Перила выщербленной лестницы

– Мне нельзя, – сказала она.

– Ой, а кто это нам запретил? – поинтересовался он дурашливо. Его пальцы замерли под резинкой её трусиков.

– Матушка Природа. Потерпи пару дней.

Олег погладил Олю по животу, поцеловал в плечо, откатился на свою половину кровати. По потолку проползли серые полосы – во двор свернула машина.

Он не сильно расстроился из-за несвоевременного каприза матушки Природы. Теперь, перед сном, мог спокойно подумать о том, что его волновало весь день и, похоже, не отпустит…

– Я в пятницу уезжаю.

– Куда? – сонно спросила Оля, и её голос с трещиной-хрипотцой всё-таки заставил его пожалеть о несостоявшемся сексе – снять напряжение не помешало бы: не думать о письме, о прошлом…

Она ведь тоже оттуда, неожиданно подумал Олег, из их прошлого. Белокурая, весёлая, воздушная Олька, с которой недолго встречался Стас, танцевали Жека и Игорёк, о которой мечтал Олег… Она нравилась им всем – четырём друзьям, их компании, банде.

– В Брест, – сказал Олег, – в «Оверлук».

Глаза привыкли к темноте. Оля перевернулась на другой бок. Её лицо лежало на подушке красивым овалом, светлая прядь спадала на пухлые, словно искусанные губы… и никуда не делась её лёгкость, её неисчерпаемая юность. Он встретил Олю спустя десять лет и не смог отпустить. А ведь раньше они с ней даже не целовались…

– Ты шутишь? – спросила Оля без надежды на положительный ответ. – Его, наверное, давно снесли.

– Не снесли. А выкупили и достроили. Я погуглил.

– «Оверлук»? Тот самый?

– Ага.

Оля села, зажгла бра и подтянула острые коленки к груди, разглядывая напедикюренные пальчики.

– Рассказывай, – сказала она. Словно ждала сказку на ночь. Тёмную историю.

– На «мыло» письмо пришло. – Он сел рядом с ней и тоже обхватил колени руками. Оля толкнула его плечом. – От кого-то из парней.

– Жека?

Олег обрадовался, что она вспомнила первым Жеку, а не Стаса. Конечно, у Оли со Стасом было не очень серьёзно, не так, как хотел Стас, до самого главного не дошло, но всё-таки… Олег был уверен, что Оля любила Стаса – тогда…

– Не знаю. Может и он. Письмо не подписано. А название ящика… сейчас….

Он взял с тумбочки телефон, открыл письмо и показал. Overluk2004@mail.ru.

Оля прочитала, а затем перечитала. Олег следил за её лицом.

– Хм. А если это шутка?

– Тогда посмеюсь и возьму такси до вокзала.

– Ты на письмо отвечал?

– Само собой.

– И что?

– Тишина.

– Но всё равно поедешь?

Олег кивнул.

– Я с тобой.

– Нет, – вырвалось у него.

– Почему?

– Потому…

– Хорошо, – помогла ему Оля, – хорошо.

Понятливая. Тёплая. Желанная. Осязаемый призрак прошлого.

Её рука зашарила по внутренней стороне его бедра.

– Хочешь, я ручкой?

Он закрыл глаза и утвердительно промычал.

* * *

Почему он не хотел, чтобы она ехала с ним?

Из-за Стаса?

Или потому что один из его друзей умер тринадцать лет назад?

Умер и возвратился.

Это практически не имело значения, потому что ничего не изменилось. Потому что они были вместе. Молодые и настоящие. Почти всесильные в своей дружбе, почти дикие в её обнажающихся трещинах.

Они были лучшими друзьями. Которые раз и навсегда. Которые с самого начала. Которые уже никто – огрызки людей, – когда всё кончается. Но, естественно, не понимали этого тогда. Не каждое из условий.

Они просто жили.

Даже после того, как один из них ушёл и вернулся.

* * *

В поезде до Бреста Олег перечитал письмо с ящика Overluk2004@mail.ru:

«Приезжай. Соберётся всё каре. Встретимся в вестибюле Оверлука».

И никакой даты и времени. Просто приезжай.

Каре. Так они называли свою банду. Четыре одинаковые карты. Четыре друга.

Он попытался вспомнить строки стихотворения Бродского, которые когда-то привязал к потерянной дружбе, к навалившемуся одиночеству, но не смог правильно выстроить слова. Пришлось лезть в телефон:

 
Да. Лучше поклоняться данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.
 

За шторкой чувствовалось угасающее солнце. Олег убрал шторку. В окне прополз зелёный с жёлтой полосой бок тепловоза, открытые вагоны с углём и дровами. Посыпались окраины Минска. Кирпичные склады с синими крышами, гниющие под навесом деревянные поддоны, щётки вентиляционных труб, цистерны.

Он следил взглядом за высоковольтным проводом, считал ворон. Одна. Через столб – две. На следующем пролёте – четыре. Потом восемь. Геометрическая прогрессия какая-то…

Пожилой сосед напротив рассказывал краснощёкой женщине о качественной белорусской обуви, даже расшнуровал ботинок и продемонстрировал.

Олег улыбнулся и закрыл глаза.

На боковушке кашляла чеченка (чеченцы пёрли через Брест в Польшу – их возвращали, а они снова) в чёрном платке, сплёвывала в ведёрко из-под майонеза. В проходе гомонили её отпрыски, два пацанёнка в спортивных костюмах и шапочках «адидас».

Олег открыл глаза. Бетонные заборы. Грузовые вагоны без локомотива, некоторые с лесом. Провода разлиновали красноватое небо, Олег, как в детстве, следил за их нырками и резкими взлётами, надеясь, что вот-вот всё изменится: вселенная смилостивится, и он, наконец, выиграет в эту игру – провод избавится от столба-надзирателя и уйдёт ввысь, не останавливаясь…

– Можно пройти? – обратилась к смуглому мальчонке краснощёкая женщина.

– Куда вы все спешите, на тот свет? – сказала чеченка, оттягивая старшего.

– Это вы сейчас умно сказали, – фыркнула краснощёкая.

Пожилой мужчина возился с ботинком.

«Оверлук», подумал Олег. Банда-каре.

А потом: Оля.

Они, парни из каре, прозвали её Редиской. Она не обижалась. Казалось, что она не умеет обижаться в принципе. Даже когда её бросил Стас, перестал отвечать на звонки, – она, спокойная и рассудительная, с грустной улыбкой попросила Олега передать Стасу какую-то мелочёвку, тому не важную, но, наверняка, важную ей. Отпустила.

Моя девочка, подумал Олег, и в этот момент низкое, налившееся кровью солнце скрылось за облаками, и тёплая ладонь соскользнула с его лица.

* * *

Что он знал о дружбе? Даже не так: что он знал о настоящей дружбе?

Была ли их дружба настоящей? Или они просто выросли вместе? Или – была, но сплыла?

Эти вопросы, мучившие Олега больше десяти лет, сейчас звучали особенно громко.

Он отмахивался.

Его друзья, банда-каре – это раз и навсегда, других не будет. Других не нажил. В универе и на работах случались хорошие знакомые, которые, чего греха таить, были лучше и надёжней Стаса, Жеки и Игорька (во всяком случае, казались такими), но Олег полуосознанно держал новых знакомых на расстоянии, не впускал всецело в свою жизнь; возвращался в домик на дереве, над входом в который была прибита табличка «ДРУЖБА»… чтобы встретиться с призраками старых друзей.

Однажды он прочитал у Прилепина (на страничке в социальных сетях), из чего, по мнению писателя, слагается настоящая дружба: из комфорта в компании человека, в застолье с ним, и общей цели. Революции. Литературы…

Общих целей с парнями из каре Олег не имел. Какие, откуда? Когда не видишься долгие годы с теми… с кем просто вырос вместе.

– Пошёл ты, – сказал Олег Прилепину. – Они мои друзья, что бы там ни было. И других не будет.

Он бросил сигарету в металлическую воронку урны и потянул на себя дверь отеля «Оверлук».

Они прозвали так это место, когда в бетонном остове чернели неостеклённые дыры, а ветер беспрепятственно гулял по этажам: целую вечность здание стояло недостроенным, брошенным инвесторами, разрушаемое влагой и температурой (отец Олега, архитектор, говорил, что стройку не законсервировали на зиму).

Никаких призраков в «Оверлуке» не водилось, но придуманное Олегом прозвище сразу прижилось. Правда, пришлось пересказать друзьям сюжет романа Стивена Кинга – кроме Олега, никто «Сияние» не читал.

Не водилось…

А теперь?

Дверь не поддалась.

Олег заозирался, словно ошибся местом. Возможно, временем.

Он спустился по широким ступеням и задрал голову, измеряя взглядом стеклянный цилиндр. Гостиница казалась прозрачной – в ней отражались облака. Округлый мираж.

Зеркальные панели у основания башни искажали пешеходную улицу: выпучивали фонари, лавки, прохожих. Комната кривых зеркал. Олег посчитал этажи: двадцать четыре. Или двадцать пять, если считать зеркальный пояс, делящий здание пополам. Гостиницу не только довели до ума, но и добавили несколько этажей – превратили в билдинг из сверкающих блоков и нержавеющей стали.

На фасаде всплыло и стало расправляться огромное лицо, разобранное зеркальными поверхностями на кривляющиеся части. Один фрагмент не очень удачно сходился с другим. Будто бы не одно лицо, а по кусочку от разных. Мужчина с плоской улыбкой и подленькими глазами – или глаза не его? и рот не его? и всё это по отдельности? Олег смотрел, как скользит, как дробится, как играет солнечный свет – как ползёт вверх титаническое бездушное лицо.

Он обернулся через плечо.

Рабочие крепили баннерную растяжку, метров пять в длину и четыре в высоту: фальшивый врач с плоской улыбкой, реклама какого-то медицинского центра или стоматологии – Олег не вникал. Ткань трепетала на ветру.

– Олег Батькович! Не проходите мимо!

На крыльце стоял Евгений Коржан. Жека. «Оверлук» открыл свои двери.

Олег поднялся к другу, немного смущаясь. Прошлое стыковалось с настоящим, он не знал, что чувствовать, как себя вести.

Олег протянул ладонь.

– Отставить, – широко, по-хозяйски улыбнулся Жека. – Дайка брата обнять.

Олег опустил сумку на ячеистый резиновый коврик, и они обнялись. Олег смотрел на макушку друга, короткие, с сединой волосы, и чувствовал себя одновременно глупо и хорошо. Жека был самым низкорослым в каре, но по этому поводу не грустил, брал девчонок нахрапом, бойкостью, иногда деньгами. В девяностых он тарился оптом аудиокассетами (позже дисками) и толкал их скучающим в приграничных очередях дальнобойщикам, имел хороший навар – хватало и на погулять, и на отложить. Школу бросил после девятого класса, подал документы в техникум, где почти не появлялся. После отчисления брат помог устроиться водилой в облисполком. Лучше всего Жека умел, да и любил, крутить баранку; в принципе, никакой другой профессии он так и не приобрёл (про Жеку-коммерсанта забудем – в девяностых каждый второй был коммерсом).

Надёжный, правильный (как говорили, по понятиям), простой Жека.

– Привет, друг, – сказал Олег.

– И тебе привет. Ты зачем, дурилка, шевелюру отпустил?

Олег неосознанно провёл рукой по волосам: в юности он брился под машинку.

Жека усмехнулся.

– Ну заходи, заходи. Вэлком. Сумку не забудь.

Коридор вывел в круглый гостиничный холл. Стойка регистрации без портье выглядела сиротливо. Дремали, смежив пластиковые веки, торговые киоски. От пола до потолка клокотала восточная страсть: пёстрые камни, яркий орнамент ковров, резная мебель, много пальм, тканей и броских мелочей. Не хватало разве что фонтана.

В вестибюле звучали только шаги двух друзей. Полированные полы отражали не хуже зеркал.

– «Тысяча и одна ночь» ещё не открылась? – спросил Олег.

– А? Ты про отель? Пока нет. Хотя кое-кто живёт. – Жека сделал невнятный жест рукой. – В общем, не удивляйся.

– Тестовый режим?

– Типа того.

В простенках стояли цветочные горшки с экзотической растительностью. Часы над стойкой врали почти на час.

Олег и Жека устроились на диване в зоне отдыха. Олег погладил резную спинку, положил на колени декоративную подушку-валик, будто кота, который поможет обвыкнуться в новом месте. Жека пододвинул к краю стола мозаичную пепельницу, положил рядом пачку сигарет и закурил.

– Помнишь, как по детству бычки собирали?

– А то, – улыбнулся Олег. – Потрошили и самокрутки делали.

– Или так добивали. Вы со Стасом даже проблевались однажды.

– Было.

Жека выпустил изо рта серию колечек, откинулся на спинку и взял с места в карьер:

– Рассказывай, братка. Как живёшь, чем дышишь? Семья? Дети?

– Пока не обременился.

– Встречаешься с кем?

– Есть такое дело.

Олег решил, что позже расскажет об Оле (о Редиске, чтобы долго не объяснять). Как случайно, после стольких лет, встретил её в минской подземке, пригласил в кафе, чтобы вспомнить, прочувствовать то звонкое время, которое считал лучшим в жизни. Как всё следующее утро лежал и думал о ней, а потом вскочил, чтобы разыскать в «ВКонтакте» или «Фейсбуке», где угодно, и нашёл, и… Он расскажет, когда соберётся вся банда-каре, – если придётся к слову, и без всяких розовато-приторных подробностей.

– Ну а ты?

– А что я! – хлопнул по коленям Жека. Маленький, щупленький, в сером костюме (Олег помнил Жеку исключительно в водолазках и спортивных кофтах), как-то высохший лицом и телом, но узнаваемо бойкий, прежний. – А я лучше всех! Сегодня одна, завтра другая, и все довольны. Коллеги мы с тобой, брат!

Олег не стал спорить, что «сегодня одна, завтра другая» вовсе не про него.

– Хотя, если подумать… – Жека вздохнул, скорее мечтательно, чем с грустью. – Конечно, семьи хочется. Малышню… Как у Стаса. Только пацанов, чтобы в танчики, пестики, на костёр поссать… Сорокет скоро, сворачивать надо лавочку.

– У Стаса девчонки?

– Ну. Две. Ты не слышал?

– Кажется, слышал. – Олег не был уверен; странное дело: то, что у Стаса две дочки, не стало для него новостью, но он не мог вспомнить, когда и от кого это узнал.

– Пить хочешь?

В сумке была бутылка минералки, но Олег сказал:

– Не откажусь.

Жека затушил окурок, сходил к киоску (тот оказался не заперт) и вернулся с двумя стекляшками пива. Чокнулись горлышками. Олег закурил. Они проговорили почти час, в основном о прошлом, в котором банда-каре была неразлучна. Олег погрузился в воспоминания, как в тёплую ванну. Расслабился и даже будто бы задремал.

– Теперь ясно, почему детишками не обзавёлся. Реакции нет… – Голос Жеки потянул на поверхность. Что-то упало под ноги. Та-а-ак… Выяснилось, что Олег, оказывается, стоит у мраморного изгиба стойки. Он опустил взгляд и увидел ключ-карту.

Олег поднял пластиковый прямоугольник, который ему кинул через стойку Жека, озадаченно повертел в руке. Всего несколько секунд назад они с Жекой сидели на диване, разговаривали, и было тепло и уютно. Что изменилось, ну, кроме их местоположения? Олег зажмурился: о чём это он…

– У меня скоро встреча, тёрки с хмурыми поставщиками, – сказал Жека. – Ты в номер вещи закинь, отдохни, отель глянь. А вечером словимся.

– А остальные?

– Стас в городе только завтра будет. А Игорёк вечером подтянется.

– Игорёк в Бресте? – спросил Олег.

– Ага. Там же, на Востоке. С женой, малым и мамкой в двушке локтями толкаются.

– Слушай, а что название отеля значит?

По лицу Жеки стало понятно, что он подумал о другом, и Олег уточнил:

– Не «Оверлук», а настоящее. «Бурдж-что-то-там». Читал, но не запомнил.

Жека пренебрежительно поморщился.

– Это по-арабски. Башня. Не загоняйся.

– А арабы здесь при чём?

– А арабы сейчас при всём. Деньги вкладывают.

Они остановились у лифтов, и Олег обернулся. Арабы, значит. Ну да, вестибюль как бы располагал.

– А ты здесь кем?

– Управляющий, – важно сказал Жека.

Из водил да в управляющие отеля. Олег присвистнул.

– Стас подсобил, – добавил Жека.

– Стас?

– Ага. Это всё его, если закрыть глаза на арабские инвестиции.

Олег медленно кивнул. Не свистелось. Не хотелось признаваться даже самому себе, но, похоже, это была зависть. И не сказать, чтобы абсолютно белого оттенка.

– Падишахом, значит, заделался.

– Чего?

Олег помотал головой.

– Ладно, – не стал уточнять Жека, – увидимся. Хорошо, что приехал, брат.

Первыми открылись двери правой кабины, внутри играла спокойная музыка. Лифтовые шахты поднимались по оси башни. Второй этаж, третий, четвёртый… Олег обратил внимание, что на панели нет кнопки «13».

Лифт открылся в тамбур. Олег прошёл по кругу, читая таблички над дверями в коридоры-лучи. Толкнул нужную дверь.

Короткий серо-зелёный коридор со скупым декором из хромированных полос, светильников и зеркал. Ни одной изогнутой линии. Хай-тек – так ведь называется этот стиль? Только техники маловато – потолочные камеры наблюдения да динамики. Восточный стиль холла, видимо, был уступкой арабским инвесторам.

Олег остановился у последней двери и сверился с наклейкой на электронном ключе. Дверь с табличкой «1428» смотрела на лестничную площадку. Олег задержался взглядом на цифрах. Хмыкнул. А что, забавно бы вышло: ночевать в «Оверлуке» в номере 1408. Вполне. Главное, не в 217-ом. Ванные комнаты и мёртвые женщины (даже воображаемые) – не самое вдохновляющее сочетание.

В отличие от Дэнни Торренса, стоящего перед номером 217 в параллельной литературной вселенной, номер 1428 ничем не манил Олега. Он приложил ключ-карту к замку и открыл дверь. В узкой прихожей было темно. Олег щёлкнул выключателем. Темнота усмехнулась. Олег нахмурился, сильнее надавил на клавишу, но тут сообразил, что надо вставить ключ в специальный пластиковый кармашек на стене. Да будет свет!

Было душно: помещение, будто пёс, обрадовалось хозяину жарким дыханием. Олег бросил сумку под дверь гардеробной, разулся, снял куртку и прошёл мимо двуспальной кровати к радиатору. Так и есть – кочегарят. Рановато для отопительного сезона, октябрь только зашевелился. Олег удивился, когда не нашёл ни регулятора, ни шаровых кранов: радиатор висел на торчащих из стены толстых трубах и грел так, что не прикоснуться.

– Что за подстава, – сказал Олег и потянулся к двери на лоджию.

Открыть удалось не сразу, будто кто-то держал дверь с той стороны, а наигравшись – отпустил. Обливаясь потом, Олег вышел на лоджию, распахнул окно и закурил. Внизу, за пустой парковкой, лежал двух-, трёх-, редко пятиэтажный Брест – кусочек старого центра. Над трубой бывшего консервного завода вертелся флюгер, декоративные часы показывали полночь. Олег поискал пепельницу и, не найдя, достал из пачки последние две сигареты, смял окурок о внутреннюю поверхность крышки.