Глава 9

Каролина

Когда мои отношения с Элом вышли наружу; когда мы с Джорджем, знатно подвыпившие, скандалили на всю улицу; даже когда какой-то псих столкнул меня на рельсы, мне не было страшно. Я готова преклонить колени лишь перед лицом самой смерти. Эмили жила через дорогу от злосчастного отеля и наверняка не догадывалась, что всё это время она поджидала её на соседней крыше. Именно поэтому, стоя здесь, перед «Режиссёром», меня пробирает дрожь.

Что меня сюда привело? То же, что приводит полицейского на вызов, – долг. В карете скорой помощи, пока фельдшер перевязывал мою ногу, я забронировала маленький номер на одну ночь. Когда Эл спросил, зачем, я ответила что-то вроде: «До дома слишком далеко». Меня захлестнул стыд: раньше я бронировала номера только чтобы переспать с ним. Но это раньше, – повторила я про себя. На самом деле сейчас я бы пошла куда угодно, но не домой. Мне просто хотелось убить двух зайцев одним выстрелом: избежать очередной ссоры с Джорджем и немного поразмыслить над делом Эмили.

Получилось ли у меня? Понятия не имею. Майк перестал отвечать на сообщения ещё полгода назад, а я до сих пор сижу на переднем сидении полицейской машины, пытаясь развеять перед глазами образ мёртвой Эмили. По улице, где вчера оборвалась чья-то жизнь, сегодня разъезжают дорогие автомобили, а из сверкающего лобби «Режиссёра» доносится приятная музыка. Ничего, кроме газетных заголовков, больше не напоминает об Эмили. Для многих это лишь случайная точка на карте, но для меня – окрашенное кровью место преступления.

А может, не только для меня? Когда я ловлю встревоженный взгляд Эла в зеркале заднего вида, он торопливо отводит глаза и неестественно шумно вздыхает. Если бы я была обычной женщиной, я бы приняла это за намёк побыстрее выйти из машины; если бы я была полицейским не в отставке, я бы насторожилась. Зачем Эл взялся за дело Эмили? Зачем закрывает расследование? Зачем он ездил за мной по всему городу?

Мне так много нужно ему сказать, но я не знаю, с чего начать. Во время расследований принято устанавливать причинно-следственные связи – другими словами, искать корень зла. Но что, если это мы? Я не придумываю: люди говорят, что наша любовь и есть сущее зло. Радует одно: у всего есть начало, и у всего есть конец. Но что, если наша история началась задолго до того, как я встретила его? И что, если она никогда не закончится? Я просто не могу найти момент, когда всё пошло наперекосяк. Когда он впервые вошёл в участок? Когда позвал меня на обед и случайно узнал, что я жить не могу без кофе и сигарет? Когда я затащила его в свою постель? Всё идеально – от начала и до конца. И я хочу, чтобы он знал: я ни о чём не жалею. Даже сейчас, увидев тело возлюбленной моего сына, отправив машину мужа на штрафстоянку и полежав несколько минут под поездом, я ни о чём не жалею.

Но я боюсь, что он не тот, за кого себя выдаёт. Мои глаза видели в нём… много кого: коллегу, любовника, героя. Я могу перечислять бесконечно, но он заскучает прежде, чем я дойду до середины. Однако Эл должен знать – он был для меня тем, без кого я бы не перенесла те ужасные дни, когда мы с Джорджем не разговаривали часами; когда Майк уходил на тренировки, обрекая меня на солёный попкорн; он заставлял меня двигаться, любить и быть любимой, даже когда казалось, что я разучилась. Я любила его всего несколько ночей, а кажется, будто всю жизнь. Но я никогда не прощу убийцу. Давайте посмотрим правде в глаза: он появился на месте преступления раньше всех, он взял дело в свои руки и он решил его закрыть. Его алиби шито белыми нитками. В этой истории Эл определённо тёмная лошадка. И я боюсь, что он захотел избавиться от единственного, кто его подозревает.

Хотите спросить, какой у него мотив? Чем ему могла не угодить семнадцатилетняя школьница? Вариантов может быть много. Он хотел устроить идеальное убийство и взяться за дело, чтобы очистить свою репутацию. Ведь он пострадал от нашего романа не меньше меня, правда? Он хотел отомстить мне за неаккуратность и запугать Майка, чтобы у меня и мысли не возникло вернуться в участок. Ведь это именно в моём доме нас поймали за изменой. А может, он банально жаждал крови. Проблема убийц в том, что их мышление отличается от нашего. Они преследуют абсурдные цели. Они выбирают самые сложные, изощрённые и эффектные пути для их достижения.

Любить его – это безумие.

И я безумна.

Я провела весь вечер, размышляя над показаниями Майка; переслушала запись с диктофона, наверное, тысячу раз, пока жевала сэндвичи, купленные в кафе на набережной; сомневалась в каждом услышанном слове, но продолжала себя убеждать, что Майки ни в чём не виноват. Но Эл даже не представляет, какая власть в его руках. Он заставил меня сомневаться в собственном сыне всего одной фразой: «Если вам есть, что рассказать, просто придите». О, да, теперь мне точно есть, что рассказать. И поверь, Эл, ты будешь не рад это услышать…

Хотелось бы мне иметь достаточно смелости, чтобы произнести это вслух. Но моё сердце просто отказывается верить, что этот человек может быть убийцей. Губы, которые я накрываю своими; руки, которые я кладу на свои бёдра; голос, который шепчет, что это неправильно, но тут же прерывается глубоким вздохом наслаждения – всё это не может причинить боль.

Когда мы рядом, мне не важно, что происходит вокруг. Мне не важно, где покрывать его поцелуями – в машине или на залитой светом фонарей парковке «Режиссёра». Кажется, что я никогда не могла отойти от этого мужчины дальше метра. Что-то неземное, стремительное, сокрушительное постоянно тянуло меня к нему. Он похож на суперзвезду, о которой раньше я могла только мечтать, сидя перед экраном телевизора. Он – мой Голливуд. Эл целует меня резко, обрывисто и страстно. Так сказочно, что я не могу в это поверить. Его глаза горят так ярко, что я легко смогу отыскать их в темноте. Для нас никогда не существовало остального мира. А я лгала самой себе, когда убеждала, что ещё кому-то нужна.

Меня любил лишь один мужчина.

И этот мужчина – подозреваемый в убийстве.

– Я хочу тебя, – настойчиво повторяет он. – Прямо здесь. Сейчас.

– Эл… – я едва успеваю дышать между поцелуями. Холодный ветер бьёт в лицо.

– Скажи, что тоже любишь меня.

– Я люблю тебя.

– Скажи громче, – требует он.

Разве он не знает, что я готова прокричать это на весь мир? Я готова объехать каждый закуток Земли, только чтобы убедиться: мне нигде не будет так хорошо, как с ним. Это больше, чем смелость. Это больше, чем сумасшествие. Это готовность посвятить одному мужчине каждую секунду своей жизни. Это непреодолимое желание любить его двадцать четыре часа в сутки.

Я тяну его за собой в отель, словно так и должно быть. Словно в моих планах и не было никаких размышлений с чашкой горячего чая в руках. Планы всегда меняются, когда рядом Эл. Всё, чего я хочу, – это немного удовольствия. Каплю радости в море грусти.

Ворвавшись в номер, словно ураган, мы сбрасываем обувь и стягиваем друг с друга одежду. Никогда бы не подумала, что смогу так ловко сделать это в темноте, да ещё и с перевязанной ногой. Жаркие поцелуи Эла горят по всему телу. Мне хочется прижать их ладонями и заставить впитаться в кожу, остаться со мной навсегда.

Иногда так приятно отключить разум и притвориться, что проблем не существует. Что есть только я и он.

И разве это не то, что я всегда делаю?

Майк

Прошлым вечером

Ноты сыпятся со сцены, словно конфетти. Эмили взлетает, как бабочка, и кружится в вальсе так легко, будто посвятила ему всю жизнь. Её щёки наливаются краской, а глаза бросают такой дерзкий вызов, что его побоится принять даже самый смелый человек. Эмили останется такой, какая она есть, и будет твёрдо стоять на ногах, даже если вдруг окажется, что она никогда не танцевала вальс. 

Мы точно вьюга, буря, ураган. Зеркала не успевают ловить наши отражения. Когда мы проносимся мимо гостей, душный воздух пронзает женский визг. Похоже, чьей-то вязаной шляпке суждено стать маленьким корабликом в чаше с пуншем. От стыда моё лицо горит, будто его натёрли перцем. 

– Хочешь, мы закончим? – тихо спрашивает Эмили, припав к моей груди – так близко, что я могу поймать её дыхание. Кончики её волос приятно щекочут шею.

– Угу.

– Как скажешь, Майки.

Не дожидаясь конца танца, Эмили тянет меня за руку к раздвижным дверям. Вместе с яркими цветами нам в спину летят сотни «браво!» и «на бис!», но мы бежим от славы, как от огня. Пробирающий ветер выдёргивает нас наружу, стоит только немного потянуть за ручки. Отсюда, с высоты, ночной город лежит как на ладони. Золочённые улицы Лос-Анджелеса разгоняют потоки машин, словно кровь по своим каменным венам, и в каждом, даже в самом отдалённом закоулке чувствуется пульсация жизни.

– Никогда так много не танцевала, – признаётся Эмили.

– Я тоже.

– Ты был великолепен, – подбадривает она меня.

Нет, ты. Нет, ты. Нет, ты. Я повторяю это до тех пор, пока не наберусь достаточно смелости озвучить. Но из-за холода у меня, кажется, онемели губы.

– Помнишь, как мы наблюдали за звездопадом прошлой осенью? – она дёргает меня за рукав. – Небо тогда было прям как сейчас!

– Да.

– Было красиво, – продолжает она. – Я тогда загадала желание. 

– Ты…

Великолепная. Великолепная. Великолепная. Просто скажи это!

– Как думаешь, оно исполнится? – спрашивает она, глядя наверх. Вдруг её лицо озаряется самой яркой улыбкой, которую я только видел. – Майки, смотри!

На мгновение чёрное небо сверкает белой вспышкой. Это похоже на «птичку», которая не вовремя вылетела из фотоаппарата. Ребята оборачиваются и с удивлением смотрят вверх: сгорающая комета пролетает над Лос-Анджелесом, разрывая небо на куски, как бумагу.

Глава 10

Каролина

По-осеннему холодный дождь напоминает, что лето не вечно. К солнечной Калифорнии привыкаешь с первых секунд, даже не успев выйти из самолёта, но к пасмурно-серой – никогда. Ночной Лос-Анджелес впервые выглядит как никогда унылым. Кажется, что это место не создано для печали. Но, когда ветер воет в вентиляции громче дикого волка, а с океана тянет прохладой, невольно задумываешься: а может, бросить в сумку крем от загара и следующим утром рвануть во Флориду?

В молодости я, наверное, так бы и поступила. Мысль о том, что я когда-то смогу остепениться, казалась мне невозможной. Мир стал для меня огромной клеткой, в которой из тигра пытались сделать кошку. Мне пришлось объехать половину земного шара, чтобы понять: отсюда нет выхода. Ты либо играешь по чьим-то правилам, либо выбываешь из игры.

Но Эл подарил мне свободу – маленький уголок в огромной клетке, где я могла не бояться любить того, кого люблю. Это была до смеха маленькая комната на окраине большого Лос-Анджелеса, но она была только моей, хоть и на двадцать четыре часа. Эл показал, что необязательно гнаться за счастьем. Он стал моим якорем. В моей гавани почти никогда не бывает спокойно – но, может, это то, что делает меня живой? То, что не даёт мне утонуть в пучине бытовых проблем?

В такие моменты я жалею, что снова поленилась купить ежедневник. Это одна из тех мыслей, которые важно записывать и перечитывать вслух. Я не виновата в том, что люблю другого. Я виновата в том, что так и не решилась снять с пальца кольцо.

Я никогда не хотела, чтобы кто-то подумал, будто я считаю Джорджа плохим супругом. Скорее, просто неподходящим. Майки не даст соврать: он оказался прекрасным отцом. Однако наши личные отношения зашли в тупик, когда мы стали жить под одной крышей. Розовые очки дали трещину.

Но Эл… Он был как глоток свежего воздуха. Свежего, сладкого воздуха, который бывает только после дождя. И как после этого я бы затянула на шее верёвку?

Стараясь не разбудить Эла, я подбираю свою одежду с пола и проскальзываю в ванную. Удивительно, как я пьяна без единой капли. Неужели такое возможно? Я впервые за много лет снова чувствую себя счастливой. Я впервые за много лет снова чувствую себя живой.

Скрип двухместной кровати всё ещё доносится из дальних уголков моего подсознания. Пламя стыда слегка обжигает щёки. Бульварные романы, которыми в юности зачитывались мои знакомые, похоже, не такой уж и плод фантазии. На улице – полночь, в моём сердце – рассвет.

Всё, через что я прошла, теперь кажется чем-то далёким, словно вырванным из случайной сводки новостей. Каролину Уилсон уволили за служебный роман. Каролина Уилсон поставила точку в отношениях с мужем. Каролина Уилсон была в шаге от отчаяния. Даже не верится, что когда-то я действительно позволила тёмным мыслям поселиться в моей голове. Теперь я понимаю: они не стучатся. Но только нам решать, сдаться или дать им отпор.

Лёжа в тёплой ванне, я понимаю, что приняла единственное верное решение. Если работа в участке меня чему-то и научила, так это сражаться, даже если кажется, что победить невозможно. Лица всех преступников, которых я упекла за решётку, всё ещё видятся мне в кошмарах, но главное – не наяву.

Я ненадолго закрываю глаза и представляю, что время остановилось; что мне не придётся возвращаться домой; что судьба больше не забросит Эла ни на одно место преступления; что справедливость обязательно восторжествует и без моего участия. Но ведь так не бывает? Это моя миссия – как раз следить за порядком там, где требуется помощь.

Укутавшись в халат и собрав волосы, я складываю одежду в небольшую корзинку и выхожу из ванной. Дорожная пыль и пятна кофе на моей кофте точно вызовут у Джорджа несколько вопросов, если я не закину её в стирку.

«Снова избавляешься от улик, – довольствуется он. – А я говорил, что такие, как ты, не меняются».

В коридоре стоит гробовая тишина – только из приоткрытого окна в лифтовом холле еле доносится городской шум. Наверное, только мне может прийти в голову искать прачечную глубокой ночью. Пока лифт медленно ползёт вниз, я достаю телефон и проверяю сообщения – от Майка по прежнему нет ответа. Не хочу, чтобы он думал, будто я его бросила. Мне ли не знать, что у взрослых тоже бывают детские страхи? Отправляю сообщение: Задержалась в участке. Переночую в отеле. Спокойной ночи. Почти правда.

В лобби сонный портье подсказывает мне, как добраться до прачечной и не разбудить половину отеля. Я обещаю не шуметь и оставляю ему на чай. «Всего один раз, – вру я себе. – Всего один раз я ночую здесь, а потом возвращаюсь домой». В спешке закинув вещи в барабан, я оплачиваю стирку, присаживаюсь на небольшой диванчик в углу и принимаюсь ждать.

Пока не замечаю в своей стиральной машине кое-что очень странное.

Вода… Она тёмно-красного цвета.

Интерлюдия

Эмили

Между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом

Вот и всё.

Я понимаю, что ничего не вернуть, когда шасси отрываются от полосы; когда огромный терминал становится больше похожим на каплю воды среди песков Сахары; когда крылатые суда, принимающие сотни пассажиров, с высоты начинают казаться крошечными. Город, погрязший в ярком свете фонарей, рассыпается на тысячи огоньков. Нью-Йорк медленно догорает, пока экипаж ведёт мой Боинг в сторону Калифорнии. «Пути назад нет, – повторяю я, прислонившись к стеклу иллюминатора. – Когда мы приземлимся, я окажусь совсем в другом месте». От этой мысли меня трясёт.

 До этого момента я считала, что была рада покинуть Нью-Йорк. Сидя в аэропорту и разглядывая свой билет, я радовалась, как ребёнок, думая, что в моих руках – решение всех проблем. Но я и представить не могла, как тяжело будет оставить место, где когда-то всё было хорошо. Нью-Йорк был домом, который я любила от первой до последней ступеньки.

Ремень, который я снова и снова поправляю, выскальзывает из ладоней, и я обессилено откидываюсь в кресле. Я не знаю, что меня ждёт в Калифорнии, но уверена в одном: всё точно будет не так, как я планирую. Я чувствую это. А меня раздражает, когда что-то идёт не по плану.

Вдруг всё будет ещё хуже?

«Не драматизируй».

Легко сказать, сердце, ты же спрятано глубоко в груди, тебе нечего бояться!

«Я боюсь, и ты это знаешь».

Не могу поверить, что оно так болит, когда в мыслях всплывает та самая ночь.

И вот опять. Тук! Тук! Тук!