– А вечером выйдет «Суета Ехо», посвященная той же теме, – сочувственно сказал Джуффин. – Но там пафоса будет поменьше. И больше забавных историй о горожанах, которые находили твои трупы в собственных супружеских спальнях, уборных и амобилерах. Один, говорят, даже висел в Проломе Тойхи Менки и до обморока напугал какого-то гугландского фермера. Бедняга приехал отдохнуть в столицу и решил, что пока он гулял в придорожных трактирах, у нас тут начались новые Смутные Времена – если уж казненных мертвецов над въездом в город вывешивают. Крепись, сэр Макс. Это надо просто пережить. Уж лучше так, чем скорбные некрологи с последующим опровержением.

К счастью, именно в этот момент в окно влетел фирменный горшок трактира «Обжора Бунба» с еще булькающим жарким. После первого же проглоченного куска жить стало веселей. Подумаешь – какие-то газеты.

– Еще один вопрос, – промычал я с набитым ртом. – Ты пересказал Королю всю нашу историю? Без купюр?

– Конечно. Я, хвала Магистрам, убежденный монархист. И считаю, что ни один честный гражданин не вправе лишать своего Короля законного развлечения.

– Просто я подумал, что ему, может быть, неприятно…

– Что где-то в неведомой реальности живет юная барышня, уверенная, будто он лишил ее престола и любимого супруга? – подхватил Джуффин. – И казнил бы, если бы не могущественные друзья, сумевшие спрятать бедняжку на краю Вселенной? Плохо ты все-таки знаешь людей, сэр Макс! Король совершенно счастлив. Говорит, ничего подобного еще не случалось ни с кем из ныне живущих – стать героем мифов и легенд иного Мира, причем даже пальцем о палец для этого не ударив. Просто удачно приснившись хорошему человеку в нужный момент.

– Ну уж – мифов и легенд. Чтобы история стала мифом, ее нужно не просто кому-нибудь рассказать, но и добиться, чтобы она переходила из уст в уста, из поколения в поколение. А на это шансов немного. Я велел нашей бедной Королеве молчать. На самом деле чтобы в местный приют безумных не упрятали, но…

– Безусловно, она последует твоему мудрому совету, – ухмыльнулся Джуффин. – И будет молчать – три дня или даже целый год, это зависит от темперамента. Но рано или поздно проговорится, я тебя уверяю. И если ей придет в голову записать свою историю вместо того, чтобы просто жаловаться маме и подружкам…

– Да, об этом я не подумал.

– И если она окажется талантливой рассказчицей, у Его Величества появится шанс, – заключил Джуффин. – У него сегодня вообще чрезвычайно удачный день.

– Что-нибудь еще случилось? – насторожился я.

– Ничего такого, что входит в круг наших с тобой профессиональных интересов. Просто перед уходом я объяснил Королю, как получить доступ к твоему компоту, не нарушая законов. И с Базилио заодно познакомиться. В замок-то его захочешь, не приведешь. Хоть три дюжины разрешений из сэра Шурфа выколоти, а на присутствие овеществленных иллюзий в любой Королевской резиденции, включая временные дорожные пристанища, наложен строжайший запрет – как раз вскоре после того, как закончилось правление Короля Мёнина.

– Ну да, – фыркнул я. – Представляю, как он всех достал этими овеществленными иллюзиями! И не только ими.

– Да, насколько я знаю, овеществленные иллюзии – это было наименьшее зло. Но под указ о безопасности Королевских резиденций попали и они – за компанию с фэтанами, людоедами, лесными оборотнями, одухотворенными статуями, обладателями двух и более голов, говорящими животными, невидимыми подземными драконами и мертвыми рыбами.

– А мертвые рыбы чем не угодили?! – изумился я. – Какой от них вред?

– Просто у Короля Мёнина был специальный аквариум, где плавали исключительно рыбы, поданные к обеду и воскрешенные жалостливым Королем. Скажу больше, на заднем дворе толпами гуляли воскрешенные индюки и козы, а сколько дичи было выпущено в окрестные леса – не сосчитать! У Мёнина время от времени случались приступы любви ко всему живому, хорошо хоть сыр воскрешать не порывался. Но почему-то именно рыбы вызывали особую неприязнь придворных. Возможно, потому, что по городу ходили слухи, будто рыб кормят непокорными слугами? Полная чепуха, конечно. Общеизвестно, что мертвые рыбы питаются исключительно мелкими кладбищенскими камнями…

– Общеизвестно?!

– По крайней мере, было общеизвестно в ту эпоху. Однако после ухода Мёнина рыб изгнали из дворца.

– И куда подевали?

– Выпустили в Хурон. Где те отлично прижились и дали обильное потомство. Кстати, икра мертвой рыбы до сих пор – один из наиважнейших ингредиентов в некоторых знахарских снадобьях. На Сумеречном Рынке в хороший день стоит сорок корон за склянку – и моли при этом Темных Магистров, чтобы не всучили подделку! Отличить-то можно только по результату.

Я возвел глаза к небу, давая понять, что уже под завязку переполнен новой интересной, но совершенно бесполезной в настоящий момент информацией. Хватит пока с меня!

– Король, – напомнил я. – Король, компот и Базилио. Правильно ли я понимаю, что в ближайшее время мне следует ждать Его Величество в гости? Как ты это устроил?

– Просто напомнил ему, что какое-то время назад ты у нас числился царем народа Хенха. А закон не препятствует нашему Королю заводить личных друзей среди иноземных монархов, как действующих, так и отставных. В качестве друга он имеет право не только наносить тебе неофициальные визиты без сопровождения, но и принимать подарки. Например, поработивший его волю компот… – Джуффин наконец обратил внимание на выражение моего лица и добавил: – Надеюсь, это не слишком тебя стеснит?

Выглядел он, надо сказать, довольно виноватым. Впервые на моей памяти. Ради одного этого имело смысл корчить недовольные рожи.

– Ладно, – великодушно согласился я. – В Мохнатом Доме уже такое творится – Королем больше, Королем меньше, никто и не заметит… Вот кстати, надо бы туда зайти, проверить как там дела. У меня с утра чудище рыдало.

– Эй, стоп! – возмутился Джуффин. – Какое может быть чудище? Я тебя кормил, развлекал, милосердно не торопил, а теперь ты уйдешь, так и не рассказав мне, о чем договорился с Сотофой? Мы, конечно, знатно покромсали Кодекс Хрембера, но пытки в Соединенном Королевстве по-прежнему запрещены.

Пришла моя очередь выглядеть виноватым. Все честно.

– Просто мне вечно кажется, что ты и так все знаешь.

– Ну что ты. Когда-то я и правда старался почаще держать тебя в поле внутреннего зрения. И, что бы ты сам об этом ни думал, вовсе не из любопытства, а просто потому, что таков был мой долг учителя. Ты в ту пору обладал удивительной способностью влипать в дюжину историй за одну минуту. И я, при всей своей беспардонности, далеко не всегда успевал за тобой уследить.

– Ну не настолько все было страшно, – польщенно сказал я.

– Поверь мне, настолько. Со стороны, знаешь ли, виднее. Но те времена давным-давно миновали, я в твою жизнь без приглашения не лезу. Впрочем, что ты поговорил с Сотофой, не сомневаюсь ни на секунду, но это просто элементарная логика. Я бы на твоем месте давным-давно к ней обратился. И после того, как Нумминорих любезно сообщил мне, что ты убежал, сияя вдохновенными очами…

– Безумными, – педантично поправил я.

– Что?

– Очи были не вдохновенные, а безумные. Нумминорих неправильно меня процитировал. Или ты сам перепутал.

– Издеваешься?

– В основном над собой.

– Ну-ну. Ладно, какими бы очами ты не сиял, а я сразу понял, что ты наконец-то вспомнил о существовании Сотофы. И помчался к ней, взывая о помощи. Поздравляю! Лучше поздно, чем никогда.

– А почему ты раньше не подсказал?

– Потому что в число моих первоочередных целей не входит задача отучить тебя пользоваться собственной головой. Да и для дела лучше, что ты прибежал к ней, повинуясь порыву, а не моему разумному совету. Сотофа такие вещи очень хорошо чувствует. А импульсивность и искренность она ценит превыше всего. Она же в итоге согласилась тебе помочь?

– А это ты как вычислил? По моей довольной роже?

– Естественно. Не заручись ты поддержкой, продолжил бы сейчас ныть, что вчера провалил все дело. И Нумминориха позвать слишком поздно догадался, совсем беда! И – бах головой об стенку! Что делать, делать-то что?! Но вместо этого ходячего проклятия ко мне явился человек, вполне довольный собой и обстоятельствами. У которого всех забот – пожрать, да языком почесать.

– Ну это, положим, мое нормальное состояние, – ухмыльнулся я.

– Не льсти себе, – строго сказал Джуффин. – Лучше расскажи, на что именно ты ее уломал.

– Леди Сотофа твердо пообещала, что устроит мне еще одно свидание. И если рядом будет Нумминорих, сам понимаешь, абсолютно все равно, как оно пройдет. Нам и нужна-то буквально секунда – принюхаться.

– Ясно, – кивнул Джуффин. И, помолчав, добавил: – Похоже, этой спящей леди здорово повезло.

– Может быть, ей повезет, – осторожно согласился я. – Но прямо сейчас придется несладко.

– Что ты имеешь в виду?

– Не будет больше ни разноцветных ветров, ни пестрых облаков, ни этих безумных закатов. Ни, кстати, моих трупов, но это как раз скорее хорошая новость, особенно для странствующих фермеров из Гугланда.

– Ого. То есть Сотофа собирается наложить вето на зримое проявление чужих иллюзий? Она права, кто угодно занервничает, решив, что внезапно утратил силу. А после того что наша гостья натворила сегодня утром, у нее сомнений не возникнет, что это твоя месть, и надо идти мириться. Ну или, наоборот, ссориться. Сам бы устроил ей такую ловушку, если бы умел.

– А ты не умеешь? – удивился я.

Он помотал головой.

– Никогда не думал, что это может пригодиться. Обычно от иллюзий никакого существенного вреда, и они не настолько долговечны, чтобы всерьез с ними бороться. А в тех редких случаях, когда это не так, проще и эффективней сразу найти их создателя и разбираться непосредственно с ним. Это как раз моя специализация.

– Погоди, так получается, я зря морочил голову леди Сотофе? – спросил я. – Если ты можешь найти кого угодно…

– При условии, что он бодрствует, – напомнил Джуффин. – А для того чтобы найти спящего, надо ему присниться – без вариантов.

– Ну это ты точно можешь, – заметил я.

– Могу, – согласился он. – И собирался предложить тебе это как крайнюю меру, если все остальные способы не сработают.

– Но почему как крайнюю? – удивился я. – По-моему, это гораздо гуманней, чем…

– Чем заставлять нашу спящую колдунью пережить тяжелый момент полного бессилия? Не уверен. Мое появление в чужом сне – это серьезная встряска, сколь бы дружественно я ни был настроен. В свое время я успешно использовал этот метод как оружие.

– Ну не знаю, – с сомнением протянул я. – Мне-то ты снился…

– Вот именно что тебе. Тебе хоть солнце на голову урони – встанешь, отряхнешься, проворчишь, что паленым воняет, и пойдешь дальше.

– Тоже мне, нашел богатыря. На твоем фоне…

– Да забудь о фоне. Естественно, ты знаешь и умеешь гораздо меньше, чем я. Но только потому, что у тебя не было семисот с лишним лет, чтобы успеть научиться. А сила есть уже прямо сейчас – даже несколько больше, чем просто достаточно. Вот и все. У твоей новой подружки, кстати, тоже прекрасный потенциал. Но после того как ты сказал, что там, дома, у нее старое и больное тело, я решил не рисковать, пока мы окончательно не зайдем в тупик. И принялся ждать, чем закончится твой визит к Сотофе, до которого ты, по моим расчетам, все-таки должен был додуматься не позже нынешнего вечера.

– И толку дружить с самым хитрым человеком в Соединенном Королевстве, если думать все равно приходится самому? – вздохнул я. Но вполне притворно. На самом деле был рад, что не обманул его ожиданий.

– Зато очень полезно дружить с начальством, – подмигнул Джуффин. – Потому что ни один нормальный начальник, находясь в здравом уме, не отпустил бы тебя среди бела дня домой утирать слезы чудовищу. Лицензия на содержание которого, кстати, так до сих пор и не получена. А я отпущу.

– Спасибо, – сказал я.

И уже на пороге спросил, осененный внезапной надеждой:

– Слушай, а как ты думаешь, леди Сотофа может превратить Базилио в человека?

– Вот уж не знаю. Зато совершенно уверен, что она способна превратить в чудовище тебя, если ты сунешься к ней с такой дурацкой просьбой.

– Ладно, – вздохнул я. – Тогда сперва выпрошу у Шурфа лицензию на содержание в доме еще и меня. Потому что Меламори с документами возиться точно не станет. А я хочу быть законопослушным чудищем. Таков мой изысканный каприз.

Домой я решил пойти пешком – просто, чтобы перевести дух и подумать. А еще лучше – понять, что думать мне особо не о чем, и просто глазеть по сторонам. Заодно вспомнить, что Ехо и без разноцветных ветров – вполне ничего себе город. И бледное осеннее небо нравится мне ничуть не меньше, чем какое-нибудь оранжевое. Или зеленое. Например.

Подняв голову к небу, я застыл как вкопанный. Потому что на светло-сером, как старая упаковочная бумага, фоне снова появились стихи. Которых я определенно там не писал. И даже рассеянностью не объяснишь: такую кропотливую работу случайно, не заметив, не выполнишь.

Ну и потом, я их прежде никогда не слышал. А то бы, пожалуй, не забыл.

 
Белей костей мертвой рыбы
на окраинном берегу последнего моря,
холодней ее мертвых глаз,
ясней удара
птичьего клюва в пустую глазницу –
свет,
путь к которому лежит
через такую темную тьму,
где даже зажженный фонарь
не увидит,
не вспомнит себя.
 

Я их прочитал – раз, потом другой. И третий. И наверное, случайно выучил наизусть, потому что весь остаток пути бормотал вслух: «даже зажженный фонарь не увидит, не вспомнит себя», – на радость немногочисленным прохожим, которых судьбы послала мне навстречу. Вероятно, в наказание за какие-то неведомые мне, но явно беспрецедентные грехи.

Впрочем, прохожие не были шокированы моим безобразным поведением. Наверное, подумали, что это я просто накладываю на любимый город какое-нибудь страшное заклинание. Как и положено живой легенде, чья репутация на самом деле мало чем отличается от облика бедняги Базилио, даром что голова не индюшачья, и даже намека на хвост нет.

Но все равно эти добрые люди приветствовали меня добродушными улыбками. Некоторые даже говорили – дескать, как они рады, что я оказался жив. А я улыбался в ответ, как последний малахольный дурак, самый непутевый на свете ярмарочный шут, отставший от своего циркового фургона. Или как зажженный фонарь.

Впрочем, где-то на полдороги к дому я пришел в себя настолько, что прогнал с лица признаки избыточной экзальтации. А еще пару минут спустя включил голову. И послал зов главному подозреваемому в нарушении спокойствия – если не общественного, то моего.

«Стихи на небе – твоя работа?»

«Ну разумеется, – невозмутимо ответствовал сэр Шурф. – Я так понял, что тебе недосуг их писать. Или просто надоело. А о помощи не просишь, потому что я несколько сгустил краски, жалуясь на свою чрезмерную загруженность».

«Спасибо, – сказал я. – Это очень круто. На самом деле я, конечно, должен был еще вчера ночью сказать тебе, что стихи сделали свое дело и больше не нужны. Но сперва пожалел будить, а потом все так завертелось…»

«Да, после того как ты с утра пораньше прислал мне зов и попросил не обращать внимания на твои трупы, я сразу подумал, что тебе предстоит довольно насыщенный день».

«Довольно насыщенный, лучше и не скажешь. Хотя выкроить пару минут, чтобы поговорить с тобой, все равно было можно. Но теперь я даже рад, что так получилось. Не будь я разгильдяем с дырявой головой, не получил бы такого подарка. Эти стихи – ну вот прямо в сердце. Как нарочно для меня. Просто я тоже откуда-то знаю про этот свет. И про тьму, в которой даже зажженный фонарь себя не увидит… Ну, в общем. Ты меня сделал».

«Строго говоря, не я, а все та же леди Уттара Мая. Ты дал мне повод вспомнить ее стихи, которыми я когда-то зачитывался. Но потом появилось столько прекрасного нового, и я на какое-то время забыл, что тоже знаю про эти свет и тьму, которые, наверное, важнее всего в Мире. Важнее меня самого».

«Слушай, – спросил я, – а леди Уттара Мая – где она сейчас? Чем занимается?»

«Нигде, ничем. Она умерла совсем незадолго до начала Эпохи Кодекса».

«Была убита?»

«Да нет. Просто от старости. Ей к тому времени было уже изрядно больше трехсот».

«Всего-то?» – изумился я.

«Ну, строго говоря, для обычного человека это очень долгая жизнь».

«Так то для обычного. А она…»

«Понимаю. И отчасти разделяю твое возмущение. Просто «обычный» в данном случае означает – не посвятивший свою жизнь магии. Для хорошего колдуна и тысяча лет не срок, это правда. Но таких на самом деле довольно мало. Ты судишь по своему ближайшему окружению и упускаешь из виду, как обстоят дела для большинства».

«Да, – согласился я. – Наверное, так».

И поспешил распрощаться. Как-то я внезапно скис, хоть и сам понимал, что глупо так огорчаться из-за смерти незнакомой женщины, которая прожила долгую и наверняка счастливую жизнь. По крайней мере, в некоторые моменты очень счастливую – лучше вдохновения все-таки ничего нет. Разве только прогулки по Темной Стороне, да и то потому, что для них тоже требуется вдохновение.

Я уже подходил к дому, когда голос Шурфа снова зазвучал в моем сознании.

«Я не произвожу впечатление наивного простака, способного поверить в любую сказку, если она кажется ему утешительной?» – спросил он.

«Ты чего?» – изумился я.

«Просто хотел убедиться, что являюсь для тебя достаточно авторитетным источником информации».

«Дырку над тобой в небе! И надо было меня пугать? И так ясно, что ты просто образцовый авторитетный источник чего бы то ни было. Даже если завтра ты объявишь, будто Мир вылупился из индюшачьего яйца, мне придется взять волю в кулак и как-то уживаться с этой бредовой концепцией. Поэтому, пожалуйста, постарайся и дальше скрывать от меня эту страшную правду».

«Ладно. А теперь слушай меня внимательно. Поэты бессмертны. Не в том смысле, что мы знаем их имена и иногда вспоминаем стихи, а в буквальном. Их сознание неугасимо, вот что я имею в виду».

Я не стал спрашивать, откуда он это знает. Знает, и хорошо. Мне достаточно.

Только и сказал: «Спасибо». И вошел в дом.