толкнуть меня, задеть вожжами, выпускал моих птиц, однажды стравил их кошке и по всякому поводу жаловался на меня деду, всегда привирая, а мне всё чаще казалось, что он такой же мальчишка, как я, только наряжен стариком
– Не смей ходить ко мне!
Я рассердился:
– Вовсе я не к тебе хожу, старый черт!
Длинной рукою своей он снова схватил меня и повел по тротуару, спрашивая, точно молотком колотя по голове моей:
– Твой дед дома?
– Есть, только – другая, не наша, а нашей – нет, она померла.
– Другая называется – мачеха, – сказал я; старший кивнул головою:
– Да.
И все трое задумались, отемнели.