не полшажка. Америка и здесь рвется вперед, овладевая невидимым миром вирусов.

Сам Вульф – фигура незаурядная. Типичный представитель энтузиастов междисциплинарных исследований. Сначала он был приматологом-обезьяноведом, но затем приобрел еще одну специализацию – микробиолога, вирусоведа. Он работал в экспедициях, нашедших природные очаги СПИДа и вируса Эбола, которые первоначально терзали шимпанзе. А поскольку местные негры охотятся на высших обезьян, то и заразились этими вирусами при освежевании и разделке добычи. Сказки о том, что СПИД и Эбола выведены в секретных лабораториях, – именно что сказки. В лабораториях мог ли «доделать» эти вирусы, но их природное происхождение доказано железно. Книгу Вульфа читаешь как продолжение «Охотников за микробами», научного бестселлера Поля де Крюи 1930-х годов.

Вульф показывает, что в современном мире опасность эпидемий растет с каждым годом. Почему? Многие болезнетворные вирусы перешли к человеку от диких и особенно – домашних животных. Попав в наш организм, вирусы изменились. Мы, жители Старого Света (Евразии и Африки) уже принесли свои жертвы и выработали сопротивляемость оным вирусам. Зато мы, белые, превратились в настоящее оружие массового поражения, когда с начала XVI века вошли в контакт с жителями Америки, Океании и Австралии. Принесенные нами болезни выкашивали целые первобытные племена: у них-то иммунитета к «привычным» нам вирусам не имелось. Это отлично описано в труде Джареда Даймонда «Ружья, микробы и сталь».

Но теперь произошел еще один скачок: из-за глобализации, всепроникающего мирового рынка, развития туризма и доступной реактивной авиации в мир скученных больших городов попали новые вирусы, раньше обитавшие в глухих уголках той же Африки. Те, к коим человечество непривычно. Они и создают угрозу новых пандемий с самыми трагическими последствиями.

Вульф приводит пример: птичий грипп, разразившийся в 2003 году, приводил к смертности 60 % заболевших: они умирали от того, что их легкие заполнялись жидкостью. Страшный вирус гриппа-испанки, уничтоживший десятки миллионов людей в 1918–1919 годах, кончался смертью лишь в 20 % случаев. Хорошо, что птичий грипп плохо распространяется от человека к человеку. Это спасло человечество в 2004 году от большой трагедии. Однако в 2009 году появился свиной грипп. Он отличается превосходной распространяемостью, хотя от него гибнет не более 1 % захворавших.

Но вирусы – штука, склонная к стремительным мутациям. Встречаясь в организме носителя, вирусы обмениваются генами. Вполне может быть, как пишет Вульф, птичий грипп станет очень вирулентным, а свиной – гораздо более убийственным. Можно предположить, что оба вируса, встретившись в организме человека или животного, создадут еще один вид смертельно опасного «мозаичного» вируса. Того, что будет и распространяться, как огонь в прерии, и убивать 60 % зараженных.

Жаркая, влажная, перенаселенная Юго-Восточная Азия стала просто огромным биореактором. Тут есть большие и малые свинофермы, где животные пьют воду из теплых грязных водоемов. И массы перелетных птиц – носителей опасных вирусов. Их помет попадает в воду, а из нее – в организмы свиней, каковые представляют из себя ходячие лаборатории по рекомбинации вирусов. Именно в организме свиней возникают мутанты, способные передаваться человеку.

Впрочем, только ли в Азии происходит подобное? Сегодня большинство продовольствия производится в сверхкрупных капиталистических индустриальных хозяйствах. Интересный факт: если в 1967-м в Соединенных Штатах насчитывалось около миллиона свиноферм, то к 2005 году их было немногим более 100 тысяч. Укрупнение и монополизация налицо. В той же Америке всего четыре компании производят более половины говядины, свинины и куриного мяса. В сущности, те же тенденции господства сверхкрупных хозяйств на рынке и в РФ. Они становятся поставщиками торговых сетей-монополистов.

Но именно тут и начинается беда. Огромные фермы Запада – это те же самые огромные «лаборатории», где животных пичкают антибиотиками и гормонами роста. Здесь животные и птица становятся «реакторами», внутри коих рождаются микроорганизмы, устойчивые к антибиотикам, которые затем (через обеденный стол) попадают и в организм людей. Однако пичканье антибиотиками и стимуляторами роста понятно: капитализм требует быстрой прибыли, снижения издержек производства и сжатия времени. В комбикорм тоже добавляются разные химические добавки (вроде китайского антиоксиданта сантохина), которые ядовиты и попадают в мясо. Ну а коль все монополизировано, то монополии не шибко пекутся о качестве продукта. Куда ты денешься, потребитель? Не свинья – все съешь. Ибо дешево предлагаем.

Там же, на огромных фермах-комплексах, в организмы животных попадают вирусы людей (и наоборот), а иногда и вирусы, заносимые птицами. Внутри животных вирусы обмениваются генетической информацией и тоже приобретают новые, «мозаичные» формы. А если животным в комплексах-гигантах дают корм с костной мукой от погибших животных (как было в Англии, где коров покормили такой мукой от овец, погибших из-за овечьей почесухи), то в мясо попадают и вовсе грозные микроорганизмы – прионы. Например, прионы коровьего бешенства (уничтожающего мозг больного), как это было в Британии конца 90-х.

Такими же «фабриками новых пандемий» становятся и современные больницы. «В последнее время медицина столкнулась с целой волной так называемых больничных супермикробов, устойчивых почти ко всем возможным антибиотикам, которые рождаются в условиях медицинских стационаров и заражают без того ослабленных больных…»^[1]