– Слушай, если ты так боишься, что нас схватят. Давай я тебя просвечу! – спустя пару стаканов, сказал повеселевший Женька.

– Перефразируя слова Бендера, – занудно начал Олег. – Мне моя память дорога, как память. Так что не смей к ней прикасаться. Ведь… – Он отпил. Поморщился. – Ты мне льда что ли забыл добавить? – раскрыв как рыба рот, спросил Олег. – Хотя не… что-то там бьется по стакану. О чем я? Ах, да… Удаляя память, мы лишаемся опыта. Такими темпами не жизнь, а какое-то аморфное существования будет. Я вообще не понимаю, как люди на такое решаются.

– Не нам их судить.

– Я их не сужу. – Бодро вставил Олег. – У каждого своя жизнь. И каждый ей распоряжается как хочет.

Время валилось к утру. Коллеги цензоры развалились на мягком вельветовом диване. Закинули ноги на журнальный столик.

Уставшие, они вяло ворочали языками. Как бы из полусна.

– Я все равно уйду из этого бизнеса. – Решительно сказал Олег, откинув голову на спинку дивана. – Вот наскребу, чтоб Ваньку вылечить и уйду. Деньги ведь не главное в жизни? Так? И я о том же… Мне по сути большего и не надо. Да, зарплата пока что не очень, но это поправимо. Это впереди.

– К конкурентам пойдешь?

– Не-е… зачем к ним. Я у себя аккуратненько грызу гранит науки. Знакомства нужные завожу. Глядишь, лет через пять-десять доберусь до нашего секретного отдела обливионов. Говорят, там такие бабки платят у-у-ууу…

– Только что сказал, что деньги не главное. – Засмеялся Женька, уличив друга.

– Не главное. Как говорится, богатые тоже плачут…

– …но намного реже, – вклинился Женька.

– Да ну тебя… все шутишь. Ну, шути-шути… а я буду и дальше гранит грызть. Вот придумаю что-нибудь дельное. Заявлюсь в тот отдел и как дам пачкой бумаги по столу. Нате, мол… держите и не передеритесь. Заберут меня туда с руками и ногами.

– А голову как ненужный элемент оставят. – Не унимался Женька.

Олег только осуждающе посмотрел.

– Ладно-ладно, – замахал руками Женька. – Я вообще-то тоже не планирую всю жизнь в цензорах ходить. Скопил я вроде бы достаточно. Состарюсь, уйду на покой и открою какой-нибудь бизнес маленький. Главное, чтоб он спокойный был. Без всякой нервотрепки. Хватит с меня уже.

– Это да… молодец. Одобряю. – Олег поерзал на диване. Уткнулся в угол. – Не понимаю, как ты можешь жить один. Скукотища ведь жуткая… я бы точно без семьи спился. Семья у человека должна быть на первом месте.

– А у тебя?

– Разумеется на первом. А на втором, знаешь, что?

– Деньги? – вяло предположил Женька и лениво ухмыльнулся.

– Опять ты за свое. На втором месте у меня наука. – Гордо заявил Олег. – Для меня она, как кислород. Оторви меня от познания и я задохнусь. Или того хуже, в петлю залезу. Я, честно говоря, не очень понимаю этот мир. В смысле людей в нем. Здесь столько всего интересного, непознанного, неисследованного. А большинство живут так, как будто уже все изучили. Плевать им на открытие в биологии, физике, химии, медицине. А астрономия, это же вообще голову сносит. Стоит только задуматься, какие там расстояния. Какие просторы. Звезды, больше чем вся наша солнечная система. Это ведь такие масштабы. Даже я представить себе этого не могу. А ты все только о своих денежках думаешь. Да, они важны и нужны. Я не спорю. С ними оно как-то и живется легче. Но нельзя же всего себя им отдавать. Вот что для тебя еще важно, если не брать деньги? А-а… молчишь? То-то же… стыдно, наверное, самому себе признаться, что должны быть и другие интересы. А вот мне… – Олег бы еще долго развивал эту тему, если бы не крутой храп. Будто накрахмаленную простыню рвут над самым ухом.

Уронив голову на грудь, Женька спал.

Олег не стал будить. Только вынул стакан из руки. Подбил подушку. Повалил обмякшее тело на бок и накрыл пледом.

– За такси он заплатит, – улыбнулся он на выходе.

* * *

Женька редко бывал у Олега дома. Раза два, не больше. И все эти два раза стоял в дверях, не проходя вглубь квартиры. В этот раз он вынужден был снять обувь и прислониться к стенке, дожидаясь, пока Олег соберет Ваньку.

– Не забывай, что у нас сегодня еще работа, – кивнул Женька, указывая на часы.

– Помню! – отмахнулся Олег, пробегая мимо.

Из комнаты послышался то ли плач ребенка, то ли мартовский возглас кота.

– Не балуйся! – строго, но все же ласково прикрикнул Олег. – Давай, просовывай ручку. Давай-давай… вот, молодец. Сейчас оденемся и поедем с дядей Женей к маме. И бабушку сегодня увидишь. А теперь ножку. Давай…

Женька подпирал стенку. Смотрел на свою обувь и не понимал, зачем разулся. Ради приличия что ли?

От скуки начал рассматривать квартиру. Ничего выдающегося. Обычная квартира обычной семьи. Зашарканный паркет, выложенный простым треугольным узором. Вешалка, переполненная зимними вещами. Да и обувница, судя по всему, не вмещает всех пар кроссовок, туфель, тапок и сапог.

Он так увлекся ветвистыми трещинками не стене, что не сразу заметил, как в коридор выкатилось инвалидное кресло.

– Поздоровайся с дядей Женей.

Короткими рывками Ваня поднял голову. Посмотрел на Женьку скосившимися глазами, спрятанными за оградой красных круглых очков.

– …асте… – не сказал, а скорее выдавил из себя Ваня.

– Привет, – сказал Женька и улыбнулся. Он попеременно смотрел то на Ваньку с его утопленной нижней челюстью и большими сухими зубами, то на Олега, стоящего за креслом.

Олег кашлянул. Привлек внимание и начал усердно указывать глазами куда-то вниз.

Женька оглядел дрожащего Ваню. Оглядел себя. Вернул взгляд на Олега, который уже настойчиво тыкал подбородком и беззвучно шептал.

– …асте… – повторил Ваня.

И Женька, к своему стыду, только сейчас заметил протянутую, как для поцелуя, руку.

– Здарова, малой, – ухватился он. – Как твои дела? Вырос ты, конечно, знатно! Богатырь! Руку сжимаешь, как клещи. Это же надо! – скрывая свой стыд и глупый страх Женька нарочно говорил много и громко.

Он чувствовал себя странно. Знал, что у Вани проблемы со здоровьем и какая-то там тяжелая стадия ДЦП. Даже видел фотографии этого забавного большелобого мальчика с выступающими зубами. Но когда встретился с ним взглядом, по-настоящему ощутил свою беспомощность. Беспомощность и страх. Словно рядом с ним не человек, а другое существо.

Он и руку жал нехотя. Боязливо. Так и хотелось поскорее отпустить этот кусочек холодной дрожащей плоти.

– Хватит лобзаться. Поехали.

– Да… сейчас.

Женька суетливо обулся. Обронил пару курток. Ваня пискливо хихикнул.

– А как вы?.. – спросил Женька, когда они вышли на лестничную клетку.

– А вот так, – спокойно сказал Олег и закрыл дверь. Он склонился к Ване. – Как папа тебя учил? Цепляйся. Крепко-крепко. Вот, молодец. Бери коляску и пошли. – Бросил он Женьке.

В машину погрузились быстро. Олег показал, как складывается кресло. Женька недовольно фыркнул:

– Ты раньше не мог этого сделать? Я с пятого этажа с этой бандурой по лестнице полз.

– Зато ощутил, как оно, – назидательно сказал Олег.

Ехали медленно. Женьке казалось, что скорость и крутые повороты непременно плохо отразятся на Ваньке. Олег сидел на заднем сидении, поддерживал сына и всю дорогу комментировал происходящее за окном.

– Смотри, какая яркая машина…

Ваня обязательно дублировал последнее слово и пытался ткнуть дрожащим пальцем.

– …шииина. – протягивал он.

– Ого, какой экскаватор…

– …аааатор. – повторял Ваня.

– Слышишь? Пожарка едет. Сейчас нас будет обгонять.

И Ваня заламывал голову, пытаясь увидеть ревущий красный грузовик.

– Подъезжаем, – прервал Женька незамысловатую беседу.

– Надо в аптеку заскочить. Припаркуйся возле сквера. Я быстро. Вы пока на лавке подождите.

– На какой лавке?

– На любой. – Бросил Олег и выскочил из машины.

Женька обернулся к Ване.

– Ну что малой… давай выбираться отсюда. А то спаримся.

Он умело разложил кресло. Подкатил к задней двери. Отстегнул ремень.

– Как там тебе папа говорит? Цепляйся за меня. Крепко-крепко.

Женька пытался скопировать интонацию нежности. Слышал что фальшивит, но остановиться не мог.

– А теперь, давай уйдем с солнышка. Яркое солнышко. Яркое. – Зачем-то повторял он, укатывая Ваню в тень деревьев. – А тут и вправду лучше. Слышишь, птички поют.

– …оют.

Спустя несколько минут глупого созерцания сквера, Женька не выдержал.

– Нравится тебе тут?

– …аица. – повторил Ваня.

– А что тебе нравится?

Женька сел на лавку и подкатил кресло напротив себя.

– Мне нравится, что тут зелено. Слышишь? Интересно получается, что посреди города есть такой зеленый уголок, где можно услышать птиц. А что тебе нравится?

Неваляшкой, голова Вани поднялась к небу:

– …онце! – воскликнул он.

– Солнце? – поддержал Женька

– Да. – Довольно четко произнес Ванька.

– А хочешь, я тебе фокус покажу? – и, не дожидаясь ответа, Женька засучил рукава. Достал монетку и нарочно покрутил перед Ванькой. – Это простая монетка. На вот, подержи…

Ваня протянул дрожащую руку. Убедился в твердости металла и вернул.

– Теперь я кладу ее сюда… Смотри внимательно, – Женька положил монетку на ладонь. Вторую руку отвел в сторону. – Давай, загибай мне пальцы.

Он почувствовал холодное прикосновение ребенка. И снова этот глупый страх подкатил к горлу. Женька пересилил себя.

– Вот, молодец. А теперь дунь три раза. Итак, я открываю руку…

Ванька до последнего надеялся, что монетка в кулаке. Когда перед ним оказалась пустая ладонь, он начал сильно крутить трясущейся головой, будто бы монетка упорхнула на лавочку, прилипла к дереву или оказалась далеко на дороге.

– Где? – продолжая трясти головой, спросил Ваня.

– Вот же она.

Женька завел открытую ладонь за ухо Вани, а вернул уже с монеткой между большим и указательным пальцами.

На мгновение Женьке показалось, что с Ваней случился припадок. Он так запрыгал на кресле, и так заголосил. Взвизгнул и быстро затараторил, как обычно усекая слова до последних слогов. Женька не смог разобрать этого языка, но он отлично уловил язык тела.

Ваня радовался.

– …ще! …ще!

– Нет, друг мой, – серьезно сказал Женка. – Фокус два раза не показывают. Мы сделаем кое-что получше. Хочешь, я тебя научу?

Ванька кивнул. А потом кивнул еще раз. И еще. Видимо для надежности.

– Секунду. Для этого фокуса нужен дополнительный инвентарь, – сказал Женька и сбегал в машину.

Вернувшись, он расстегнул у Вани рукав. Привязал изнутри резинку. Затем срезал пуговицу со своей рубашки.

– Готово. Возьми пуговку этими пальцами, – дрожащие пальцы мальчика цепко схватили крохотную пуговичку. – Теперь покажи мне ее. И второй рукой убери ее в кулачок. Вот, молодец. Теперь отпусти пуговицу. И все… открывай кулачок. Так-с, – почесывая затылок, сказал Женька, – что-то наша конструкция не работает.

Он снова расстегнул рукав, укоротил резинку. В этот раз фокус сработал. Ваня не верил своим глазам. Только что пуговица была в кулаке и тут раз… она уже в рукаве. А в кулаке пустота.

Они проделали этот фокус раз двадцать.

Когда вернулся Олег, Ваня тут же показал его папе. Только что пуговка была между пальцев и в одночасье она испарилась. Олег искренне удивился.

– Ты чему моего сына учишь, шарлатан? – улыбался он – Пойдем Ваня, маме фокус покажем. Попрощайся с дядей Женей.

– …ака! – выдавил Ваня.

– Дай краба, как мужик! – Женька пожал руку ребенка. – В следующий раз научу тебя, как карты отгадывать. Договорились?

– Ага.

– Давай, малой.

Олег покатил перед собой кресло. Женька, сидя на лавочке, видел, как Ваня, свесив дрожащую голову через край подлокотника, улыбался и махал ему.

Олег вернулся как раз, когда зажглись фонари и темнота, словно испугавшись, затаилась в сквере, среди деревьев и пустых лавочек.

– Поехали! – радостно сказал он и занял кресло водителя.

– Ты чего это, светишься весь?

– Есть одна новость, – интригующе сказал Олег.

– И?..

– Я почему тебя вызвал-то? Юлька в больнице была. В общем, скоро в нашей семье будет пополнение.

– Да ладно!?

– Уверенно приближаюсь к статусу многодетного отца. – Сиял Олег.

– Поздравляю! Молодцы! Как вы так?.. Эх, реально порадовал. Известно, кто?

– Девочка, – расплылся в улыбке Олег. – Все анализы в норме. Так что… осталось только ждать.

– Во даете, – не унимался Женька. – Молодцы! Надо бы мне тоже что ли о семье задуматься.

– А я тебе давно говорил. Семья это вечные проблемы. Но, какие-то приятные проблемы, что ли…

– Может, ты и прав. Сегодня обязательно поедем ко мне и выпьем, – заявил Женька. – Отказы не принимаются. Завтра у тебя выходной. Твои у тещи… так что все складывается. Хоть отпразднуем. А пока что… – Женька перегнулся на заднее сидение и достал маски. – Держи.

– Я позже надену. В очках неудобно. Введи пока в курс дела. Кто у нас сегодня?

– Старик какой-то. – Небрежно бросил Женька, натягивая маску. – Причем нашел меня самостоятельно. Никаких внуков и детей у него нет. Говорит, что хочет просто воспользоваться нашим светильником.

– Может, ему в аренду сдать? – улыбнулся Олег.

– Ага. Только сегодня и только сейчас – светильник в аренду на час! – Подхватил Женька.

Одинокий силуэт старика с тростью и кепкой-блином поджидал их на углу улицу.

Женька вышел, перекинулся парой слов, надел мешок дедуле на голову и посадил в машину.

– Алексей Михайлович, вы знаете, почему мы вынуждены использовать мешок? – привычным тоном спросил Женька и взял старика за руку.

Сухая ладонь выскочила из объятий.

– Знаю. Чтоб при просветке в другом месте я не смог вывести на вас.

Женька поймал на себе испуганный взгляд Олега.

– Это вам родные сказали? Или интернет?

– Какая вам разница? – дерзил Алексей Михайлович. – Вы занимайтесь своим делом, а я займусь своим. Давайте просто сделаем то, зачем мы встретились.

Ехали молча.

Женька вывел Алексея Михайловича, усадил в кресло, дал таблетку. Надвинул на голову полусферу и вернулся к компьютеру.

– Алексей Михайлович, мне надо, чтобы вы сейчас…

– Ребята! – лысая голова старика с повязкой на глазах повернулась к ним. – Давайте поступим так. Я знаю, как работает эта штука. И я хочу, чтобы вы стерли все, о чем я буду думать. Не спрашивайте зачем и почему. Вас это не должно касаться. Я плачу деньги и я хочу получить результат. Лучше скажите мне, когда будете готовы. И скорее приступим.

Олег в очередной раз бросил косой взгляд на Женьку и кивнул.

– Мы готовы. Приступаем.

Женька надвинул наушники и прильнул к монитору. Воспоминание Алексея Михайловича было скомканным и смазанным, собственно, как и любое другое.

Какие-то длинные коридоры с бесконечными дверьми. Снующие по коридорам люди. Конференция в большом зале с проектором. Меловая доска, исписанная под завязку. Казалось, формулы плавно перетекали с доски на стену. И безумный возглас самого Алексея Михайловича:

– Не может быть…

Мел скрипел на доске.

Женька от первого лица наблюдал, как сухая рука старика без остановки царапает доску. Формулы ширятся. Удлиняются. Символы становятся мельче. Чтобы все поместилось на этот кусок деревяшки.

И все это действие сопровождается редкими и пугающими репликами самого Алексея Михайловича.

– Это невозможно… это невероятно… если это вынести за пределы и усилить сигнал, при этом транслируя знакомые образы, то можно будет… нет-нет-нет… этого не может быть.

А рука тем временем продолжала выводить все новые и новые формулы.

– Куда его теперь? – спросил Олег, указывая на уснувшего в кресле старика.

– Он оставил инструкции, – развел руки Женька. – Положить его в машину. Адрес у меня есть. Поехали.

– А дальше?

– А дальше он как-то сам. И мы сами. Вторая часть там же… в машине. Выключай тут все, грузим его и поехали.

Старик не обманул. В бардачке лежал туго смотанный конверт.

Они уложили Алексея Михайловича в салон. Накрыли на всякий случай курткой, забрали конверт и уехали.

Оставшуюся часть ночи они провели в квартире Женьки в приятном окружении звенящего бутылками бара и заказанной из ближайших ресторанов еды.

* * *

На следующий день. Помимо тяжелой головы и скользких мыслей, Женьке не давал покоя их вчерашний клиент.

И было странно совсем не то, что он знает каждый шаг работы светильника. Этим уже никого не удивишь. Скорее, тревожило его воспоминание. От чего же он хотел избавиться? Ведь там не было ничего такого, к чему Женька, за свой многолетний опыт работы цензором, привык.

Не было смертей. Не было какой-то мерзости в виде расчлененки. Насилия родителей. Утраты ребенка, закостенелой обиды, измен… ничего такого, с чем люди легко и радостно прощаются.

Но что-то же там было? – сам себе говорил Женька. Что-то же исчезло из его памяти. Странно все это.

Тем же вечером он в одиночку поехал к светильнику. Включил свет. Заварил крепкий кофе и загрузил воспоминание Алексея Михайловича.

* * *

Звонок раздался среди ночи.

Олег нехотя взял телефон. Нащупал очки.

– Чего тебе? – сонно спросил он.

– Олег, ты срочно нужен.

– До завтра не подождет? Мне на работу утром.

– Вот как раз о твоей работе я и хочу поговорить. Спускайся. Я у подъезда.

– Кто там? – сонно спросила Юля.

– Это по работе. Я скоро, милая.

Десять минут спустя они уже мчались по ночному городу.

– Вчерашнего клиента помнишь? – спросил Женька.

– Ну…

– Я еще когда первый раз смотрел его воспоминания, то что-то почувствовал.

– И что там было? Хотя нет. Стой! Не хочу знать. Я чту кодекс, в отличие от некоторых.

– Тебе придется его нарушить. – Холодно сказал Женька. – У него там какие-то формулы, кабинеты, коридоры, люди… в общем, если не приглядываться, то ничего странного. Но я пригляделся, на свою голову. В общем, сам все увидишь.

Подъехали к светильнику.

Все в полуподвальном помещении было включено. Лампы дрожали на потолке, потрескивая вакуумными трубками. Несколько компьютеров гудело. Даже кофе на столе еще сохранял стремительно убегающее тепло.

– Садись. Давай-давай… – торопил Женька.

– Да, что ты там увидел? – спрашивал Олег, но не сопротивлялся.

– Смотри.

Женя загрузил воспоминание Алексея Михайловича.

На мониторе замелькали кадры. Воспоминания оно всегда так… четкой картинки не жди. Словно съемку ведут в плотном тумане, где лишь отдельные куски видны четко. Все остальное смазанное и мутное. На сленге цензоров – это называется «коррекция мозга», когда мозг сам определяет, что есть настоящее воспоминание и что имеет первостепенную важность. А что человек может сам изменить и додумать. Ведь какая разница, какого цвета были стены… каким было освещение. Изменив эту информацию, важность не потеряется

Олег внимательно смотрел в монитор. Обращал внимание на все мелочи. Но вот воспоминание закончилось и ничего. Олег вопросительно посмотрел на Женьку.

– Вот и я не сразу заметил, – сказала тот.

– Что я должен был заметить? – недовольно спросил Олег. – Какие-то формулы. Некоторые мне понятны, в остальных надо разбираться. Я так быстро не могу…

– Ты хоть что-то там понял, я же совсем ничего. Но! – Женька замер. – Это воспоминание не давало мне покоя. Я чувствовал, что в нем есть что-то ценное. Было ощущение, что мой мозг увидел это, но сам я еще не додумался что именно. В общем, смотри.

Он запустил повторно.

На экране показался длинный коридор. Затем какая-то конференция. Много людей.

Женька нажал на паузу.

– Вот! – ткнул он в монитор. – Кто это?

– Да ладно… – вырвалось у Олега. Он неотрывно смотрел поверх пальца, где среди множества лиц было и его лицо.