То мчась во весь опор, то замедляя бег лошади, Линмаус пытался успокоиться, поэтому бесцельно блуждал вокруг Крукт-Хорна. Однако чувство стыда, словно собственная тень, его не покидало.
Наконец, когда солнце стало клониться к закату, а жара постепенно спадать, Ларри неожиданно, как ему показалось, оказался неподалеку от того места, где жил Уильям Оливер. Ранчо президента банка располагалось далеко за чертой городка, в той части местности, откуда начинались холмы, у подножия которых росли высокие тополя. В тени деревьев даже в самые жаркие дни было прохладно и сыро. Дом банкира напоминал бы жилище богатого фермера, если бы не его планировка. К основному, очень длинному зданию, то там, то здесь примыкали более низкие пристройки. Даже человеку, не сведущему в строительстве, было понятно, что дом банкира строился без каких-либо чертежей или плана. Глядя на него, можно было предположить, что застраивалось ранчо Оливеров по мере того, как росло благосостояние его хозяев, в спешке и хаотично.
К усадьбе вела длинная тополиная аллея, по которой в давние времена гоняли коров. Если по кронам деревьев гулял ветер, шелест листвы становился похожим на шум морского прибоя.
Когда Ларри Линмаус направил лошадь к дому Уильяма Оливера, как раз подул легкий ветерок. Едва он въехал в аллею, как густые кроны тополей, подобно морским волнам, сомкнулись над ним. Проезжая по дороге, Ларри то и дело поднимал голову и смотрел на окутавший его зеленый полог.
Уже подъезжая к дому, он заметил Си Такера, на ногах которого поблескивали резиновые сапоги. Старый негр, выполнявший в усадьбе всю черную работу, стоял рядом с навесом и мыл двухместную коляску. Заслышав топот копыт, Си выпрямился, обернулся и удивленно уставился на парня, будто впервые его увидел.
– Си, мисс Кейт дома? – спросил тот.
– Думаю, да, – не сразу ответил негр и снова занялся своей работой.
Вращая поддомкраченное колесо коляски, он мокрой губкой смывал налипшую на шину дорожную грязь. «Работа ответственная, но не настолько, чтобы так явно игнорировать меня, – подумал Линмаус, и тревожная мысль мелькнула в его голове. – Неужели здесь уже известно о моем позоре?»
Скрипнула дверь и со стуком захлопнулась. Нахмурившись, Ларри оглянулся на звук и увидел на пороге дома банкира.
Уильям Оливер выглядел совсем по-домашнему, не то что в конторе. Белый жесткий воротничок сорочки, который весь рабочий день давил ему шею, был расстегнут. На шее виднелось красное пятно, натертое верхней пуговицей. Банкир вышел в домашних шлепанцах и старом сером пиджаке из шерсти альпаки, тонкой и легкой, словно хлопчатобумажная ткань.
Он смотрел на Линмауса еще величественнее, чем в банке, где с деловым видом сновали его многочисленные подчиненные, демонстрируя боссу свое рвение в надежде получить повышение по службе.
От долгого ношения очков, которые ему сейчас были не нужны, на носу у мистера Оливера образовались глубокие вмятины, отчего его лицо приобрело унылое выражение. В руке он держал курительную трубку, популярную когда-то в Германии – длинную и слегка изогнутую.
Наконец банкир кивнул Линмаусу и с легкой улыбкой вяло произнес:
– Входи и присаживайся, друг мой.
Поднявшись на верхнюю ступеньку, Ларри в нерешительности остановился.
– Если можно, мне хотелось бы увидеть Кейт, – сказал он.
– Кейт очень устала, – сообщил отец девушки и, нахмурившись, принялся раскуривать трубку. Вскоре из его рта вырвался клуб дыма, закрыв на какое-то мгновение лицо. – Зайди, присядь, расслабься. Вытяни ноги, – повторил он свое приглашение. – Ну и хороша же твоя Фортуна! Не лошадь, а чудо! И не подумаешь, что всего месяц назад ее чуть было до смерти не загнали. В отличном состоянии!
– Да, в неплохом, – без особого энтузиазма согласился Ларри.
– Вот что значит порода, – заметил банкир. – И у людей точно так же. Если человек от природы выносливый, то он быстро восстановит свои силы. А что касается такой человеческой черты, как храбрость, то она, увы, не наследуется. Извини, но Кейт очень устала и выйти к тебе не сможет. – Оказав это, мистер Оливер бросил усталый взгляд в глубь тополиной аллеи.
Линмаус закусил губу. «Отец Кейт явно что-то недоговаривает. Неужели он надеется, что я так и уйду, не повидав девушку, которую люблю и которая отвечает мне взаимностью? К чему эти пустые отговорки?» – подумал он.
Ларри не видел Кейт уже шесть месяцев, на протяжении которых участвовал в различного рода авантюрах, терпел лишения, рисковал жизнью. Но все эти полгода он тосковал по любимой и мечтал о встрече с ней.
– Фортуна породистая лишь только наполовину, – уточнил Линмаус. – Второй родитель у нее дикий мустанг. Правда, внешне она совсем на него не похожа.
– Да, но необычайную резвость и выносливость явно унаследовала от него. Ни у одной даже самой чистопородной лошади такого нет. Я считаю, единственный недостаток диких лошадей – их короткие ноги. С такими ногами в галопе быстро не поскачешь. Правда, в горах или на плоскогорье длинные ноги им ни к чему. А вот интересно, сможет твоя Фортуна победить на скачках?
Линмаус понял, что хозяин дома хочет его заговорить и увести от основного дела, ради которого он тут оказался.
– Мистер Оливер, – тихо произнес он, – я пришел, чтобы увидеть Кейт. Уверен, если вы ей скажете, что я здесь, она непременно выйдет. Хотя бы на минуту.
Банкир тяжело вздохнул и поморщился.
– Друг мой, она знает, что ты здесь, – мягко ответил он и устремил взгляд в аллею.
Глядя на его спокойное лицо, Линмаус вдруг понял, что банкир вовсе не испытывает отцовского страха лишиться любимой дочери, хотя, вне всякого сомнения, он против их брака. Кому понравится иметь своим зятем преступника?
– Так Кейт знает, что я здесь, но выйти не хочет? – резко уточнил он.
– Мальчик мой, у нее головная боль. Очень сильная. Знаешь, как это бывает у женщин? – избегая взгляда парня, заявил Уильям Оливер.
Ларри подался вперед.
– Скажите, мистер… – начал он и остановился.
– Да, мой друг?
– Уверен, вы уже прослышали о ссоре в салуне. Так из-за этого Кейт не хочет меня видеть?
– О ссоре? – переспросил отец девушки и кашлянул. – Понимаешь, Ларри, после нее в городе пошли всякие там разговоры. Думаю, Кейт о них тоже услышала.
Линмаус сразу все понял.
– Так это вы все сами ей и рассказали? – воскликнул он.
– Да, я, – кивнув, на выдохе произнес мистер Оливер. – Лучше, чтобы она узнала это от отца, чем от посторонних.
– И что же вы ей сообщили?
– Ларри, не думаю, что мой пересказ тебе понравится. Послушай, дружок, я тебя прекрасно понимаю. Нельзя же быть храбрым всегда. Наступает момент, когда и смельчак пасует.
– Я хотел бы знать, что вы рассказали Кейт. – Лицо Линмауса побелело.
– Хорошо. Я сообщил ей, что Джей Кресс, картежник, нанес тебе пощечину и бросил вызов, а ты стал умолять его о пощаде! – суровым голосом доложил банкир. Потом медленно повернул голову и встретился глазами с Линмаусом.
Такого тяжелого взгляда Ларри вынести не мог и тотчас отвернулся. Но стоило ли убеждать Оливера, что никакой пощечины от Кресса он не получал? Парень не сомневался – история их «ссоры» благодаря устам горожан обросла и более неправдоподобными подробностями, которых на самом деле в помине не было. Очень даже возможно, что все уже говорили, будто там, в салуне, он упал на колени и умолял Кресса не стрелять в него.
«Да, паршиво получилось – хуже не придумаешь», – с отчаянием подумал Линмаус и вновь посмотрел на банкира.
А тот, словно щадя самолюбие юноши, отвел от него глаза и устремил взор на розовеющее над верхушками тополей небо.
– Я объясню вам, как все было, – хриплым голосом пробормотал Ларри. – То, что я просил Кресса не стрелять, – это правда. Но между нами был такой уговор. Кресс попросил меня разыграть сценку. Я должен был изобразить из себя труса…
– Попросил? – удивился Оливер.
– Да. Джей хотел, чтобы все думали о нем как о крутом малом. Он уговорил меня… – Ларри остановился, так как понял, что его объяснение звучит совсем неубедительно.
Банкир не проронил ни слова. Он прикрыл глаза рукой – но не для того, чтобы скрыть радость, а для того, чтобы не показать парню своего презрения. И в этом не было ничего удивительного. Кто ж поверит в такую байку, которую он только что ему поведал? Люди на суровом американском Западе, среди которых Линмаус завоевывал авторитет головореза, ни за что не поверили бы! Они сами носили оружие, частенько из него постреливали и прекрасно знали, что к чему.
Ларри понял, что слова его не убедили собеседника. Да и не смогли убедить. Зачем же дальше пытаться делать то, чего сделать невозможно?
Он поднялся, чувствуя такую усталось, какой в своей жизни никогда еще не испытывал.
– Передайте Кейт, что мне хочется в последний раз взглянуть на нее, – попросил тихо.
Мистер Оливер встрепенулся.
– Бесполезно… – начал он, но Линмаус его перебил:
– Не бойтесь! Умолять Кресса в салуне, я не стану!
– У тебя есть право видеть Кейт. Так ты настаиваешь?
Ларри рассмеялся и сам удивился своему звонкому, неестественному хохоту.
– Да, настаиваю.
Отец девушки скрылся в доме, а Ларри, проводив его взглядом, увидел в сумрачном холле сквозь стеклянную дверь девичью фигурку в белом. Кейт подошла к двери, коснулась ее рукой, но открывать не стала. За ее спиной маячил темный силуэт Уильяма Оливера.
– Хочу тебя спросить, – чужим, незнакомым голосом произнес Ларри. – Ты передумала? Так ты любила меня только за то, что я был головорезом? Что же ты теперь хочешь?
Линмаус прождал долго, прежде чем Кейт с трудом проговорила:
– Ларри, я… – и умолкла.
Ее дрожащий голос потряс Ларри. Презрение, которое он увидел в глазах любимой девушки, повергло его в ужас.
– Все кончено, – резко, обретая прежний голос, объявил он. – Мне только хотелось в этом убедиться. Прощай, Кейт! Не приведи Бог никому увидеть то, что я прочел в твоих глазах.
Затем Линмаус вернулся к Фортуне и уже взялся за поводья уздечки, как заметил рядом банкира.
– Прощайте, мистер Оливер! – бросил он и прыгнул в седло.
– Твои жестокие слова ранили сердце моей девочки! – сказал Оливер.
– Я ранил ее сердце? Ах, ее сердце! – вскричал Ларри и истерично захохотал. – Ее доброе и верное сердце! Таким может гордиться любая женщина. У такой, как Кейт, верности хватит лет на десять.
– И ты можешь это повторить, глядя мне в глаза? – удивленно спросил банкир.
– Глядя вам в глаза? – переспросил Линмаус. – А почему бы нет, мистер Оливер?
Он подъехал поближе к Оливеру и, наклонившись с лошади, встретился взглядом с банкиром. В этот момент дикая ярость обуяла его.
Отец Кейт ойкнул и в страхе отступил назад.
– Со мной-то ты смел, ведь бояться тебе нечего. Я стар и к тому же невооружен! – воскликнул он.
– И только поэтому, мистер Оливер? Ну нет, не только! Я вас не боюсь, потому что я вас наконец узнал. И вашу дочь тоже. Дочь банкира! Конечно же ей нужен в мужья не любящий ее человек, а авторитет! Пусть даже и преступный!
– Так вот какого ты о ней мнения? Тогда хорошо, что вы расстались. И жалеть об этом ты никогда не будешь.
– Жалеть? Я? Ну уж нет! Ни за что! – И, не сводя с банкира холодных глаз, Ларри снова залился неприятным для мистера Оливера хохотом. Затем, быстро развернув лошадь, выехал на дорогу и помчал ее в галопе.
Изумленный банкир посмотрел ему вслед, повернулся и направился к дому. От встречи с Линмаусом у него в душе остался неприятный осадок.
Из дому навстречу ему выбежала взволнованная Кейт.
– Папа, останови его! Пожалуйста! – закричала она.
Мистер Оливер схватил дочь и сжал ее в своих объятиях.
– Верни его! Крикни ему! – в отчаянии умоляла девушка. – Мне надо с ним поговорить. Я должна! Он же сошел с ума! Ты слышал его безумный хохот? Верни его!
Но банкир не выпустил дочь из рук. Без тени сомнения в голосе он заявил:
– Скорее верну своего злейшего врага, чем его. Слава Богу, ты теперь от него свободна! Я многих повидал на своем веку, но такого зверя еще не встречал. Нет, он хуже зверя. Просто дьявол! Поверь мне!
– Но папа! Я никогда не смогу его забыть! – причитала девушка.
– Девочка моя, я всегда желал тебе только счастья, – принялся успокаивать ее мистер Оливер. – Но по мне, так лучше видеть тебя мертвой, чем замужем за этим чудовищем. Он же погубит тебя!
Отец с дочерью еще разговаривали, когда Ларри Линмаус вернулся в городок. Он завел Фортуну в конюшню, стоявшую позади отеля, и попросил конюха:
– Дай ей самого лучшего овса.
Тот недовольно пожал плечами. Он в свое время лишился одной ноги и с тех пор был вынужден служить на конюшне. Став калекой, этот старик никогда больше не влезал на лошадь, но комплекса неполноценности у него из-за этого не появилось.
– Ну вот еще! – нелюбезно ответил конюх. – Что дам, то пусть и ест.
– Что-о? – рассердился Ларри.
Том Ламберт, так звали конюха, услышав угрозу, прозвучавшую в голосе молодого бандита, замер. Он был не из робкого десятка, всегда носил в кобуре старый, но никогда не подводивший его револьвер. Каждое утро, встав пораньше, Том спускался к реке и там в течение целого часа упражнялся в стрельбе. В Крукт-Хорне грохота выстрелов слышно не было – его гасили высокие крутые берега.
Подойдя к конюху далеко не хилого телосложения, Линмаус ткнул его в грудь пальцем. Старику показалось, будто тонкая ледяная спица пронзила его сердце. Со страхом и одновременно с удивлением он поднял глаза на человека, который совсем недавно запятнал себя позором, и увидел на его лице улыбку, а в глазах – бешеные огоньки. Ламберту стало не по себе, и он убрал руку, которую уже держал на кобуре.
– Хорошие манеры еще никому не навредили, – назидательно произнес Ларри. – Они к лицу даже таким подонкам, как ты. Отвечая на вопрос джентльмена, Ламберт, следует приподнимать шляпу. Понял?
Том Ламберт поспешно сдернул шляпу, и его давно нестриженные волосы, поднявшись, вновь легли на голову.
– Да, – буркнул он.
– Да, сэр, – поправил его Ларри.
– Да, сэр, – повторил конюх.
– И пока джентльмен разговариваривает с тобой, не поворачивайся к нему спиной. Ясно?
– Ясно, сэр, – со вздохом произнес Ламберт.
– А Фортуну мою почисть щеткой. Но только ласково и нежно. Представь, что это не лошадь, а бриллиант, требующий полировки. Дашь ей самого лучшего сена, а затем отборного овса. Ты понял меня, Ламберт?
– Да, сэр. Я сделаю все, как вы сказали.
– Ну, тогда всего хорошего, Ламберт!
– Доброй вам ночи, сэр.
Ларри вышел из конюшни, а конюх, оставшись один, еще долго смотрел ему вслед.
– Он чуть было меня не убил! – наконец воскликнул старик. – Да этот Линмаус был готов разорвать меня на части, будь он проклят!
Немного успокоившись, Том Ламберт занялся Фортуной.
Тем временем Линмаус, медленно ступая по лестнице, поднялся на веранду. Голоса людей, сидящих на стульях, что стояли вдоль стены, тут же стихли. Все присутствующие дружно посмотрели на Ларри и презрительно скривили рты.
Среди этих людей было немало тех, чьим мнением Ларри особенно дорожил и чье доброе слово для него много значило. Увидев их глаза, он с ужасом понял все, что они теперь о нем думают.
Входя в холл гостиницы, Линмаус услышал, как кто-то довольно громко произнес:
– Вот это да, Джимми, он даже голову не опустил! Как тебе это нравится?
Рослый, грубоватого вида парень с нависшей на глаза густой челкой перегнулся через перила веранды, что-то пробормотал, а затем громко захохотал.
Линмаус застыл в дверях, потом сделал шаг назад.
– Кто-то из вас смеялся? Или это собака лаяла? – небрежно бросил он.
Парни, собравшиеся от нечего делать у входа в гостиницу, разом замерли.
Лохматый, тот, что только что хохотал, резко обернулся и посмотрел на Линмауса.
– Это ты смеялся? – уточнил Ларри. В его вопросе звучала угроза.
– Да, я! – гаркнул лохматый. – Смеялся я. Ну и что из этого?
– Просто хотелось узнать, кому это вдруг стало так весело. Люблю хорошие шутки. Может, расскажешь, что тебя развеселило? – приблизился к нему бандит.
На веранде гостиницы было сумеречно, но еще достаточно светло, чтобы парень мог отчетливо разглядеть Линмауса. Увидев выражение его лица, он молча открыл рот и застыл.
– Так, значит, никто не шутил? Выходит, все-таки это собака лаяла? – повторил Ларри и надвинулся на лохматого.
В испуге тот отступил назад. У него подогнулись колени.
– Когда собака лает, ее заставляют замолчать. С помощью кнута. Запомни это! – велел Ларри и вразвалку направился к двери.
У всех сидевших на веранде от удивления отвисли челюсти. Не дойдя до двери, Линмаус обернулся и по очереди посмотрел каждому в лицо. Никто не смог выдержать его пристального взгляда, все дружно потупили взоры.
Ларри входил в гостиницу, когда тишину на веранде прервал уже не смех, а шум, похожий на приглушенный гвалт стаи встревоженных ворон. С таким отношением к себе он еще не сталкивался. Отчаянными поступками, совершенными в прошлом, знаменитый бандит обычно срывал аплодисменты. Но сейчас все переменилось. И тут услышал, как за его спиной кто-то презрительно и очень отчетливо произнес:
– Он же прекрасно знает, что Кресса среди нас нет!
О проекте
О подписке