2

Игнат Владимирович выдохнул сигаретный дым, задумчиво рассматривая утопающие в сумраке дома. Несмотря на обилие выпитого, пьяным он не казался. Скорее, смертельно уставшим.

Кирилл облокотился о забор на отдалении от потоков дыма. Из головы не желал уходить образ целующихся покойников. Позади играла приглушенная музыка и время от времени раздавались взрывы дружного хохота. Мертвая свадьба была в самом разгаре.

– Думаешь, мы умом тронулись? – спросил Игнат Владимирович.

– Говорят, волосы продолжают расти после смерти, а человеческий мозг используется на десять процентов. Уже на первом курсе я убедился, что это неправда, но пациенты все равно продолжают травить байки о проросших покойниках и биохакинге мозга. – Кирилл помотал головой. – Хочу сказать, что мы многое додумываем от незнания. А сильное горе все усугубляет.

– И зачем ты тогда пришел?

«Проститься хотел», – подумал Кирилл, но ничего не ответил.

Игнат Владимирович воткнул окурок в дно жестяной банки. Кивнул, приглашая идти за собой. Кирилл решил, что они возвращаются обратно в дом, однако Игнат Владимирович устремился в сторону от дверей, к ровным рядам ухоженных деревьев и кустарников.

– Гляди, – показал он на свежевспаханную землю. – Сегодня посадили, после венчания.

Из темного холмика задорно торчал саженец яблони. Зеленые листья тянулись к темному небу, словно пытались найти в нем хоть проблеск солнца.

– Чтобы отгонять злых духов, – пояснил Игнат Владимирович. – «Горько», кстати, принято кричать по той же причине. Знал об этом?

– Слышал. Духи решат, что и без них в семье худо. А раз и так все плохо, надо им другое место искать.

– Старый обычай, как многие другие. Все они появились неспроста, были на то причины. Обычаи много значат для свадьбы, а для мертвой свадьбы – тем более. Не задобришь духов – или то, что мы ими называем, – быть беде.

Листья яблони зашелестели, хотя порыва ветра Кирилл не ощутил. Мгновением позже он осознал, что ветви других деревьев не шелохнулись. Бояться было вроде бы нечего, и все-таки к горлу подступил странный ком.

– Батюшка намекнул, что вы с такой бедой уже сталкивались.

– В детстве. Ребята из нашей школы отравились грибами. Из десятого класса, кажется. А я тогда был в четвертом. Девушка была такая же светленькая, как моя Настюшка. И парень ее, какой-то там лыжник, чемпион области. На похороны вся школа пришла. От обряда их родители отказались, а от тех, кто уговаривал, – отмахивались. Мол, пустые суеверия.

Под грузом тягостных воспоминаний Игнат Владимирович заметно ссутулился. Но даже так был на целую голову выше Кирилла.

– Ночью после похорон я проснулся. Помню, как долго кашлял и плевался, – воздух пропитался какой-то пакостью, будто канализацию прорвало или рыба стухла. Книги попадали с полки, еще и одежду кто-то вытащил из шкафа. В комнате, разумеется, никого не было, но даже в том состоянии до меня дошло, что вещи сами по себе не двигаются. До комнаты родителей шел, наверное, целых пять минут. Прятался от каждой тени. Но не кричал, ведь отец учил меня, что мужчина не должен быть трусом. Дверь в комнату родителей была открыта. Рядом с матерью девушка стояла, руками в ее шею вцепилась. Со спины светленькая такая, невысокая. А пространство вокруг плывет, словно туманом оборачивается. Глаза протер – нет больше девушки. А мама лежит так неудобно, не шевелится.

Кирилл ошибался, когда думал, что эта ночь не может быть еще более странной. Странной и жутковатой.

– Закричал я все-таки. Отец сразу проснулся, мама – нет. Холодная была, как лед. Синюшные пятна на горле до сих пор иногда вижу в кошмарах. И мама была не единственной. В газетах писали, что за ночь в поселке скончалось шесть человек. И еще шесть – в соседних деревнях. Не совпадение, ясное дело. С тех пор в поселке ни одну мертвую свадьбу не пропускали. Хотя их и не много было. На моей памяти всего две. – Голос Игната Владимировича дрогнул. – И сейчас вот…

– Это был призрак? Дух? – Кирилл сам не верил, что задал такой вопрос.

– Не знаю, как это назвать. Зато знаю, что маме едва исполнилось тридцать два и она была такой сильной, что могла перекопать половину этого огорода за один день. Если все доказательства указывают на самый невероятный исход, то он не такой уж невероятный.

– Жаль вашу маму. И Настю тоже. Не могу даже представить, насколько все это тяжело.

Игнат Владимирович кивнул, благодаря за сочувствие. Он долго молчал и смотрел на саженец яблони, потом хмыкнул и похлопал себя по нагрудному карману:

– Еще одну выкурить хочется. Стоит или нет? Посоветуй, как специалист.

– Лучше вообще бросить.

– Не время начинать вести здоровый образ жизни, – ответил Игнат Владимирович. – Тут хотя бы начать следующий день – уже победа. Ладно, ты с нами до конца останешься или как?

– Останусь. – Кирилл покосился на яблоню.

– Тогда идем обратно. Будем глиняные горшки бить. Чтобы…

– Чтобы отогнать злых духов. Я догадался.

3

– Опять спешишь? Куда ты все время торо- пишься?

Кириллу хотелось полежать в обнимку с Настей, вдохнуть сладкий аромат тела, прижать к себе крепко, изо всех сил, но она уже вскочила с кровати и копалась в ворохе одежды в поисках бесследно исчезнувшего лифчика.

– Да уж не все время. Но сейчас правда тороплюсь. Пообещала, что встречусь со Славкой вечером. Поедем смотреть место для строительства фермы.

Она застегнула лифчик, напоследок соблазнительно качнув грудью. Со щек еще не сошла краснота страсти, на губах застыла лукавая улыбка. Светлые волосы растрепались, однако легкая небрежность Насте шла. Как и отсутствие платья.

– Может, хватит уже? – поморщился Кирилл.

– Одеваться?

– Воевать на два фронта.

Настя замерла перед зеркалом, поправляя прическу. Выбившиеся пряди были безжалостно загнаны в тугой хвост.

– Надо определиться, в конце концов, – продолжал Кирилл. – Или Славка, или я. Он нормальный парень, все понимаю, но продолжать это у него за спиной – уже слишком. Надо все рассказать. И будь что будет.

Она неожиданно повернулась, вызывающе скрестив руки на груди:

– Не боишься все потерять?!

– Тогда сама прими решение. Выбери, кого любишь.

– А если обоих люблю?

– Так не бывает.

– Где же написано, что так не бывает?

– На сердце написано! – Кирилл вскочил с кровати и нервно прошелся по комнате. – Если кого-то любишь, на другого и смотреть не станешь. Не обратишь внимания ни на внешность, ни на слова. Это как будто находишь то, что искал всю жизнь. Уж я-то знаю… Еще со школы только о тебе думал.

– А вдруг я не такая? Вдруг я мутантка какая-нибудь с двумя сердцами?

Настя ласково провела острыми ноготками по его спине. Кирилл недовольно отодвинулся. Было приятно, но разговор шел серьезный.

– Славка планирует запустить самую большую ферму в районе. Продукты каждый день дорожают, скоро будут на вес золота. А земля у нашего поселка такая плодородная, что любая палка прорастет. И животные никогда не болеют. В общем, грамотно Славка мыслит. Знает, чего хочет от жизни.

– Вот и заставит тебя коров доить, – буркнул Кирилл.

– Ты не понимаешь. С ним чувствуешь себя в безопасности. Я для него – не просто развлечение на пару месяцев. А девушке больше всего нужна уверенность в завтрашнем дне.

– А я для тебя пустое место?

Ее телефон неистово завибрировал. Взглянув на экран, Настя нажала на кнопку сброса вызова. Губы недовольно сжались, но через мгновение растянулись в ослепительной улыбке:

– Славка звонил. Пришлось сбросить ради тебя. Значит, никакое ты не пустое место, а очень даже важный для меня человек.

Настя потянулась к нему для поцелуя. В очередной раз Кирилл не устоял перед ее чувственными губами. Никакая другая девушка в мире не способна была подарить ему столь мощные, взрывные эмоции.

– Ты бросишь Славку, если я сделаю тебе предложение? – прошептал он. – Обещаю уверенность в завтрашнем дне, и никаких ферм.

– Чувство юмора тебе не изменяет.

– За юмором скрыто очень серьезное содержание. Так что скажешь?

– Обещаю очень серьезно подумать. И никаких шуток.

Она натянула платье, подхватила сумочку и легкой походкой направилась к выходу. У двери вдруг развернулась с лукавой улыбкой:

– Хорошенько посмотри и запомни.

Настя продемонстрировала изящную ладошку.

– Что именно? – не понял Кирилл.

– Вот все приходится говорить прямым текстом! Размер кольца – шестнадцатый!

Прежде чем он успел вымолвить хоть слово, она проворно выскочила наружу. Кирилл опустился на кровать с глуповатой улыбкой на губах и разгорающимся пламенем надежды в груди.

4

Тела Насти и Славика отнесли в комнату, обустроенную для первой брачной ночи. Гости разбрелись по домам. Кирилл задержался дольше остальных: помогал женщинам убрать столовую после бурных возлияний, провожал на второй этаж Игната Владимировича, который к концу мертвой свадьбы все-таки успел основательно набраться.

Ночь была призвана разогнать духоту и принести приятную прохладу, но этого не случилось. Небо плотно затянуло тучами: не разглядеть ни звезд, ни луны. Цветочный аромат приусадебного участка портили едва уловимые гнилостные дуновения удобрений.

Денек выдался не из легких, будто пару смен на дежурстве отпахал. Хотелось упасть в кровать, забыться в снах. Настя мертва, местный поселковый обряд, сколь бы он ни был странным, завершен. Какое-то время придется заставлять себя жить дальше, с головой зарываться в работу, потом боль угаснет. А кольцо пусть себе лежит. Кирилл так и не решился от него избавиться.

Преодолев половину сада, он замер. Туманную задумчивость как ветром разогнало. Сквозь щели забора виднелась сгорбленная фигура, ползущая по дороге. В тусклом свете фонаря показалась собачья морда. Передние лапы дрожали, судорожно цепляясь за землю. Задние волочились, точно чужеродные отростки.

Паралич означал, что животные в поселке все же болеют, несмотря на хваленую защиту мертвой свадьбы. Или же собаку жестоко избил какой-то садист. С такого расстояния не поймешь.

Дворняга раскрыла пасть, затряслась, выдавливая из себя потоки темной жижи. Жалобный скулеж резал по ушам. Хвост стегал воздух, тщетно пытаясь отогнать агонию и боль. Извергнув теплый водянистый пузырь, собака дернулась в последний раз и обмякла, точно выжатая тряпка. Приблизившись, Кирилл ощутил зловоние желудочного сока. Сам желудок валялся перед бездыханным телом дворняги.

Назойливый позыв добраться до машины и покинуть сумасшедший поселок удалось подавить лишь благодаря опыту работы в фельдшерско-акушерском пункте. Неожиданно для себя Кирилл ударился в размышления о возможном диагнозе. Отравление, инфекция, паразиты… Ничто из этого не объясняло эверсию желудка. Если только объяснение не выходило за рамки общепринятой догмы.

«Ты сам-то себе веришь?» – задался он вопросом, направляясь в глубину сада.

Не верил, пока не наткнулся на яблоню. Из земли торчала иссохшая коряга с оторванными листьями. Вершина саженца расщепилась, превратившись в трехпалую лапу, которая покачивалась от дуновения ветра, как живая. Рыхлые комья вокруг яблони будто бы шевелились, стоило отвести взгляд.

– Мутантка с двумя сердцами. – Кирилл не узнал собственного голоса, высокого и ломкого. – Кто бы мог подумать.

Он метнулся в дом, вбежал на второй этаж. Игнат Владимирович на толчки не реагировал. Мертвенно-бледное, холодное тело, казалось, растеклось по кровати.

– Да вставай ты! – хлестнул его по щекам Кирилл. – Разбирайся со своим обрядом!

Он не сразу догадался проверить пульс. Сильный, похоже на тахикардию. Но это характерно после спиртного. Игнат Владимирович пробормотал что-то невнятное и вновь потерялся в хмельном забвении.

Исправить обряд – если его можно исправить – наверняка сумел бы батюшка Афанасий, только он покинул дом еще полчаса назад. Ему, как остальным, и в голову не приходило, что любовная энергия Насти могла быть направлена не только на Славика.

Кирилл спустился на первый этаж и очутился в столовой среди тщательно убранных столов и обрывков свадебных украшений. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыта, хотя он хорошо запомнил, что батюшка запер ее на ключ и велел не беспокоить новобрачных до первых лучей солнца. Черная, как бездна, щель манила и отталкивала одновременно.

«Просто уходи! Не вляпайся еще глубже! – взывал рассудок. – Оно тебя не затронет».

Может затронуть. И родителей, и друзей. В прошлый раз погибли двенадцать человек, а теперь невидимая рука смерти вновь готовилась выбрать случайных жертв.

Мертвая свадьба звала. Кирилл пересек порог комнаты, и в тот же миг за спиной захлопнулась дверь.

5

Убранство комнаты расплывалось в темноте. Свет не включался – Кирилл трижды щелкнул кнопкой. Зато фонарь смартфона работал безотказно. Заряда аккумулятора, правда, осталось меньше десяти процентов, но этого хватило, чтобы осмотреться.

В центре комнаты стояла широкая двуспальная кровать. Он разглядел смутные очертания тел, накрытых одеялом. Тишина, как ни странно, успокаивала. Трупы не имеют обыкновения двигаться, уж в этом Кирилл убедился за пару лет работы фельдшером. И все-таки если бы он услышал малейший шорох, то выбежал бы прочь, наплевав на неудачно проведенную мертвую свадьбу.

Кирилл нехотя подошел к кровати. Интересно, что от него требуется? Вряд ли брачную ночь в этом обряде понимают в сексуальном плане. Ночь прежде всего для сна, так? Так. Значит, надо лечь в кровать. Продержаться до утра. Патологоанатомы порой дремлют в морге, пусть не с трупами в обнимку. И ничего, живы-здоровы.

Зрачки новобрачных коротко блеснули, сдвинулись и вернулись на прежние места. Настя безучастно глядела в потолок. В изуродованном лице Славика читалась ненависть. А ведь во время празднования он выглядел иначе. Спокойным, умиротворенным.

– С тобой, приятель, в одну кровать не лягу, – пробормотал Кирилл. – Извини.

Он потянул за холодную руку. Тело Славки сползло с кровати и упало с глухим стуком. Голова нелепо провернулась назад, почти как у филина. Похоже, шейные позвонки тоже пострадали при столкновении. Кирилл перетащил тело в дальний угол, заботливо прикрыв устаревшим сотню лет назад ковром с цветочным орнаментом. Кто бы мог подумать, что дойдет до такого?

Стянув ботинки, Кирилл улегся на белоснежную простыню. Теперь он ощущал себя похороненным заживо. Тело Насти покоилось рядом, рука то и дело натыкалась на некогда желанные изгибы тела. Глаза привыкали к темноте. Текстура деревянного потолка медленно плыла, смешивалась в причудливые сочетания: изогнутый крест, хирургические крючки, широко открытый рот.

Снаружи ухнула сова. В углу отчетливо зашуршало. Кирилл подскочил на кровати, из-за чего матрас пошел волнами. Голова Насти съехала набок, как будто шуршание вызвало у нее интерес.

– Так, – произнес Кирилл только для того, чтобы услышать собственный голос. – Так.

Шорох из угла послышался вновь. Ковер с цветочным орнаментом соскользнул, как театральная ширма. Славик немыслимым образом перевернулся на четвереньки и, оскалившись, впился зрачками в Кирилла. Вместо коленей он упирался в пол обломками бедренных костей. Стежки на лице разошлись, кожаные лоскуты повисли. Мышцы на руках и ногах напряглись, готовые привести в движение мертвое тело.

Кирилл сам не смог бы ответить, как оказался у двери. Он безуспешно крутил ручку и молотил по твердой поверхности. Он рвал глотку в остервенелом крике. Дверь кто-то запер, и снаружи не было никого, способного ее открыть.

Нет, нет, нет, он здесь не останется! Есть еще окно. Если выбить стекло, то можно будет выбраться наружу.

Кирилл развернулся – и лишь крепче вжался в дверь. Окно исчезло. Было оно вон там, в середине толстой стены, завитки и трещинки которой сплелись в злые ухмылки. Было – и исчезло.

В нос ударил знакомый гнилостный смрад.

Кирилл неуклюже перекрестился. Затем еще и еще. На четвертый раз вновь послышался знакомый шорох. Но не из угла – откуда-то сверху. Задрав голову, Кирилл столкнулся взглядом со Славиком. Тот сидел на потолке с раззявленным ртом, высунутым языком и вытянутой рукой. Грязные щербатые ногти застыли в жалких сантиметрах от лица Кирилла.

И все же Славик не двигался. То ли забавлялся, то ли подчинялся правилам, специально предусмотренным для оживших мертвецов.

Кирилл попятился к кровати, не сводя глаз с зависшей под потолком фигуры. Бледная рука и раззявленный рот по-прежнему были обращены к двери, где остались только потные отпечатки ладоней. Уперевшись в спинку кровати, Кирилл остановился. В голове ярко пульсировала одна и та же мысль: «Не моргать! Не моргать!»

Он держался, пока позади не скрипнули пружины матраса. Не обернуться не мог, хотя знал, что́ увидит. Настя восседала на кровати, нагая, в вычурной позе. Почти как древнегреческая статуя – почти, ведь на статуях не изображают темно-фиолетовых трупных пятен и раздробленных грудных клеток. Лицо ее было преисполнено грусти, но так и не потеряло красоты.

– Господи! – всхлипнул Кирилл. – Несправедливо, что ты умерла.

Настины губы дрогнули в бессловесном ответе. Сломанные пальцы покоились на груди в призывном жесте. Взгляд Кирилла невольно скользнул по светлым ареолам и остановился на обломках ребер, выпирающих из-под кожи. Гример не стал замазывать раны, лишь вытер кровоподтеки. Скорее всего, рассчитывал, что под одежду никто больше заглядывать не станет.

Кирилл не сразу понял, что упустил нечто важное. Настя указывала на три одинаковых отверстия, острые с одной стороны и закругленные – с другой. Все прижизненные, судя по характерным отекам. Кирилл видел такие не единожды: в основном у местных алкашей после скандальных попоек. Что бы там ни говорили, Настя не погибла от столкновения с машиной.

Ее трижды ударили ножом прямо в сердце.

– Вот что ты хотела показать… – прошептал Кирилл.