Глава 6

…Старшина Овечкин, лежа в тени возвышавшегося над ним и с первого взгляда практически не поврежденного, если не считать рваного закопченного отверстия в борту башни, американского среднего танка М4 «Шерман», наблюдал через оптический прицел СВТ-40 за копошащимися в траншее гитлеровцами. Он уже выделил для себя несколько приоритетных целей, и, поскольку высокопоставленных фрицев среди них, да и в округе, не было, в настоящий момент лишь терпеливо ждал, когда наступит выбранное им самим контрольное время, то есть десять часов.

Минувшей ночью Андрею почти не удалось поспать. Сначала он, благо располагался в полутора сотнях метрах от Позднякова, вслушиваясь в каждый звук, напряженно следил, как группа фашистов расплывчатыми тенями движется мимо позиции сержанта на восток. Затем перед траншеями батальона произошел скоротечный бой, и немцы с потерями вернулись обратно, причем тем же маршрутом. Вроде бы все обошлось, и Сергея они не заметили, однако старшине в обоих случаях пришлось изрядно поволноваться за своего товарища. Незадолго перед рассветом он все же забрался через нижний люк внутрь танка и покемарил минут сорок, устроившись на месте стрелка-радиста, а с первыми лучами восходящего солнца уже снова бодрствовал. И потому сейчас ощущал себя немного «вареным», беспрестанно зевал и, чтобы не оказаться в коварных объятиях Морфея, покусывал вырванную из земли травинку, также периодически растирая пальцами мочки ушей.

…Прекрасно изучив собственный организм, Овечкин знал, что подобное состояние тотчас исчезнет, едва он займется привычным делом – начнет истреблять гитлеровцев. Но пока приходилось держаться, борясь с пытавшимся завладеть его сознанием сном в прямом смысле подручными средствами…

…Между тем, время неумолимо текло, и спустя приблизительно четверть часа к естественным звукам и шумам, обычным для солнечного летнего утра, добавился постепенно усиливающийся гул авиационных моторов.

«Рама» прилетела, – по тональности двигателей определил Андрей и машинально посмотрел на часы, – значит, проведет разведку, передаст, куда следует, необходимые сведения и координаты, а потом наши истребители ее прогонят! Маловероятно, что немцы поднимут в воздух свои пикировщики на бомбардировку зарывшихся в землю стрелковых частей. Скорее всего, противник, не откладывая в долгий ящик, начнет обстрел из орудий или же минометов, на который наши ребята, безусловно, ответят. Фрицы в траншеях, естественно, не дураки и забьются в щели, что твои тараканы, откуда высунут нос только когда пальба прекратится. На эти «мероприятия» уйдет, наверное, с полчаса, может, чуть больше. Сейчас же ровно девять, и по всему вытекает, что я могу немного отвлечься от своих наблюдений и спокойно перекусить! А если, что вряд ли, появится все-таки какой-нибудь толстый вражеский генерал, то Поздняков его и без меня снимет, не напрягаясь!»

Придя к таким умозаключениям, старшина отполз назад, забравшись еще глубже под танковое днище, положил на траву винтовку, достал из вещевого мешка горбушку ржаного хлеба и принялся неторопливо ее жевать, прислушиваясь к монотонному гудению бесцеремонно кружащегося над позициями красноармейцев «Фокке-Вульфа»…

…Последующие события развивались именно так, как и предполагал Овечкин. В безоблачном голубом небе появилась пара «Лавочкиных». Зайдя со стороны солнца, наши летчики яростно атаковали «Раму», и вконец обнаглевший тактический разведчик, отбиваясь от ястребков, был вынужден убираться восвояси.

Еще не успели затихнуть звуки удаляющегося на запад воздушного боя, а уже в полную мощь заработали немецкие минометы. Почти два десятка мин с противным свистом пронеслись над полем и разорвались в расположении батальона майора Деменева. За этим залпом последовал второй, равнозначный по силе, а вот третий получился гораздо слабее. Потому как, хоть и с небольшим опозданием, но очень активно и, что главное, весьма эффективно вступила в противоборство замаскированная в овраге за деревней советская батарея 120-миллиметровых минометов, накрыв первыми же выстрелами несколько вражеских огневых точек.

Получив достойный отпор, гитлеровцы огрызнулись еще двумя залпами и стали сворачиваться. Что было на руку нашим, старавшимся сохранить место нахождения своей батареи в секрете от неприятеля. Таким образом, минометная дуэль быстро пошла на убыль и вскоре окончательно прекратилась…

– Все закончилось раньше, чем я рассчитывал, – отправив в рот последние крошки хлеба, с некоторым удивлением пробормотал Андрей. – Впрочем, позавтракать, хоть и всухомятку, у меня получилось, и теперь с чистой совестью и в меру набитым желудком можно вернуться к повседневной работе!

Старшина взял в руки винтовку и снова устроился на прежнем месте, с которого открывался хороший обзор фашистских позиций…

* * *

…Гюнтер Хаген сидел в траншее на пустом ящике из-под боеприпасов и сосредоточенно курил сигарету. Только что прекратилась интенсивная, но кратковременная перестрелка, которую вели минометчики с обеих сторон, и за дело взялись санитары, перевязывавшие стонущих раненых и укладывавшие отдельно убитых. Среди подчиненных Гюнтера таковых не оказалось. Но ему от этого было не легче, ведь он потерял восьмерых в жестоком ночном бою с русскими. И сейчас лейтенант напряженно размышлял, силясь понять, мог ли он предотвратить гибель своих людей. По всему выходило, что нет. Однако Хаген не унимался, вновь и вновь прокручивая в голове эпизоды той схватки.

Он был настолько поглощен своими тягостными раздумьями, что не увидел, как из-за поворота траншеи в сопровождении обер-лейтенанта Эриха фон Тиссена, возглавлявшего вторую роту, показался командир батальона майор Ридель. Зато Ридель сразу обратил внимание на сидящего на ящике офицера. Сдвинув брови к переносице, он быстрыми шагами подошел к лейтенанту и неприязненно произнес:

– Я вижу, прохлаждаетесь! Конечно, самое время!

– Виноват, господин майор! – вздрогнув от неожиданности и только сейчас заметив командира батальона, воскликнул Хаген, при этом моментально осознав, что в траншее на переднем крае тот появился неспроста.

Запоздало вскочив на ноги, Гюнтер принял строевую стойку и отдал честь.

– Да нет, продолжайте, все ведь в порядке! – уже с откровенной издевкой процедил Ридель, впившись испепеляющим взглядом в зажатую между пальцами левой руки лейтенанта дымящуюся сигарету, про которую Гюнтер благополучно забыл. – Сначала запороли операцию, разработанную в нашем штабе, потом, очевидно, забыли мне об этом доложить, а сейчас преспокойно курите в тенечке! Вы просто образцовый офицер, Хаген!

– Виноват, господин майор! – выбросив, наконец, сигарету, хладнокровно повторил лейтенант.

Ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутри у Гюнтера уже все кипело. Он и так весь извелся в поисках своей вины, а тут еще добавились голословные обвинения командира батальона в провале ночной вылазки, в которой сам Ридель участия не принимал и знать подробностей, конечно, не мог! Было от чего взбеситься, и Хаген, безостановочно играя желваками, чувствовал, что может сорваться в любой момент. Но внезапно ему на помощь пришел доселе не проронивший ни слова фон Тиссен.

– Извините, что вмешиваюсь, – мягко произнес Эрих, выглянув из-за плеча майора, – но я считаю, что лейтенант Хаген действовал правильно! А то, что его отряд попал в засаду, – это, не побоюсь выразиться, заслуга наших врагов, говоря шахматным языком, домашняя заготовка русских!

– Откуда подобная уверенность, обер-лейтенант? – медленно повернув голову, спросил Ридель.

Он задал вопрос очень тихо, но его голос явственно отдавал металлом.

– Я следил за боем, господин майор, – просто ответил фон Тиссен, – залез на старую березу возле своего блиндажа и оттуда наблюдал в бинокль!

– Разве можно было что-либо разглядеть в такой темноте, да еще и на расстоянии около километра?

– Насчет остальных не знаю, – улыбнулся Эрих, – но я вижу ночью, как днем, у меня получилось! К тому же светила луна…

– Достаточно, обер-лейтенант, все ясно! – оборвал фон Тиссена майор, подкрепив слова характерным, не допускающим возражений, жестом. – Ваше мнение обязательно будет учтено в ходе дальнейших разбирательств!

Ридель поправил на голове фуражку и, посмотрев уже на Хагена, с нескрываемой угрозой добавил:

– Не радуйтесь, лейтенант! Адвокат фон Тиссен вам все равно не поможет! Я лично буду настаивать на том, что именно вы виновны в срыве операции!

Гюнтер, наплевав на звания, хотел жестко ему возразить, но в последний момент сдержался, увидев, как обер-лейтенант, прижав к губам указательный палец и едва ли не подпрыгивая за спиной у майора, яростно вертит головой, призывая Хагена к молчанию. Что касается Риделя, то он истолковал реакцию лейтенанта, а точнее, ее отсутствие на свои последние слова, как некое согласие с ними или даже «безоговорочную капитуляцию», чего, собственно и добивался. И потому, взглянув на подчиненного свысока и всеми фибрами впитывая одержанную, как ему казалось, только что моральную победу, командир батальона решил изобразить, будто его появление на передовой обусловлено в первую очередь глобальными проблемами, а прессинг, которому подвергся Гюнтер Хаген, – всего лишь мелкий незначительный эпизод, своего рода этакая развлекательная увертюра.

– Ну что же, – совершенно иным, чем тридцать секунд назад, тоном произнес он, – теперь, лейтенант, когда точки над «и» расставлены, я бы хотел услышать доклад и ознакомиться с данными насчет выявленных вами замаскированных огневых точек противника!

– Ночью слишком много стреляли, и запомнить, кто и откуда палил, было весьма затруднительно, – ровным голосом ответил Хаген, при этом словно бы невзначай опустив словосочетание «господин майор».

– Вы не поняли, лейтенант! – надменно сказал Ридель. – Я хочу знать результаты методичных и скрупулезных наблюдений, которые проводились на протяжении нескольких последних дней вами и другими офицерами! Мне известно, что командир вашей роты обер-лейтенант Лауфер два дня назад был тяжело ранен во время артиллерийского обстрела и сейчас находится в госпитале! Передать в штаб свежие данные о неприятеле он не успел! Поэтому Хаген, обрисуйте мне ситуацию на местности и предоставьте соответствующие бумаги, чтобы можно было сверить ваши сведения с теми, которыми располагает штаб батальона!

– Это невозможно! Все информация о русских на уровне роты скапливалась у обер-лейтенанта Лауфера, он ее анализировал и сверял! В тот злополучный день, когда его ранили, полевая сумка со всеми документами была при нем и полностью сгорела вместе с мотоциклом, на котором ехали обер-лейтенант и погибший тогда фельдфебель Ноймар, остался лишь ремешок! У меня есть, конечно, тетрадь с собственными пометками, в которой, что называется, на глазок зафиксированы пулеметные гнезда и отдельные минометные окопы русских! Но это информация неполная, без четких координат и, возможно, устаревшая!..

Гюнтер сделал короткую паузу и затем, глядя прямо в глаза майору, отчеканил:

– К тому же я не исполняю обязанности командира роты!

– То есть как?! – изумленно воскликнул Ридель. – Мною было подписано соответствующее распоряжение, которое должны были до вас довести!

– Я его не видел! – негромко, но очень твердо произнес лейтенант.

– Хорошо, я выясню, в чем дело, – сказал майор, поморщившись. – Правда, мой адъютант уже третий день валяется с пневмонией и температурой под сорок, а его помощник идиот, каких мало, и постоянно все забывает!..

Здесь Ридель внезапно умолк, видимо, сообразив, что вначале следует навести порядок в своем ближайшем окружении, а уже потом требовать отчета от других. Впрочем, майор привык в общении с подчиненными всегда оставлять последнее слово за собой и сейчас от этого правила отступать тоже не собирался. После непродолжительного молчания он повернулся к Эриху фон Тиссену и приказал:

– Обер-лейтенант, дайте мне ваш бинокль!

– Господин майор, это небезопасно, – возразил тот, – солнце светит нам в лицо, и противник может заметить блики от линз! Давайте вернемся на наблюдательный пункт и все рассмотрим через стереотрубу!

– Фон Тиссен, я не люблю повторять! – категорично заявил Ридель, протягивая руку. – Не заставляйте меня ждать!

– Слушаюсь! – козырнул обер-лейтенант.