Цитаты из книги «Фома Гордеев»

Самодовольный человек – затвердевшая опухоль на груди общества… Он набивает себя грошовыми истинами, обгрызанными кусочками затхлой мудрости, и существует, как чулан, в котором скупая хозяйка хранит всякий хлам, совершенно не нужный ей, ни на что не годный… Дотронешься до такого человека, отворишь дверь в него, и на тебя пахнет вонью разложения, и в воздух, которым ты дышишь, вольется струя какой-то затхлой дряни… Эти несчастные люди именуются людьми твердыми духом, людьми принципов и убеждений… и никто не хочет заметить, что убеждения для них – только штаны, которыми они прикрывают нищенскую наготу своих душ. На узких лбах таких людей всегда сияет всем известная надпись: «спокой

Нужно жить всегда влюбленным во что-нибудь не доступное тебе… Человек становится выше ростом оттого, что тя

Ты погоди-ка! – оживился Фома. – Ты скажи-ка – а что нужно делать, чтобы спокойно жить… то есть чтобы собой быть довольным?

от способности мириться с малым в ожидании большего… О! ты знаешь? – от недостатка самооценки гибнет больше людей, чем от чахотки, и вот почему вожди масс, быть может, служат в околоточных надзирателях!

Отравленный добротой людей, я погиб от роковой способности каждого бедняка, выбивающегося в люди

Нет на земле человека гаже и противнее подающего милостыню, нет человека несчастнее принимающего ее! Ежов

Если б они знали, что в каждом рубле, который они дают на хлеб, – содержится на девяносто девять копеек яда для души! Если б

Но, чтоб сохранить себя цельным для жизни, – нужны огромные силы! Они были… Была у меня гибкость, ловкость… я все это прожил для того, чтоб научиться чему-то… что теперь совсем не нужно мне. Я и многие со мной – ограбили сами себя ради того, чтобы скопить что-то для жизни… Подумай, – желая сделать из себя человека ценного, я всячески обесценивал свою личность… Чтобы учиться и не издохнуть с голода, я шесть лет кряду обучал грамоте каких-то болванов и перенес массу мерзостей со стороны разных папаш и мамаш, без всякого стеснения унижавших меня… Зарабатывая на хлеб и чай, я не имел времени заработать на сапоги и обращался в благотворительные общества с покорнейшими просьбами о ссудах… Если б только благотворители могли подсчитать, сколько духа в человеке убивают они, поддерживая жизнь тела!

свет, правду…» И так далее. Я ему, скотине, верил… И вот с той поры прошло около двадцати лет – мы, разночинцы, выросли, но ума не вынесли и света в жизнь не внесли. Россия по-прежнему страдает своей хронической болезнью – избытком мерзавцев, и мы, разночинцы, с удовольствием пополняем собой их толпы. Мой учитель, повторяю, – лакей, безличное и безмолвное существо, которому городской голова приказывает, а я – паяц на службе обществу. Меня, брат, здесь в городе преследует слава… Иду по улице и слышу – извозчик говорит своему товарищу: «Вон Ежов идет! Здорово лается, едят его мухи!» Н-да! Этого тоже достичь надо…

Студент Сачков, бывший мой учитель, а ныне доктор медицины, винтёр и холоп, говорил мне, бывало, когда я хорошо выучу урок: «Молодец, Коля! Ты способный мальчик. Мы, разночинцы, бедные люди, с заднего двора жизни, должны учиться и учиться, чтобы стать впереди всех… Россия нуждается в умных и честных людях, старайся быть таким, и ты будешь хозяином своей судьбы, полезным членом общества. На нас, разночинцах, покоятся теперь лучшие надежды страны, мы призваны внести