© М.А. Волчкевич, 2013 г.
Прозоров Андрей Сергеевич.
Наталья Ивановна, его невеста, потом жена.
Кулыгин Федор Ильич, учитель гимназии, муж Маши.
Вершинин Александр Игнатьевич, подполковник, батарейный командир.
Тузенбах Николай Львович, барон, поручик.
Солёный Василий Васильевич, штабс-капитан.
Чебутыкин Иван Романович, военный доктор.
Федотик Алексей Петрович, подпоручик.
Родэ Владимир Карлович, подпоручик.
Ферапонт, сторож из земской управы, старик.
Анфиса, нянька, старуха 80 лет.
Действие происходит в губернском городе.
Действие начинается фразой Ольги Прозоровой: «Отец умер ровно год назад <…>». Дальше она рассказывает, что было холодно, шел снег, а сестра Ирина лежала в обмороке, как мёртвая. Правда, тут же Ольга добавляет, что теперь вспоминает об этом легко.
Генерал скончался в день именин младшей дочери. Однако для его детей этот праздник, кажется, не омрачен воспоминаниями о потере и горе. В доме много гостей, вечером обещан именинный пирог.
Это особенно странно, потому что сёстры то и дело говорят о приметах и суевериях. Маша боится шума в печке, рассказывает, как перед смертью отца гудело в трубе. Ирина гадает и раскладывает пасьянс. Когда Ольга начинает говорить о том, как ей страстно хочется на родину, в Москву, Маша, задумавшись, насвистывает песню. Ольгу это возмущает: «Не свисти, Маша. Как это ты можешь!» – упрекает она сестру. Однако никому из Прозоровых не приходит в голову отменить именины. Может быть, они не любят память о своем отце?
Нежная Ирина, которой исполнилось двадцать лет и лицо которой сияет, откликается на реплику сестры об отце не просто равнодушно, а почти грубо: «Зачем вспоминать!» Очевидно, что Ирина не хочет вспоминать, и Ольгу это не удивляет. Ольга и сама, едва упомянув об отце и его кончине, начинает говорить о единственно важном, что её утешает и волнует – о Москве.
Время для неё существует лишь в таком измерении – то, что было в Москве и что было после: «Одиннадцать лет прошло, а я помню там всё, как будто выехали вчера. Боже мой! Сегодня утром проснулась, увидела массу света, увидела весну, и радость заволновалась в моей душе, захотелось на родину страстно».
В разговорах Прозоровых город их детства, само детство существуют отдельно от отца, как будто его и не было тогда. Ирина признаётся, что она проснулась в день именин и почувствовала радость, и вспомнила детство, «когда еще была жива мама». Отец же, который там много уделял внимания дочерям и сыну, загадочная фигура умолчания. Или критики.
Андрей, едва познакомившись с гостем, подполковником Вершининым, спешит сообщить ему: «Отец, царство ему небесное, угнетал нас воспитанием. Это смешно и глупо, но в этом всё-таки надо сознаться, после его смерти я стал полнеть и вот располнел в один год, точно мое тело освободилось от гнёта». Однокоренные слова «гнёт» и «угнетать» стоят рядом в этом высказывании. Очевидно, что своему необыкновенному детству и юности Прозоровы готовы предъявить весьма нелицеприятный счет.
Прозоровы еще очень молоды – Ирине исполнилось 20, Андрею не должно быть больше 23–24, Маше – лет 25–26. Ольга говорит о себе – «мне двадцать восемь лет». Никто из них, кроме Ольги, четыре года работающей учительницей в гимназии, еще никак не проявил себя. Надо признать, что необычны Прозоровы прежде всего воспитанием, в котором отец сыграл ключевую роль.
Так что же за человек был генерал Прозоров? О характере, о натуре, о привычках отца впрямую не говорит ни один из его детей. Но есть многозначительные детали и косвенные намеки.
Когда Ольга в начале первого действия вспоминает о похоронах, она рассказывает: «Помню, когда отца несли, то играла музыка, на кладбище стреляли. Он был генерал, командовал бригадой, между тем народу шло мало». Вопрос, отчего так мало людей захотело проститься с их отцом, как будто повисает в воздухе. Правда, Ольга добавляет, что был дождь тогда, сильный дождь и снег.
Если исходить из признания Чехова, что в «Трёх сёстрах» изображен город «вроде Перми», то холодная весна не должна казаться природной аномалией. Но вряд ли только погода виной тому, что народу шло мало. Особенно, если учесть, что в окружении Прозорова преобладали военные, которых трудно испугать снегом в начале мая. Предположение, что не так уж много людей любило своего командира бригады, кажется неизбежным.
Что если он походил на командира из рассказа «Поцелуй»: «В коляске, на паре белых лошадей, прокатил бригадный генерал. Он остановился около второй батареи и закричал что-то такое, чего никто не понял. К нему поскакали несколько офицеров, в том числе и Рябович.
– Ну, как? Что? – спросил генерал, моргая красными глазами. – Есть больные?
Получив ответы, генерал, маленький и тощий, пожевал, подумал и сказал, обращаясь к одному из офицеров:
– У вас коренной ездовой третьего орудия снял наколенник и повесил его, каналья, на передок. Взыщите с него.
Он поднял глаза на Рябовича и продолжил:
– А у вас, кажется, нашильники слишком длинные…»
И этот придирчивый генерал, и главный герой рассказа штабс-капитан Рябович, «маленький, сутуловатый офицер, в очках и с бакенами как у рыси», конечно, прототипичны по отношению к «Трём сёстрам».
В драматургии Чехова немало фигур прошлого, глухо упоминаемых в настоящем. Однако они бросают тень на будущее и даже определяют его. Можно сказать, что столь значимое присутствие прошлого в настоящем является драматургическим приемом Чехова.
История героев «Чайки», «Дяди Вани», «Вишнёвого сада» – это полускрытая семейная хроника, последствие тлеющих претензий, скандалов и катастроф. Аркадина никогда не упоминает о своем муже, а её сын Треплев стыдится своего происхождения и записи в паспорте – «киевский мещанин». Нина Заречная находится целиком во власти отца и мачехи, потому что её покойная мать отчего-то оставила своё огромное состояние мужу и обделила дочь.
Иван Петрович Войницкий отказался от своей части наследства в пользу сестры и посвятил всю свою жизнь чужому человеку, своему зятю. Сын сенатора, ценящий науку и просвещение, добровольно превратил себя в управляющего имением, торговца сеном и пшеницей.
Такому же служению и обожанию Серебрякова предались его теща Мария Васильевна и дочь Соня. Семья Войницких в полном составе являет собой удивительный, неразгаданный феномен самопожертвования и отречения от себя, и трудно винить в этом коллективном безумии лишь профессора Серебрякова.
Владельцы вишнёвого сада, Раневская и Гаев, постоянно взывают к теням прошлого. Но так и остается неизвестным, кто был муж Раневской, не дворянин, тот, что «умер от шампанского»? Как и почему появилась в доме Раневской и Гаева приемная дочь Варя? В пьесе «Три сестры» скрытые умолчания о прошлом родителей играют особую роль.
Можно предположить, что хотя генерал Прозоров и сделал карьеру, военная среда едва ли была исполнением его мечтаний. Возможно, выбор рода деятельности был продиктован не призванием, но нуждой или необходимостью самому пробивать себе дорогу. Для мальчика из небогатой или даже бедной семьи кадетский корпус, а затем училище давали иногда единственную возможность казенного обеспечения и социального роста.
На то, что Прозоров вышел из бедного сословия указывает то, что у его детей нет никакого наследства, кроме пенсии отца и дома, в котором он жил. В отличие от «Дяди Вани» и «Вишнёвого сада», у героев нет землевладений, имений или богатых родственников, подобных ярославской бабушке.
Мир «Дяди Вани» и «Вишнёвого сада» полон челяди и приживалов – непременной части помещичьей, обеспеченной жизни. А в доме Прозоровых, как вспоминает Маша, не было даже слуг, всю грязную работу брали на себя денщики отца. На «домашний» обиход военные определенного ранга получали дотации и очевидно, что генерала этот порядок вполне устраивал. От прошлого Прозоровым осталась лишь нянька Анфиса. Такой уклад, равно как и то, что всем своим детям генерал внушал мысль о необходимости трудиться, говорит о привычке экономить даже в малом и рассчитывать лишь на свои силы и возможности.
Прозоров был командиром бригады, то есть бригадным генералом. Это – самое невысокое из генеральских званий Российской империи, что не умаляет трудности его достижения. Вершинин говорит, что когда он служил в Москве, то полковник Прозоров был его начальником, батарейным командиром. Следуя порядку чинопроизводства второй половины ХIХ – начала ХХ века, офицеры должны были прослужить в каждом чине не менее четырех лет. Продвижение по службе выше полковничьего звания зависело исключительно от образования, заслуг или усмотрения начальства.
В ХIХ веке большая часть офицеров имела специальное военное образование. Окончание военных академий создавало предпочтительные условия для производства в высшие офицерские и генеральские чины.
Можно с большой уверенностью утверждать, что полковник Прозоров, столь блестяще продолживший свою карьеру, закончил Академию Генерального штаба или иную академию.
Учеба в академии, которая находилась в столице России, Петербурге, открывала перед её выпускниками блестящие перспективы. Именно потому так трудно было поступить в неё. Существовала жесткая квота, экзамены были очень строгими. Несмотря на это, процент генералов, выходцев из податного сословия (крестьян, мещан) был достаточно высок. Офицеры составляли при поступлении и сдаче экзаменов серьёзную конкуренцию друг другу. Однако, в мирное время, это был едва ли не единственный шанс вырваться из рутинной жизни провинциального гарнизона и нижних офицерских чинов.
Знаменитая повесть А.И. Куприна «Поединок» (1905) рисует довольно унылую, давящую атмосферу армейских буден полка, расположенного в забытом Богом местечке. Обязанности младших офицеров сводятся здесь лишь к бессмысленной муштре солдат и подготовке к смотрам, а досуг заполнен неизбежными попойками, адюльтерами и мелкими стычками.
Младший современник и знакомец Чехова Александр Куприн сам был выходцем из обедневшей семьи, закончил кадетский корпус, затем военное училище. Служба в чине подпоручика в Днепровском пехотном полку дала ему материал для описания жизни русской армии в глубинке. Главный герой повести, младший офицер Ромашов, грезит как об избавлении об академии: «И в нём тотчас, точно в мальчике <…> закипели мстительные, фантастические, опьяняющие мечты. «Глупости! Вся жизнь передо мной», – думал Ромашов, и в увлечении своими мыслями, он зашагал бодрее и задышал глубже. – Вот назло им всем, завтра же с утра засяду за книги, подготовлюсь и поступлю в академию. Труд! О, трудом можно сделать всё, что захочешь».
Мечтание об иной жизни, о столице владеет не только Ромашовым, но и женой сослуживца Ромашова, Шурочкой. «Я не могу, не могу здесь оставаться, Ромочка! <…> Остаться здесь – это значит опуститься, стать полковой дамой, ходить на ваши дикие вечера, сплетничать, интриговать и злиться по поводу разных суточных и прогонных <…> Поймите же, милый Ромочка, что мне нужно общество, большое настоящее общество, свет, музыка, поклонение, тонкая лесть, умные собеседники. Вы знаете, Володя пороху не выдумает, но он честный, смелый, трудолюбивый человек. Пусть он только пройдет в генеральный штаб, и клянусь – я ему сделаю блестящую карьеру».
Герои «Поединка», написанного через пять лет после премьеры «Трёх сестёр», живут той же жизнью, что и военные в пьесе Чехова. Есть тут и пьяница-философ, отдаленно напоминающий Чебутыкина; пошлячка Раиса, знаменитая любовными связями с младшими офицерами; а также ограниченный, томящийся своей незначительностью муж Шурочки, подобно Солёному, не потерпевший «счастливого соперника». В такой обстановке даже поединок, дуэль представляется ярким событием, разрядкой от мертвящей пошлости.
Очевидно, что честолюбивый глава семейства Прозоров не хотел такой жизни ни для себя, ни для своих детей. Можно только догадываться, какие усилия он приложил (если только он изначально не обладал протекцией и связями), чтобы оказаться и обосноваться в Москве. Казалось бы, он сам и его семья обрели то самое существование, о котором страстно мечтают герои повести Куприна, заброшенные в местечко, «которого нет ни на одной географической карте».
Прозоровы жили на Старой Басманной. Для Ольги, Ирины и Маши это родной город, где они родились и росли. Друзьями и гостями их дома, судя по воспоминаниям детей, были военные.
Удивительно иное – получив особенное (в масштабах огромной российской империи с её тысячами медвежьих углов и забытых Богом местечек) положение, чеховский герой пожелал совершенно другой участи для своего сына и даже своих дочерей. И она никак не было связано с военной службой, армейской карьерой для единственного сына Андрея или блестящей партией для дочерей Ольги, Ирины и Маши.
Мечтание Прозорова выдает в нём натуру незаурядную, деятельную и глубоко неудовлетворенную той судьбой, что выпала ему самому. По сути, в своих детях Прозоров решил воплотить, как выражаются сегодня, некий масштабный проект. Проект воспитания и образования особенных людей.
Какими же знаниями должны были овладеть дети Прозорова по представлению отца? В этой домашней системе образования, судя по всему, предпочтение отдавалась гуманитарным предметам. Особенно иностранным языкам. Благодаря отцу Андрей и сёстры знают французский, немецкий и английский языки, а Ирина «еще и итальянский».
Кроме того, Маша блестяще (как уверяют те, кто слышал её игру), музицирует на рояле, а Андрей играет на скрипке. И при этом ни один из детей Прозорова не знает определенно, зачем отец обучал всему этому и чего он хотел достичь такой методой.
Конечно, дети Прозорова посещали классическую гимназию.
Только её окончание давало право Ольге преподавать в гимназии, а Андрею – поступить в университет. Упоминается в пьесе, что Кулыгин был гимназическим учителем Маши.
В 1871 году министром просвещения России была проведена реформа среднего образования с целью сделать мужские гимназии прежде всего классическими, где упор делался на изучение древних языков. Латинскому языку отводилось наибольшее количество часов в неделю. Изучался греческий язык. Причем количество часов, отведенных на эти языки, было гораздо большим, чем на французский и немецкий. Латынь преподавалась и в женских гимназиях (кроме так называемых «Мариинских«).
О строгих учителях – латинистах, об изнуряющих переводных и выпускных экзаменах, страхе перед провалом вспоминали все, чьи гимназические годы выпали на вторую половину ХIХ – начало ХХ века. Автор «Трёх сестёр», ученик таганрогской гимназии, в пятом классе «завалил» переэкзаменовку по греческому языку и был оставлен на второй год.
Неслучайно чеховский Беликов, «человек в футляре», наводящий тоску и страх на целых город своим «как бы чего не вышло» – учитель греческого. Преподаватель «мертвых» языков и Кулыгин, муж Маши.
Таким образом, кроме гимназии с её строжайшей программой, Ольга, Маша, Ирина и Андрей Прозоровы должны были учиться и дома. Причем их «учитель» явно был человеком ревностным и не ведающим снисхождения. Отчитавшись Вершинину о том, сколько языков они знают благодаря отцу, Андрей со вздохом добавляет: «Но чего это стоило!» Ольга говорит, что отец приучил детей вставать в семь часов и даже сейчас Ирина просыпается в это время и, по крайней мере, два часа лежит и о чём-то думает.
В русской литературе не так уж много примеров, когда бы отец занимался воспитанием и образованием своих отпрысков.
В романе «Война и мир» старый князь Николай Болконский верит, «что есть только два источника людских пороков: праздность и суеверие, и что есть только две добродетели: деятельность и ум». Он сам ведает воспитанием своей дочери. Несмотря на то, что в начале романа княжне Марье уже двадцать лет, отец не только дает ей уроки алгебры и геометрии, но и ранжирует всю её жизнь по часам.
Занятия старого князя и его дочери выразительно представлены в сцене урока: «Княжна испуганно взглядывала на близко от неё блестящие глаза отца; красные пятна переливались по её лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу. Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью».
Болконский расписывает не только учебу, но и все занятия своей дочери. Так, в двенадцать часов дня предписывалась обязательная игра на клавикордах. Упомянуто, что к инструменту княжна Марья пошла «с испуганным видом».
Герой романа Тургенева «Дворянское гнездо», Лаврецкий, англоман и оригинал, решает сделать из своего двенадцатилетнего сына «человека» и «спартанца». «Исполнение своего намерения Иван Петрович начал с того, что одел сына по-шотландски: двенадцатилетний малый стал ходить с обнаженными икрами и с петушьим пером на окладном картузе; шведку заменил молодой швейцарец, изучивший гимнастику до совершенства; музыку, как занятие недостойное мужчины, изгнали навсегда; естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло, по совету Жан-Жака Руссо, и геральдика, для поддержания рыцарских чувств, – вот чем должен был заниматься будущий «человек»; его будили в четыре часа утра, тотчас окачивали холодною водой и заставляли бегать вокруг высокого столба на веревке; ел он раз в день по одному блюду, ездил верхом, стрелял из арбалета; при всяком удобном случае упражнялся, по примеру родителя, в твердости воли и каждый вечер вносил в особую книгу отчет прошедшего дня и свои впечатления; а Иван Петрович, с своей стороны, писал ему наставления по-французски, в которых он называл его mon fils {мой сын (франц.).} и говорил ему vous {вы (франц.)}. По-русски Федя говорил отцу: «ты», но в его присутствии не смел садиться».
Тургенев пишет, что такая «система» сбила с толку мальчика, поселила путаницу в его голове, притиснула его. Младший Лаврецкий боится своего отца, как и княжна Марья чувствует неизменный страх перед родительской методой. Федор Лаврецкий и княжна Марья настолько «притиснуты» своими родителями, что оказываются отделенными от своих сверстников, чуждыми обыкновенной жизни своего сословия. Оба ощущают себя чудаками, жертвами капризной воли. Тем более, что они лишены материнской любви.
Однако в обоих романах речь идет о домашнем, «усадебном» воспитании молодого аристократа и аристократки первой половины ХIХ века. Детство, проведенное в дворянском гнезде, особенно, если его хозяева, как старик Болконский или Иван Лаврецкий, предпочитали не знаться с соседями, способствовало искусственному уединению детей и располагало к необыкновенным методам образования.
Отрочество молодых Прозоровых пришлось на совсем иное время – конец ХIХ века. Они росли в столичном, затем в губернском городе. Посещали гимназию, в доме бывали гости, сослуживцы отца. Да и принадлежали они совсем иной социальной среде. Кроме того, Лаврецкий и Болконский не обременены каждодневной службой. Тогда как Прозоров по роду деятельности должен был проводить большую часть времени на плацу или в казармах. Однако это ничуть не помешало ему отдаться причудливому взращиванию своих детей. В частности, в пьесе не упоминаются гувернантки, неизбежная фигура в семействах, где растут дочери. Тем более, что они потеряли мать.
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Три сестры. Драма мечтаний», автора Майи Волчкевича. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанру «Русская классика». Произведение затрагивает такие темы, как «пьесы», «анализ художественных произведений». Книга «Три сестры. Драма мечтаний» была написана в 2013 и издана в 2020 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке