– С небом все в полном порядке, сэр, – учтиво ответил Шурф. – Моих туч там не осталось, а бороться с естественной облачностью я не учен, да и не вправе. По моим прогнозам утром тоже будет пасмурно, но к полудню распогодится.

Он умолк, но когда я решил, что разговор наш уже закончен, вдруг сказал:

– У меня есть к вам личная просьба, сэр Джуффин.

Грешные Магистры, а я-то думал, что нынче мне уж точно больше не придется удивляться! Надо хорошо знать Шурфа Лонли-Локли, чтобы понимать, насколько неожиданно звучало в его устах словосочетание «личная просьба». Не в его привычках советоваться с кем бы то ни было о личных делах, а уж просить – это и вовсе ни в какие ворота.

Но вслух я ничего говорить не стал, а только бровь приподнял. Дескать, я весь внимание.

– Если вы не возражаете, я хотел бы исследовать наваждение, которое все еще находится на месте здания Гажинской городской полиции, – объяснил Шурф. – Меня всегда чрезвычайно интересовали подобные вещи, а возможность увидеть их вблизи выпадает нечасто.

Всего-навсего. А я-то думал…

– Я не возражаю. Но учти, это наваждение исчезнет на рассвете. По моим расчетам солнце взойдет примерно через три часа…

– Через два часа сорок три минуты, – поправил меня Лонли-Локли.

– Вот-вот. Твоя страсть к точности на сей раз пригодится как никогда. Ты должен покинуть замок хотя бы за полчаса до рассвета, если не хочешь исчезнуть вместе с ним.

– Исчезать не в моих интересах, – кивнул Шурф. – Ровно за полчаса до восхода солнца я оттуда выйду, можете быть уверены.

Я, собственно, и не сомневался. Этот парень словно бы специально рожден для посещения всяких заколдованных мест, которые следует покидать в точно установленный срок.

– Мне бы хотелось получить от вас пропуск, – мягко, но настойчиво добавил он.

– Пропуск? – изумился я. – Какой такой пропуск?

– Возможно, вы уже забыли, но согласно вашему собственному приказу наваждение окружено полицейским кордоном во главе с Генералом Глыком, – напомнил Лонли-Локли.

– Ну да. Чтобы никто туда случайно не забрел. Но о пропусках речи не было. Иди себе спокойно, скажешь, я тебя послал.

Сэр Шурф Лонли-Локли поглядел на меня с явным неодобрением. Дай ему волю, он бы даже птицам небесным и рыбам речным раздал специальные пропуска, чтобы навести наконец идеальный порядок в их хаотических перемещениях. Но некоторые мечты должны оставаться мечтами, я так считаю.

Поэтому я выразительно помахал ему рукой – дескать, проваливай, пока я добрый – а сам принялся за еду. Все-таки эта ночка здорово меня вымотала.

Зогги и Абилат – те и вовсе носами клевали, щурились, заслоняясь от света, зевали. Очень слаженный вышел у них дуэт и проникновенный на диво. Даже если бы эти двое были позарез нужны мне для дела, я бы, пожалуй, все равно отправил их отсыпаться, поскольку никогда не был сторонником пыток. Но они явно заранее сговорились, что не пойдут спать, пока я не объясню, что случилось. Обещал ведь.

Ну да, обещал.

– То есть вы действительно полагаете, что сперва хотите выслушать мой рассказ и только потом отправляться на отдых? – недоверчиво спросил я. – Не самое удачное решение в вашей жизни, господа. Но – ладно, дело хозяйское. Слушайте.

И вкратце – еще короче, чем вам, – пересказал ничем не выдающуюся историю своей последней встречи с Лаздеем Махикалой. Про Темную Сторону и серую паутину даже не заикался. Чего людям зря голову морочить, все равно ведь ничего не поймут. Важно что? Важно, что Мормора истаяла, а ее грозный властелин сидит у меня в пригоршне, остальное – мелочи.

– Но почему? – упрямо спросил Зогги, когда я замолчал. – Я не дурак, сразу понял, что у нас уже все хорошо. И по твоей довольной роже, и по тому, что порядок наводить стали. Чего я не понял, так это почему все хорошо? С какой стати? И этот твой спектакль – он зачем был?

– А ты Абилата расспроси, – ухмыльнулся я. – Пусть расскажет, что ему напомнили декорации этого «спектакля». И пусть объяснит, почему взрослые, умные, храбрые люди визжали нынче ночью, как лесные кабаны в яме. Надеюсь, теперь он может говорить все что угодно. Лаздей еще жив, но от заклинаний его ничего не осталось.

– Ага, я расколдован окончательно и бесповоротно, – кивнул Абилат. – Большое вам за это спасибо! Я Зогги и сэру Шурфу уже рассказал все, что знал. И объяснил, что вы сделали Гажин похожим на Мормору, а сами стали копией ее «властелина». Но я, честно говоря, сам не понял, почему это сработало. Ну, проснулись люди, перепугались, пошумели немножко…

– Вот-вот, – обрадовался я. – Ключевое слово ты уже произнес. Так что, говоришь, люди сделали?

– Проснулись, перепугались… – неохотно повторил он.

– Стоп. Произнеси эту фразу еще раз. И еще. Пока не сообразишь, что к чему.

– Вы надо мной смеетесь? – вздохнул Абилат.

– Делать мне больше нечего. Не смеюсь, а учу тебя думать. Твоей собственной головой, между прочим. Которая останется при тебе, когда меня не будет рядом. Очень, знаешь ли, полезная привычка получится, если приживется. Давай-давай, повторяй, не ленись.

– Проснулись, перепугались, – мрачно сказал Абилат. – Проснулись. Перепугались. Проснулись. Перепугались. Проснулись…

Зогги глядел на меня неодобрительно. Дескать, что же ты, гад, из мальчика жилы тянешь? У нас с Зогги совершенно разные взгляды на воспитание. Иначе и быть не может: его питомцы попадают к нему совсем маленькими, а мои ко мне – великовозрастными балбесами, с кучей дурацких привычек. Взять хотя бы привычку задавать вопросы вместо того, чтобы самостоятельно разгадывать загадки. Почему всем кажется, что так проще и интересней? Ну вот кто, кто им это сказал?!

– Неужели так и не понял? – спросил я Абилата. – До сих пор? Ну сам же говоришь: проснулись. И перепугались. Вот чего они, по-твоему, перепугались?

– Что сон закончился, а Мормора осталась? – неуверенно предположил он.

– Ну да. Пока все очень правильно. Продолжай.

– А я не знаю, как тут можно продолжить. Все одновременно проснулись – это я понимаю. Поглядели в окно, увидели, что Гажин превратился в Мормору, испугались – тут тоже все ясно. И что дальше? Почему это повредило настоящей Морморе?

– А как ты думаешь, в момент пробуждения хоть кто-нибудь из горожан подумал, что за окном – фальшивая Мормора? И, следовательно, где-то осталась еще одна, «настоящая»?

– Н-н-нет, – неуверенно протянул Абилат. Собрался с мыслями, и решительно помотал головой. – Конечно нет. Все кроме нас думали, что Мормора – одна и та же, то есть та самая – ну, вы поняли, что я хочу сказать…

– Ну да!.. Ладно, дальше давай рассуждать вместе. Во-первых, как тебе кажется, после того, как все горожане проснулись, в Морморе остался хотя бы один мученик?

– Разве только мертвые. По крайней мере, этот ваш бывший ученик грозил, что все непокорные умрут во сне и останутся в Морморе навсегда…

– О мертвых поговорим потом. Живые там оставались?

– Нет. Но так уже не раз бывало: днем-то никто не спит. Особенно в конце года. А Мормора стояла себе, как ни в чем не бывало.

– Правильно. Но пока вы бодрствовали, вы же помнили, что Мормора есть, верно? Строили планы, как избавиться от ночных кошмаров, пытались что-то сделать. Небось целыми днями только об этом и думали.

– Ну… Да, конечно.

– И никто не сомневался, что стоит ему уснуть, и кошмар начнется снова, верно?

– Верно.

– А сегодня? Как ты думаешь, хоть кто-то продолжал бояться страшных снов, когда увидел, что Мормора стала реальностью?

– Не думаю. Люди считают, что сны, даже самые страшные – это все-таки ерунда. А то, что происходит наяву, очень важно. Конечно, если уж видишь, что Мормора стала явью, про сны и не вспомнишь.

– Вот! – торжественно сказал я. – Именно к этому выводу я тебя и подводил. Мало того, что все мученики убрались из Морморы, они еще и думать о ней перестали. Более того, несколько минут были совершенно уверены, что пространство их кошмарных сновидений – вот оно, никакой иной Морморы нет и не было никогда. Все их внимание было целиком захвачено новыми страшными обстоятельствами жизни, в этот момент никто не мог беспокоиться о снах, которые приснятся завтра…

– И что с того? – вмешался Зогги. – Хочешь сказать, Лаздей Махикала утратил могущество только потому, что люди перестали обращать на него внимание?

– Именно. Ни одна вымышленная реальность не может продолжать существовать, если на нее не обращает внимания никто, кроме собственного создателя. И, напротив, чем больше неравнодушных зрителей, тем сильнее наваждение. Впрочем, все это относится не только к наваждениям. Человеческое внимание – страшная силища, но мало кто умеет ею управлять. Вот в старые времена такие мастера встречались. В древних исторических хрониках эпохи великого заселения Хонхоны рассказывается, что завоеватель Ульвиар Безликий никак не мог разрушить замок своего заклятого врага. Сам-то враг давно уж был повержен, похоронен и почти забыт, но замок его все еще стоял на высокой скале и был крепок как скала. По мнению Ульвиара Безликого, это сооружение чрезвычайно портило пейзаж, ну и настроение заодно. Обычное колдовство не помогало: замок был заворожен на славу и застрахован от вторжений и разрушений на долгие века. Тогда Ульвиар Безликий сделал ненавистное сооружение невидимым, а людям сказал, будто разрушил его собственными руками. Рассказ получился хороший, страстный и увлекательный, изобилующий живописными подробностями, так что на эту тему было придумало великое множество песен и даже парадный танец «Разрушение Крепости», который до сих пор иногда исполняют на сельских свадьбах. Окрестные жители то и дело смотрели на знаменитую скалу, констатировали: «Да, действительно, был замок – и нет замка». Время шло. Пару сотен лет спустя Ульвиар перенес столицу завоеванных земель в другое место, и сам не заметил, как думать забыл о невидимом вражеском замке. Запамятовал даже, что заклятие, которое делает предметы невидимыми, действует не вечно. И что ж? Когда туман рассеялся, оказалось, что замок рухнул, причем именно так, как описано в песнях. Такова сила человеческого внимания, подкрепленного способностью верить, не испытывая сомнений.

– То есть когда я говорю своим детям, чтобы они не обращали внимания на дураков, и те непременно сами куда-нибудь денутся, я учу их хитроумной магической технике? – изумился Зогги.

– Ну, не совсем так. Конечно, ты подсказываешь им верный по сути принцип. Но для того, чтобы заставить его работать, детей, которые не обращают внимания на дурака, должно быть очень много. Все, кто видел его хоть раз в жизни, или просто слышал о нем. И еще желательно, чтобы родители дурака тоже вдруг забыли о его существовании и перестали ждать к обеду. Улавливаешь разницу? Поэтому лучше учи их технике кулачного боя. И не только кулачного.

– Ну, это само собой, – авторитетно согласился Зогги. – Спасибо, что объяснил.

Не уверен, что мой друг действительно все понял, но он остался доволен разговором. Был благодарен, что я все-таки потрудился, сдержал обещание, рассказал, что, да как, да почему. Все же Зогги знавал меня в старые добрые времена, ему моя нынешняя покладистость была в диковинку.

– Но как вы догадались, что нужно поступить именно так? – спросил Абилат. – Просто потому, что читали древние хроники? Или вы так уже много раз делали?

– Нет, ни разу. Я и о деяниях Ульвиара Безликого только сейчас, задним числом вспомнил, специально для вас с Зогги. А как догадался – да, это хороший вопрос. Могу объяснить, если ты еще не устал слушать.

Абилат азартно закивал, одновременно пытаясь открыть глаза. Не могу сказать, что это ему действительно удалось, но упрямство и любопытство – достоинства, которые я ценю превыше выносливости.

Зогги понял, что разговор закончится еще не скоро, но торопить нас не собирался. Сходил в погреб за укумбийским бомборокки, разрезал еще один пирог. Приготовился слушать.

– Есть одно железное правило, – начал я. – Колдовство всегда похоже на колдуна. Всякое магическое пространство обладает силой и слабостями своего создателя. Это, собственно, не только магии касается: если вы зайдете в дом, где живет неряха, сразу это поймете. А, скажем, в рабочем кабинете сэра Лонли-Локли тоже сделаете немало безошибочных выводов о характере его обитателя. Но мы сейчас будем говорить именно о магии. Просто, чтобы не размениваться на мелочи… Знаешь, Зогги, а давай-ка я сам камру сварю. Для разнообразия. А ты сиди, отдыхай. Понимаю, что хороший повар к своей плите чужих людей ни за что не пустит, но мне-то можно?

Белый Клок размышлял довольно долго. Когда я пришел к нему на рассвете за порцией детской крови, он не колебался ни минуты, а тут всерьез притормозил. Наконец он махнул рукой – дескать, давай. Гулять так гулять, и гори все огнем. Отчаянный он мужик, мой друг Зогги Хлакк.

Потом эти двое во все глаза глядели, как я вожусь с жаровней. Явно не могли поверить, что это им не мерещится. Я не раз замечал, люди страшно удивляются, обнаружив, что какой-нибудь могущественный или просто знаменитый человек умеет делать обычные, повседневные вещи. Заплату на лоохи поставить, лепешку испечь или вот камру сварить. То ли им нравится думать, что в промежутках между великими деяниями мы ведем себя как беспомощные младенцы, то ли кажется, что этих промежутков не бывает вовсе: совершив подвиг, герой засыпает, не раздеваясь, а поутру, едва продрав глаза, выскакивает на улицу, чтобы спасать и убивать всех, кто под руку подвернется. А что, прекрасная была бы жизнь…

– Возвращаясь к нашей беседе, – говорил я, разливая камру по кружкам. – Могу повторить: колдовство всегда похоже на колдуна, иначе не бывает. Поэтому из простаков редко получаются по-настоящему могущественные чародеи. Строго говоря, вообще никогда, но некоторые личности с годами вдруг добирают глубины и сложности, и тогда все у них идет как по маслу. А наш общий приятель, Лаздей Махикала, как был простофилей, так и остался, никакая наука ему не впрок… Что приуныл, сэр Абилат? Тебе кажется, что я не отвечаю на твой вопрос?

– Вы, может, и отвечаете, но мне пока не понятно, – честно сказал он. – Зато камра у вас очень вкусная получилась. Никогда такой не пил, даже в детстве.

– Рад, что тебе нравится. А понятно будет, это я обещаю. Но не обязательно сразу. Возможно, только лет через двести. Так вот. Исходя из того, что Лаздей простак, можно смело заключить, что и магия у него простая. Опасная – да, не вопрос. Мощная настолько, что в огромном городе Гажине не нашлось героя, который смог бы хоть что-то противопоставить ужасам Морморы. Но – простая. Так я рассуждал. Потом я спросил себя: а в чем, собственно, главная слабость Лаздея? Ответ на поверхности. Как всякий по-настоящему злой человек, он болезненно нуждается в других людях. В одиночестве Лаздей быстро загнется. Он из тех бедняг, которые вынуждены постоянно оглядываться на других. Только обычно люди такого склада нуждаются в чужом сочувствии, или восхищении, или, скажем, любви. А Лаздею постоянно нужны доказательства, что он круче всех. Ради этого он кого угодно с дерьмом смешать готов. Сломать, искалечить, сна лишить или хоть до слез довести – да все, что угодно. Иного способа черпать силу и радость он не знает.

– Я сейчас запла́чу, – хмыкнул Зогги. – Ты еще скажи, что его в детстве обижали.

– Наверняка. Иначе откуда бы такое страстное желание расквитаться со всем человечеством разом? Впрочем, это его проблемы. Важно, что, поразмыслив об этом, я понял: нужно, чтобы жертвы Лаздея, которые невольно стали его сообщниками, на какое-то время о нем забыли. Все, разом. Известно, что самый простой и надежный способ отвлечь человека от его главного страха – напугать его еще больше. Придумать сценарий было не слишком сложно, реализовать, как вы оба могли заметить, тоже… Допивайте камру, друзья, и отправляйтесь спать. Смотреть на вас больно.

– Мне бы Тинну надо дождаться, – зевнул Зогги. – Что-то она запаздывает. Странно: чтобы Длинная Тинна, да за своими деньгами не торопилась…

– А разве мы ей так и не заплатили? – удивился я. – Деньги для нее я тебе еще днем дал.

– Она заходила, взяла часть суммы, чтобы рассчитаться со своими людьми. Обещала вернуться через час за своей долей, – объяснил Зогги. – Дескать, слишком много монет для ее дырявого кошеля. Думаю, на самом деле Тинна просто нашла предлог зайти ко мне еще раз: а вдруг этот твой красавчик в Мантии Смерти заявится. Она же всерьез глаз на него положила, я такие вещи всегда подмечаю.

– Ага, – ухмыльнулся я. – Славная парочка, даже жаль их так быстро разлучать.

– Но с тех пор прошло уже целых два с половиной часа, а Тинны все нет, – заключил Зогги. – Если бы это была не Тинна, я бы, пожалуй, начал беспокоиться. А так только сержусь понемножку. Может, она его по дороге встретила? Тогда понятно, почему ее до сих пор нет. И чем твой помощник занят, тоже понятно.

– Ты плохо знаешь Шурфа, – возразил я. – Уж если он вбил что-то себе в голову, будь покоен, пока не сделает, не угомонится. И три дюжины страстных красоток останутся ни с чем: сэр Шурф просто сметет их со своего пути к намеченной цели. Зато на обратной дороге подберет, пожалуй. Он парень хозяйственный.

– Вот оно как, – Зогги снова зевнул, да так, что у него голова чуть надвое не раскололась. – А камра у тебя и правда вкусная, Джуффин. Мне тебя теперь даже угощать будет неловко.

К этому умозаключению я его, собственно, и подводил. Но теперь, когда дело было в шляпе, мне стало жаль старого друга.

– Ничего, ты тоже хороший повар, Зогги, – соврал я. – Иди-ка отдыхать. Оба идите. Я сам тут пока посижу. Расплачусь с Тинной, дождусь Шурфа, отправлю его домой. В общем, дела найдутся, да и подумать мне есть о чем.

– А спать совсем не будешь? – уважительно спросил Зогги. Абилат к этому времени уже задремал, положив голову на руки, и в беседу не вмешивался.

– Я и так целый день спал. Ради дела конечно, но сон – он и есть сон. Даже если чужой и про Мормору.