Улица Базилиону
(Bazilijonų g.)
Живой человек Валентин

Вел себя отвратительно.

Ну то есть на самом деле просто как всегда. Бранил осыпающуюся штукатурку старых зданий, критиковал неумелый новодел, неодобрительно комментировал провинциальную эклектичность архитектурного ансамбля, яростно бичевал граффити, демонстративно морщил нос при виде мусорных баков и синих туалетных будок, язвительно рассуждал о менталитете местных жителей, заперших чуть ли не все проходные дворы, с притворным умилением называл «милой деревенской» каждую вторую улицу и предрекал скорое появление пасущихся коз. И только в самом конце экскурсии, когда уселись на веранде кафе над рекой, и официант принес два полулитровых бокала сидра, запоздало сообразил, что так было нельзя. Люси – не старинная подружка, которая в любой момент может ласково сказать: «Заткнись, мое сердце» или просто развернуться и уйти, наскучив его ворчанием. То есть пока гуляли, ощущалось именно так, а теперь опомнился: на самом деле Люси – просто наемный специалист. Когда человек проводит экскурсии за деньги, разумно предположить, что деньги человеку очень нужны. Вряд ли она могла себе позволить вот так сразу послать клиента подальше.

А в таких обстоятельствах непрерывное брюзжание – это уже свинство. Словно и правда считаешь, будто за деньги можно купить право безнаказанно доставать кого угодно.

Стыдно-то как, господи.

Сказал:

– Будете смеяться, но я только сейчас вспомнил, что на самом деле мы с вами знакомы не с детства, а только с полудня. И я не старинный друг, а просто клиент. Теперь, задним числом, понимаю, что вам было довольно неприятно выслушивать мои комментарии. Это, конечно, не дело. Можно я вам хотя бы вдвое больше заплачу? За вредность. За мою.

Люси нахмурилась.

– И речи быть не может. Наоборот, я как раз собиралась сказать, что возьму с вас вдвое меньше. Судя по вашей реакции, я плохо сделала свою работу. Мне не удалось по-настоящему вас увлечь. Так бывает. Не то чтобы часто, но бывает. На самом деле это нормально. Не всем должен нравиться город, не всем должным быть интересны мои байки. Ничего страшного. Но брать с вас полную цену за время, потраченное без особого удовольствия – грабеж среди бела дня.

Яростно замотал головой.

– Это было огромное удовольствие! Правда. Совершенно не похоже на просто экскурсию, как я их себе до сих пор представлял. Просто я – вот такой неприятный тип. У меня язвительный ум и слишком длинный язык, чтобы держать его за зубами. И все осколки зеркала тролля, не израсходованные бесхозяйственными персонажами Андерсена, засели в моих глазах. Будьте снисходительны к инвалиду сказочных войн.

– Ладно, – кивнула Люси. – Принято. Тогда платите, как договаривались, упираться не стану. Но вдвое – это правда перебор. Не настолько вы противный, чтобы вас за это штрафовать.

Невольно улыбнулся. «Не настолько противный» – это она молодец. Одним словом за все свои муки расквиталась. И да, она совершенно права. Деньгами не извиняются.

А извиниться очень хотелось. Не формально, а по-настоящему. То есть исправить причиненный ущерб. Как минимум поднять ей настроение. И удивить. И наконец-то понравиться. Или хотя бы остаться в памяти занятным чудаком, о котором можно рассказывать знакомым. Тоже, собственно, вариант оплаты.

Сказал:

– На самом деле ваш Вильнюс не нравится мне ровно по одной причине: я представлял его совсем другим. Сами наверное знаете, что такое обман ожиданий. И как это иногда бесит.

Люси удивленно подняла бровь:

– Другим – это каким? Более опрятным и праздничным? Этаким разноцветным пряничком, как старая Рига? Ну надо же.

– Нет, что вы. Совсем нет. Не опрятным, не пряничным. Просто совершенно другим. Штука в том, что Вильнюс мне несколько раз снился. Обычно я не придаю значения снам, но впечатление было настолько сильным, что я, честно говоря, и приехал сюда только из-за них. Так-то я не большой любитель путешествий по Восточной Европе, мне северо-запад подавай.

– Вот как, – протянула Люси.

Одобрительно, надо сказать, протянула. Похоже, нашел все-таки способ ей понравиться. Ну, то есть, будем честны, на то и рассчитывал после всех этих вдохновенных баек о якобы спящем князе, в чьем сновидении мы все сейчас имеем удовольствие обретаться, что сердце экскурсовода сразу растает при слове «сон». Если бы на самом деле никогда не видел никаких снов про Вильнюс, выдумал бы их непременно. А так совсем здорово вышло, врать не пришлось.

Сказал:

– Я даже фотографии в интернете перед поездкой не смотрел. Нарочно. Догадывался, что разочаруюсь, и не хотел, чтобы это случилось заранее. Разочаровываться следует лицом к лицу. Гораздо более неприятно, зато честно.

– Ну вы даете! – изумилась Люси. – Я бы точно не удержалась, сразу полезла бы смотреть фото. Я любопытная.

– А я, наверное, нет. По крайней мере, не искать фотографии Вильнюса в интернете мне было очень легко.

– А какой Вильнюс вам снился? – спросила Люси. – Как он выглядел? Помните? Можете рассказать?

Еще бы не помнил. Но вот рассказывать было особо нечего. Никогда не умел конвертировать сны в слова; впрочем, этого никто толком не умеет. Бормочут какую-то утомительную бессвязную чушь. Раньше думал, это от недостаточной дисциплины ума и скудости лексикона, но на практике выяснилось, просто из-за драматического несовпадения логических систем и образных словарей сна и бодрствования. Сон следует пересказывать в другом сне, тогда все отлично получится.

Вздохнул.

– Довольно мало на самом деле. Только какие-то детали: длинные крытые галереи, красные стены с рисунками, большое здание с фонтаном на крыше; о нем говорили: «храм», – хотя совершенно не похоже. На некоторых улицах зеркальные тротуары, на других вполне обычные. И большой стеклянный сад на площади возле центрального проспекта; что-то подобное я однажды видел на Мурано – вы там были? Неважно, я только и хотел сказать, что даже сад муранских стеклодувов ни в какое сравнение не идет с вашим, в смысле, с тем, который мне снился.

– А еще? – нетерпеливо спросила Люси. – Что там было еще?

– Очень густые вечерние туманы, молочными реками стекающие с холмов. И другие, прозрачные, как пар над кастрюлей, поднимающиеся снизу, от воды. Разноцветная черепица крыш, по большей части, синяя, иногда зеленая. Проходные дворы невероятной красоты – скульптуры в нишах, солнечные часы, цветники, лампы какие-то невероятные, почему-то на арабский манер, дровяные сараи в стиле ар-нуво, и все это, представьте, нараспашку, открыто целыми днями, ходи сколько хочешь, не то что наяву. Ладно, я не о том. И вот, кстати, трамваи. В Вильнюсе, который мне снился, было много трамвайных маршрутов, всюду проложены рельсы, разноцветные и блестящие, как елочные игрушки. И вагоны такие интересные, снаружи суровое ретро, внутри вполне современные и удобные. И улицы по ночам освещаются живым огнем факелов и костров на площадях – ясно, что просто для красоты и привлечения туристов, а не из практических соображений, электричество-то в городе есть. Но все это, конечно, совершенно не передает общую картину идеально продуманного и спланированного города. И атмосферу царящей там радости – подлинной, не вымученной, не фальшивой, потому что в фундаменте ее – глубокая, осознанная и очень спокойная печаль смертного существа, ненадолго остановившегося на краю бездны… Но это меня, конечно, уже в дебри какие-то занесло. Раньше надо было остановиться.

На самом деле мог бы еще говорить и говорить, но заметил, что Люси, поначалу слушавшая его с живым интересом, озабоченно хмурится, словно он не сны рассказывает, а жалуется на проблемы, которые ей же теперь и решать.

Правду говорят, что никто не любит разговоры про чужие сны. Немного похоже на ревность к формирующему их бессознательному – понимаю, что я у бессознательного не один такой красивый, но хотя бы избавьте меня от повинности выслушивать про его шашни с другими сновидцами!

Наконец Люси спросила:

– Слушайте, а вы правда рассчитывали что-то подобное здесь увидеть? Я хочу сказать, вы же взрослый человек, немало, как я понимаю, поездивший, и примерно знаете, как обычно выглядят города в этой части света. Зеркальных тротуаров, храмов с фонтанами и костров на площадях не дождешься.

Пожал плечами.

– Ну как вам сказать. Конечно, понимал, что мне снится парадный, сказочный вариант реальности. Недостижимый идеал. Но надеялся обнаружить хотя бы некоторое сходство. Дом с разноцветной черепицей, картины на красных стенах, небольшая выставка стекла под открытым небом, хотя бы одна длинная крытая галерея, площадь с факелами, какой-нибудь причудливо украшенный проходной двор – теоретически, все это вполне могло бы существовать на самом деле. Я не так уж требователен, для счастья мне хватило бы пары-тройки узнаваемых фрагментов. Сошел бы даже просто небывало густой туман или сворачивающий за угол трамвай. Но нет, ни одного совпадения. И это очень обидно. Получается, мне снилась полная чушь.

– Ну почему сразу чушь? – улыбнулась Люси. – Вам снился замечательный сон. Несколько раз, говорите? Да вы счастливчик! Впрочем, наверное я вас понимаю. Иногда очень хочется внешней опоры. Подтверждения. Доказательства подлинности – не столько прекрасных образов из сновидений, сколько собственной живой связи с… с неведомо чем.

Удивленно кивнул:

– Да, пожалуй. Таков, вероятно, типичный современный человек: копни поглубже и непременно наткнешься на невроз богооставленности. Не знаю, как еще этот неутолимый голод по неведомо чему можно назвать.

– Хорошее определение, – серьезно сказала Люси. – Точное.

И залпом допила свой сидр. Спросила:

– А где вы остановились? На какой улице?

– На Базилиону, возле Святых Ворот.

Хотел было добавить, что гостиница оказалась паршивой, и даже не скажешь вот так с ходу, что больше вредит локации: соседство с рынком или близость Остробрамской часовни, где хранится одноименная чудотворная икона Божией Матери; так или иначе, а нищих, бомжей и просто пьянчуг в окрестностях несколько больше, чем требуется для создания неповторимого городского колорита.

Но как-то взял себя в руки и промолчал. Хватит на сегодня критических выступлений. Меру надо знать.

Люси задумалась. Наконец сказала:

– Знаете что? Не стоит гулять по этому району по ночам. Не то чтобы по-настоящему криминальный, но довольно неприятный. Внутри Старого города гуляйте на здоровье, туда я бы даже несовершеннолетнюю барышню в полночь спокойно отпустила, а вот пограничные улицы – Базилиону, Пилимо – как-то не вызывают у меня доверия. Тем более, что…

Осеклась и умолкла.

Переспросил:

– Тем более – что?

Люси усмехнулась, смущенно и немного сердито.

– Не люблю такое вслух говорить. Но ладно. Понимаете, у всякого города есть свой характер. И свои способы его проявлять. Может быть, вы и сами замечали?

Кивнул:

– Ваша правда, есть такое дело. По крайней мере, так начинает казаться, когда побываешь во множестве разных городов и пытаешься понять, почему в одних, ничем особо не примечательных, был совершенно счастлив, в других чувствовал себя лишним, где-то ощущал себя капризным ребенком, на которого валятся незаслуженные подарки, а где-то как по лезвию ходил, хоть и не смог бы объяснить даже себе, в чем именно заключается опасность.

– Да-да, я именно об этом! И что касается Вильнюса, я уже давно заметила, он любит нравиться. Особенно посторонним, в смысле приезжим, со своими у него более сложные отношения; впрочем, неважно. Штука в том, что когда понравиться не удается, у нашего города портится настроение, и он начинает устраивать неприятности. На моей памяти такое случалось несколько раз. У одной недовольной Вильнюсом супружеской пары всего за полтора дня украли фотокамеру и телефон, другой в первый же день разбили лобовое стекло автомобиля – на платной стоянке в самом центре, что вообще-то совершенно немыслимо. У мамы моего друга, которая приехала в гости к сыну и как вы ворчала по поводу облупившихся стен, сперли кошелек, к счастью почти без денег и даже без банковских карт. Моя кузина, которая очень не любит Вильнюс и приезжает только раз в несколько лет по семейным делам, всякий раз непременно съедает здесь какую-нибудь пакость и проводит остаток отпуска в обнимку с унитазом. Кроме нее я не знаю ни одного человека, хоть раз отравившегося в одном из городских ресторанов, а этой бедняге даже домашняя еда не впрок, представляете?

Ухмыльнулся:

– Заранее надо было предупреждать. Тогда я бы точно держал язык за зубами.

– А это как раз все равно. Важно не что вы говорите, а что ощущаете. Город не человек, его не обманешь. Впрочем, лично я на месте Вильнюса вас бы не обижала. Сам виноват, что снился вам слишком прекрасным, это его ответственность… Но все равно лучше берегите карманы. И сохраняйте трезвость. И не гуляйте возле своей гостиницы по ночам. Если где-нибудь задержитесь допоздна, лучше возьмите такси. Благо они у нас очень дешевые – если по телефону вызвать, а не на стоянке садиться, разница существенная, втрое, если не вчетверо, представляете? Записать вам номера?

Кивнул:

– Конечно, запишите. Ночью, когда силы зла властвуют безраздельно, а тебе позарез надо на торфяные болота, такси – отличный вариант.

Так и не понял, опознала ли она цитату. Не улыбнулась в ответ. Впрочем, возможно просто не расслышала.

Нелепая, конечно, идея, будто город устраивает неприятности всем, кто его не полюбил, но все равно здорово, что Люси о нем заботится. Она ему нравилась, чем дальше, тем больше. Ясно, что испорченная его ворчанием экскурсия вряд ли станет началом великолепной дружбы, ну и черт с ней. Может же человек нравиться просто так, бескорыстно, без каких бы то ни было перспектив.

Если разобраться, это и есть самая честная разновидность симпатии – без перспектив. Наверное, поэтому даже не стал пытаться затянуть приятную паузу, предлагая взять еще сидра или кофе, в надежде, что Люси скажет: «Здесь кофе дрянь, но неподалеку есть отличное место, я вам покажу, пошли». Неизвестно, насколько вероятен был подобный исход, проверять не стал. Просто еще раз поблагодарил за экскурсию, попросил разрешения рекомендовать Люси знакомым, если вдруг соберутся в Вильнюс, поднялся, улыбнулся, ушел.