«То есть вероятность, что мой труп – просто милая дружеская шутка, невелика?» – спросил я.

«Совсем невелика, – согласился Джуффин. – И дело, честно говоря, не в наших умениях. Просто это как-то очень уж глупо – и в качестве шутки, и тем более как злодейство. Надо совсем тебя не знать, чтобы запугивать какими-то дурацкими мертвыми двойниками – а то ты ничего хуже в жизни не видел».

«Тогда хорошо, – сказал я. – Значит, это все-таки послание. Ответ на мою последнюю реплику, отправленную наудачу, практически в никуда. Неужели диалог продолжается? Это такая прекрасная новость, что я оказался к ней не готов. Отсюда дурацкие расспросы. Спасибо, что развеял мои сомнения».

«Шикарно, сэр Макс, – отозвался Джуффин. – Вот и ты дожил до такого дня, когда собственный труп на пороге спальни может оказаться прекрасной новостью. От души тебя поздравляю. И жду через полчаса, как договаривались».

И исчез из моей головы, оставив меня наедине с блуждающей по роже растерянной ухмылкой и вопросом: «Как я дошел до жизни такой?»

Вопрос, конечно, риторический. В какой момент его себе ни задай, ясно, что правильным ответом следует считать всю предыдущую биографию. Впрочем, в моем случае вполне можно ограничиться самым последним этапом, этакой финишной прямой протяженностью в две с небольшим дюжины дней, минувших с тех пор, как мы с Джуффином сидели у распахнутого окна его кабинета в Доме у Моста и смотрели на улицу, где, не обращая на нас ни малейшего внимания, творился восхитительный осенний день, теплый, пасмурный и немного чересчур яркий, как рисунок внезапно исцелившегося слепца.

* * *

Мы тогда, помню, долго глядели в окно и молчали. Так часто бывает, когда сказать нужно слишком много, и все одинаково важно, поди пойми, с чего начать. На моем плече дремал буривух Куруш, который так обрадовался встрече, что великодушно согласился использовать меня в качестве насеста. Подобная честь выпадает, прямо скажем, не каждому. Даже Джуффин, которого мудрая птица считает самым главным человеком в Мире, далеко не ежедневно наслаждается такими проявлениями фамильярности. Ну или нежных чувств.

– Все-таки очень странно я себя тут ощущаю, – наконец сказал я. – Как будто вернулся домой и одновременно – в полную неизвестность.

– Просто полная неизвестность – это и есть твой дом, – заметил Джуффин.

И конечно, был абсолютно прав. Он вообще всегда оказывается прав; порой это кажется совершенно невыносимым, но на самом деле здорово упрощает жизнь. Не знаешь, кто ты, откуда взялся, как устроен и на хрена тут нужен – спроси Джуффина, и все мгновенно прояснится, если, конечно, сумеешь ему поверить. Это бывает довольно непросто, но стоит затраченных усилий, потому что – повторяю припев – Джуффин всегда оказывается прав.

И в частности, был трижды прав, когда притащил меня в Ехо, утверждая, что именно это мне сейчас нужно для полного счастья. Когда я вернулся в этот город – тайно, под покровом ночи, как какой-нибудь мятежный Магистр, не дотянувший до окончания срока ссылки, – даже предположить было невозможно, как быстро я снова войду во вкус.

В тот момент я вообще не был уверен, что смогу задержаться в Ехо дольше, чем на несколько секунд. Предыдущая попытка вернуться с треском провалилась. У меня тогда сложилось впечатление, что этот Мир больше не готов соглашаться с фактом моего существования и предпринимает явственные усилия, чтобы я немедленно исчез. Что я, собственно, и сделал, благо был к тому времени достаточно опытным путешественником между Мирами. Закрыть глаза, шагнуть в дверной проем – и привет. Благо обитаемых миров во Вселенной предостаточно, причем в некоторых из них для меня всегда найдутся ужин и ночлег. Это довольно удобно.

Повторять попытку я не хотел. То есть мне казалось, что не хотел – до тех пор, пока сэр Джуффин Халли, время от времени навещавший меня в моем убежище, не принялся донимать меня разговорами о возвращении домой. Эти разговоры поначалу бесили меня до такой степени, что я сам себя не узнавал. И, будучи человеком честным, не мог не признать, что бесят они меня, как бесило бы умирающего предложение выбрать подходящий маршрут для совместного отпуска в будущем году. Зачем говорить о невозможном, да еще и делать вид, будто все зависит исключительно от моего решения? Примерно так я тогда обо всем этом думал.

Однако Джуффин не собирался оставлять меня в покое. Тормошил, интриговал – уж что-что, а это он умеет. Говорил, что я позарез нужен ему в Ехо. Твердо обещал, что с Миром я как-нибудь да помирюсь. Был чертовски красноречив и убедителен – вопреки здравому смыслу. И в конце концов предложил сыграть в карты, сделав ставкой в игре ближайшие сто лет моей жизни. Проиграешь – добро пожаловать обратно, на Королевскую службу, выиграешь – оставлю тебя в покое. В устах человека, имеющего твердую репутацию лучшего игрока в «Крак» за всю историю Соединенного Королевства, это было не слишком похоже на простодушный призыв довериться судьбе. О какой судьбе может идти речь, когда исход партии заранее предрешен.

Скажем так, почти предрешен.

Были времена, когда я безоглядно доверял сэру Джуффину Халли. Гораздо больше, чем какой-то там «судьбе». И безусловно больше, чем себе самому. Но эти времена прошли безвозвратно. Проблема не в том, что этот хитрец в любом деле преследует исключительно свои тайные цели, о сути которых лучше вообще не задумываться, если хочешь сохранить рассудок. Это я как раз знал уже давно; полному доверию такое понимание, надо сказать, совершенно не препятствовало – вероятно, потому, что самая моя жизнь тоже была одной из его тайных целей, и меня это устраивало.

Просто со временем стало понятно, что Джуффин, при всем его могуществе, тоже вполне способен совершить ошибку. По крайней мере, теоретически такое возможно. А значит, полагаться на него целиком в самых важных вопросах не следует.

Вот я и не стал полагаться – ни на картежное мастерство Джуффина, ни тем более на собственную судьбу, которую, уродись она человеком, деликатно называли бы «большой оригиналкой». Знаю я этих двоих: не договорятся, перемудрят, а мне потом расхлебывать. Поэтому я взял дело в свои руки. И всю игру аккуратно поддавался. На всякий случай. Потому что обычно я все-таки выигрываю у Джуффина примерно одну из полудюжины партий. Иногда даже чаще. Очень уж хорошо он меня в свое время научил. А значит, лучше не рисковать.

Уверен, что именно на это он и рассчитывал.

Из всего вышесказанного естественным образом следует, что я очень хотел вернуться в Ехо и добился своего, все танцуют. Но не все так просто.

Штука в том, что я уже привык жить с этим желанием, с болью от его несбыточности, с гигантской прорехой в сердце. Я вообще очень быстро ко всему привыкаю и не люблю перемен, в том числе – к так называемому «лучшему». Потому что когда изменяются внешние обстоятельства, вместе с ними меняешься ты сам, и никогда заранее не знаешь, понравится ли тебе быть этим новым человеком, таинственным незнакомцем, превращение в которого вот-вот начнется… да нет же, уже началось, пока ты топтался на месте, почти всерьез полагая, что все еще можешь затормозить.

Вот именно поэтому я и сел играть в карты с Джуффином. Сам ни за что не решился бы вернуться. А сэр Джуффин Халли – крупный специалист по выведению из строя моих тормозов. В любую неизвестность за ухо затащит, а потом сам же вытащит, но только потому, что в поле его зрения вдруг объявилась новая, еще более неизвестная – а ну-ка давай туда! Ужасный человек, но со мной иначе нельзя. Потому что даже добровольно проиграв ту знаменательную партию в «Крак», я вовсе не был счастлив. А напротив, страшно зол, что все так быстро решилось, и отступать некуда. Настолько некуда, что уже полчаса спустя я шел по улице Медных Горшков. В Ехо была глубокая ночь, но лицо я все-таки закрыл тряпичной маской, которые к этому моменту как раз окончательно вышли из моды, так что выглядел я как безнадежный провинциал. Зато совершенно неузнаваемый. Этого я и добивался. Как будто пока никто кроме Джуффина не знает о моем возвращении, дело сделано только наполовину или даже вообще не сделано. А, например, сэру Джуффину Халли приснился странный сон.

И оказался вещим.

По крайней мере уже на следующий день мы сидели в его кабинете в Доме у Моста, и это определенно происходило наяву. Хотя, конечно, в таком деле никогда нельзя быть уверенным до конца.

Кое-как вынырнув из бурного потока собственных мыслей, я обнаружил, что Джуффин уже какое-то время увлеченно беседует с отсутствующим. То есть со мной.

– Боюсь, я все прослушал, – покаялся я. – Задумался. Пытался понять, сплю я или нет.

– И что решил? – заинтересовался он.

– Похоже, все-таки бодрствую. Как-то все слишком сложно – я имею в виду совокупность обуревающих меня чувств. Во сне я гораздо проще устроен. Всегда точно знаю, чего хочу. И радуюсь, когда удается добиться желаемого. Во сне я у нас молодец.

– Ты и наяву вполне молодец. По крайней мере, неплохо себя изучил. И, похоже, действительно нашел идеально подходящий тебе способ отличить сон от бодрствования, а это мало кому удается.

– Опыт – великое дело, – улыбнулся я.

– Согласен. Тем не менее знавал я опытных сновидцев, так толком и не разобравшихся, в чем именно состоит разница.

– Кашим Тушайна, – сонно пробормотал Куруш. – Валанта Валибапа, Эти Крумакаси, Логимар Пушина. И еще сто сорок имен, которые я готов огласить в том случае, если они вам понадобятся.

Это, надо понимать, были имена тех самых опытных сновидцев, знакомых Джуффина. Куруш спросонок решил, что без этой информации разговор зайдет в тупик, и великодушно пришел нам на помощь. Все буривухи обладают совершенной памятью. То есть они не просто могут запомнить, что следует, а совершенно не способны что-либо забыть. Затем этих птиц и держат в Доме у Моста; впрочем, сами буривухи полагают, будто Управление Полного Порядка создано исключительно ради их удовольствия и удобства, а умнейшие люди Соединенного Королевства собраны здесь специально для того, чтобы развлекать птиц новыми сведениями, содержательными беседами и глупыми вопросами.

– Спасибо, милый, – поблагодарил буривуха Джуффин. – Мы пока обойдемся без имен. Так вот, сэр Макс, все эти искушенные в искусстве сновидений дамы и господа так толком и не научились отличать сны от яви. Впрочем, думаю, им просто было плевать. А для тебя это – вопрос жизни и смерти. Для тебя вообще все – вопрос жизни и смерти, так уж ты устроен. Повезло.

– Да уж, – скорбно насупился я.

– Согласен, это не самая комфортная позиция. Зато максимально эффективная, и ты тому живой пример.

Может быть, и так. Но развивать эту тему мне пока не хотелось. Поэтому я спросил:

– Так о чем ты говорил, пока я не слушал?

– Будешь смеяться, но примерно о том же, о чем ты так крепко задумался. О снах и бодрствовании. В частности, о том, что сон – это свобода сознания от повседневных обязательств. Своего рода отпуск.

– Забавно сформулировано. И действительно похоже.

– Ну да. А отпуском, сам знаешь, все распоряжаются по-разному. Кто-то просто остается дома, кто-то отправляется путешествовать в дальние края, а кто-то – проторенным маршрутом, на какой-нибудь модный курорт. Так вот, с сознанием происходит примерно то же самое. Иногда оно просто перерабатывает дневные впечатления в умеренно фантасмагорические картины – это не очень интересно, и говорить тут нам с тобой не о чем. А иногда спящее сознание кидается в такие запредельные дебри, что проснувшись, мы не можем вспомнить ни единого эпизода. Даже я, уж на что вроде бы опытен в подобных делах, а до сих пор иногда просыпаюсь со смутным ощущением ускользающей тайны и мучаюсь потом от любопытства – что же такое удивительное случилось со мной во сне, если мой бодрствующий ум не способен вместить полученный опыт? Надеюсь, когда-нибудь мне все-таки удастся добраться и до этих тайн. Впрочем, ладно, речь сейчас не о том. А о модных курортах. Это нынче для нас с тобой главная тема.

Я адресовал ему изумленный взгляд. Потому что если сэр Джуффин Халли затеял разговор с целью порекомендовать мне приятную поездку на знаменитые Белые Пляжи Уриуланда или, скажем, в лесные купальни острова Римурех, это будет означать, что в его тело только что вселился какой-нибудь бездомный демон. Или мертвый мятежный Магистр. Или еще какая-нибудь неведомая, подозрительно добродушная хрень. Потому что долгие годы я был знаком с совершенно другим человеком. Способным решительно на все, но только не милосердно отправить меня отдыхать на следующий же день после возвращения в Ехо. Да хоть бы и после ста лет безупречной службы без единого Дня Свободы от Забот – все равно невозможно.

– О модных курортах сознания, – усмехнулся Джуффин. – Есть такие пространства, куда сознание спящего человека устремляется легко и охотно, не особо задумываясь, зачем ему это нужно. Потому что куда-нибудь метнуться все равно надо, а тут такой простой и понятный маршрут. И, в конце концов, так делают все! Тоже, знаешь ли, аргумент.

Я начал понимать.

– Ты имеешь в виду, что есть места, которые снятся очень многим людям, потому что увидеть их во сне проще, чем что-либо другое?

– Ну да.

– Это многое объясняет, – обрадовался я. – Такое, наверное, с кем угодно было – разговорился с незнакомцем, выяснил случайно, что вам иногда снятся одни и те же неведомые города, решил, что обрел родственную душу. А потом выясняется, что душа вовсе не родственная. Совершенно чужой человек! Ходишь как дурак, спрашиваешь себя: «Как же так? Почему? Кто из нас врал?» А никто не врал, просто по этим неведомым городам кроме нас еще полмиллиона человек гуляли. Потому что сны о них чрезвычайно популярны в этом сезоне. Как-то так?

– Именно. Моя аналогия с модным курортом не для красного словца. Просто в любой стране есть такие места, где все нормальные люди хоть раз да побывали. А кто еще не был, рано или поздно там окажется – сам не захочет, так приятели уговорят. Со сновидениями ровно та же история. И вот что особенно интересно: оказывается, увидеть во сне объективно существующую реальность гораздо проще, чем вымысел. Хотя, казалось бы, собственное внутреннее пространство всегда под рукой, вернее, под подушкой у спящего, а все остальное для него в этот момент как бы и вовсе не существует. Но нет. Человеческое сознание обычно так скупится на выдумку, что ему проще преодолеть расстояние между никогда не соприкасавшимися Мирами, чем породить пару-тройку новых иллюзий, хоть плохоньких, да своих. Такой вот удивительный парадокс. Поэтому когда вдруг выясняешь, что куче самого разного народу снилось какое-нибудь залитое водой поле, на краю которого растут белоствольные деревья, или, скажем, город, застроенный высокими зданиями без окон, можешь биться об заклад, что это поле и этот город где-нибудь да есть. И при удачном стечении обстоятельств их можно пощупать руками, в точности, как наш подоконник. – Джуффин для наглядности похлопал по отполированному временем темному дереву, всем своим видом приглашая меня присоединиться.

Я послушно положил ладонь на подоконник. Он был убедительно теплый.

– Ты когда-нибудь задумывался, как, собственно, модный курорт становится модным? – неожиданно спросил Джуффин.

– Не задумывался, – честно сказал я.

– Я, представь себе, тоже, – ухмыльнулся он. – Но это не мешает нам с тобой задуматься прямо сейчас. Взять хотя бы наше Уриуландское побережье. Оно все примерно одинаковое – относительно теплое море, чистый мелкий песок, густые леса и симпатичные рыбацкие деревушки. Однако бешеной популярностью пользуется только относительно небольшой участок, известный как Белые Пляжи. Почему?

– Наверное, там просто все обустроено для удобного отдыха?

– Теперь – да. Но в самом начале к услугам отдыхающих были только скромные комнаты в домах рыбаков. Комфортабельные виллы для гостей стали строить позже. А первый по-настоящему приличный трактир там открыли всего семьдесят с небольшим лет назад. Я почему так хорошо помню – Кофа досадовал, что туда сманили прекрасного повара из «Тряпичной Пумбы». А когда наш сэр Кофа в кои-то веки чем-то всерьез недоволен, это запоминается надолго. Магистры знают, почему – вроде бы ничего особенного он в связи с этим не вытворяет. Однако каждый его вдох и выдох звучат хуже, чем самый безобразный скандал… Впрочем, Магистры с ним. Лучше попробуй догадаться, с чего началась слава Белых Пляжей? Почему столичные жители вдруг толпами повалили именно туда, невзирая на неудобства?

– Реклама? Стали говорить, будто там, например, целебная вода. Или особо мягкий песок. И даже мох на камнях такой вкусный, что никаких трактиров не надо – знай себе обгладывай камни.

– Кстати, да, обычно подобная болтовня отлично работает. Но про Белые Пляжи, насколько я помню, особо не врали. Есть еще версии?

– Дорога? – сообразил я. – Туда по какой-то причине стало легко добраться?

– Именно. Превращение рыбацкой деревушки в модный курорт началось с братьев Буругайсов и их красных амобилеров.

– Анчара Буругайс, Лапта Буругайс и Вейди Буругайс, – не открывая глаз, подсказал Куруш. – Возможно, есть и другие члены этой семьи, но о них я никогда не слышал.