Цитаты из книги «Сновидения Ехо (сборник)»

Я, видишь ли, слишком хорошо себя знаю, а потому не питаю иллюзий. Чтобы отменить проклятие, мне нужно себя простить. А это я могу сделать только теоретически. У меня довольно гибкий ум, и, поверь, я уже изобрел множество оправданий, которые могли бы убедить сколь угодно строгий суд. Но только не мой собственный. Поражения, да еще и оплаченного чужой жизнью, я себе простить, к сожалению, не смогу. – То есть в глубине души ты считаешь, что поступил с собой справедливо? Есть поступок – есть проклятие? И отменить его можно только отменив то давнишнее поражение? Не на словах, а на деле? – Именно так. – Хорошо, – кивнул я. – То есть не хорошо, а действительно лютый ужас, как я и предполагал с самого начала. Ладно. Значит, такая на этот раз сдача. Работаем с тем, что есть.

Штука в том, что вместе со страданием уходит и ставшая его причиной любовь. И даже память об этой любви стирается – не сразу, а постепенно, незаметно, каждый день по крошечному, незначительному фрагменту. А однажды смотришь в зеркало и видишь там бодрого и румяного живого мертвеца с тусклыми оловянными глазами. Я, к счастью, вовремя опомнился. И предпочел обезуметь от горя[71]. Это, как ни странно, было правильное решение. Иногда погибнуть – единственный способ остаться в живых.

Я как никто понимаю, что иногда любовь может стать важнее жизни и всех удивительных возможностей, которые она дает.

И еще я думал, что если хоть с кем-нибудь после смерти происходит хоть что-то, то мертвая лиса Йорка, без которой тоскует мой новый приятель, непременно должна однажды сюда добраться. Потому что и люди, и звери, которых так сильно любят, не могут исчезнуть совсем, это нечестно. Я не согласен. Если так, то меня просто нет. И не было никогда. Но я-то есть.

Мне очень пригодился опыт Безмолвной речи, особенно необходимость сопровождать проговариваемые про себя слова работой воображения, постоянно представлять, будто стоишь рядом с собеседником, и твоя речь льется в его голову, как вода в кружку. Когда пытаешься договориться со зверем – наяву ли, во сне ли – приходится рисовать перед внутренним взором визуальные и чувственные образы, иллюстрирующие смысл сказанного. Это гораздо сложней, но техника, хвала Магистрам, та же, что существенно облегчает задачу.

Жизнь сознания – и есть настоящая жизнь. Какая разница, как это выглядит со стороны.

– Сходится, если предположить, что ступивший на Мост Времени отменяет не Мир, а себя в нем. Становится несуществующим, никогда не рожденным. А потом создает себя заново – когда пожелает. С точки зрения небытия нет не только прошлого и будущего, но и настоящего. Вообще ничего нет, кроме нашей воли, которая способна на все, особенно если загнать ее обладателя в угол. А Мост Времени – очень хороший угол. Там до любого сразу доходит, что «я не могу» означает «меня нет». В таких обстоятельствах мало кто станет упорствовать в немощи.

Удивительный момент, когда все, чему ты учился, что делал, о чем мечтал, вдруг сходится в одной сияющей точке, и ты вдруг осознаешь, в чем заключается твой собственный смысл. Для чего ты нужен в Мире – именно такой, каков есть, и даже твои слабости вдруг оказываются если не силой, то необходимым дополнением к ней.

– А знаешь, что особенно здорово? С этой точки зрения получается, что неудавшихся, несчастливых судеб вообще не бывает, даже если родился слабоумным, калекой или чудовищем, как я. Для сознания и этот опыт – подходящая, питательная еда. И потом, кроме яви, всегда есть сны. Сэр Шурф говорит, что опыт, полученный там, тоже считается. Вообще никакой разницы!

Сэр Шурф сказал, смысл жизни заключается в том, чтобы получить опыт. Наше сознание нуждается в опыте, как в пище, причем ест все, что дают. И, представляешь, все идет ему впрок! Даже в тот момент, когда нам кажется, будто мы страдаем, больны или безумны, наше сознание набивает этим опытом брюхо, крепнет, растет и взрослеет. А знаешь, что для сознания означает стать взрослым? Я хотел было отрицательно помотать головой, но вместо этого почему-то сказал: – Оно начинает осознавать свое бессмертие. Не верить, не надеяться, не догадываться, а просто знать.