– Чтобы пёрло, надо петь уметь. Нет?

Они тихо посмеялись и пошли в зал.

Лена постоянно пыталась удержать в руках телефон и клатч, ещё и диктофон. Ремешок, который позволил бы накинуть сумочку на плечо, был утерян давным-давно. А то, что обе руки постоянно заняты – бесило ужасно.

ДК она знала, как свои пять пальцев. Слишком часто приходилось здесь работать. Любое мало-мальски значимое событие города проходило либо здесь, либо на прилегающей территории.

Оглянувшись по сторонам, Лена решила избавиться от сумочки, но так, чтобы не насовсем. Куда бы ее спрятать? Анжелку искать уже не вариант.

Чтобы показать, что здесь «все свои», проводить концерт решили не в зале с рядами кресел, а в другом, где обычно проводятся репетиции и новогодние ёлки. Поставили столики, вокруг них дешёвые пластиковые кресла. В первом ряду кресла стояли посолиднее, для ВИПов. А те, кому денег даже на пластик не хватило, стояли на балконе, где обычно мамочки смотрят на танцы вокруг ёлочки.

Ленка бросила взгляд в самый конец помещения.

В углу, под нишей балкона, стояли кресла из, другого зала. Скреплённые между собой. Одно было поломано.

Зачем их вообще сюда притащили? Или же просто не успели убрать?

Последняя версия вполне вписывалась в интровертность местных работников.

«Идеальное место», – с этой мыслью она подхватила клатч поудобнее и короткими перебежками направилась туда. Маленький чёрный клатч идеально поместился под трубу отопления, которая проходила за ними. Стоявшие наверху люди ничего не могли заметить, даже если б захотели. Балкон был прекрасной маскировкой. А те люди, что находились в зале, орали новомодные песни, запивая их халявным аперитивом.

После концерта ещё планировался фуршет. В холле на первом этаже уже вовсю суетились официанты. В общем, домой сегодня попасть не получится. Обычно, все эти банкеты заканчиваются далеко за полночь.

А самые интересные кадры – это кадры с не очень трезвыми местными ВИПами.

Убедившись, что никто не видит, она довольно похлопала сама себе и вернулась к уже потерявшему её Максу.

– Что показывают? – шепнула ему на ухо, подойдя сзади. Макс вздрогнул.

– Порнушку, судя по картинке, – он кивнул в сторону выступавших.

Бласт, или как там его на самом деле, пел что-то

нудно-романтичное с голым торсом. А три девицы старательно извивались вокруг него и возили руками по тому самому торсу, да и не только. Лена представила, в каком экстазе сейчас была её подруга. Самой ей это зрелище казалось больше смешным, чем возбуждающим. Она тронула Макса за плечо и жестом показала, чтобы он взял крупно лица млеющих поклонниц. Тот ответил кивком и перевёл камеру.

Конечно, не о таком мечтает вчерашняя выпускница журфака. Ничего, скоро она непременно будет на первом фланге всех мировых событий, а каждое её слово – сенсацией. А потом, лет через пятьдесят, о ней будут писать в учебниках и ставить в пример первокурсникам. А она к тому времени, уставшая от славы, будет жить в домике на берегу небольшой речушки.

Нормальные люди мечтают о вилле и море или океане. Но не Ленка. Она и на море-то никогда не была, да и плавать не умеет, поэтому речка звучит как-то безопасно.

Алёна скривила недовольную гримасу. Да, путь к мечте не устлан розами. Пока приходится освещать новости в родном Мясногорске, в котором не происходит ровным счётом ничего. У кого-то протекает крыша, ДТП на светофоре, плохие дороги и нечестные депутаты. А нет, депутатов ругать нельзя. Единственная в городе телекомпания полностью лояльна к местной администрации. Поэтому, как о покойниках: либо хорошо, либо никак. Иначе «давай, до свидания».

Как выразился Степаныч, Ленкин коллега: «По сути, журналист, это писарь. А писарь – одна из древнейших профессий. Как и проституция. И похожи они меж собой не только заглавными буквами».

Так что, в городе, где ничего не происходит, заезжий артист – большая сенсация.

«Мечтать нужно аккуратнее», – сама себе съязвила девушка.

– Алён, – лёгкий толчок локтем вернул её в реальность. Макс выключил камеру. – Мне батарею надо поменять. Тут, в принципе, материала уже достаточно. Нам что ещё нужно?

– Меня для подводки. Не сняли. Потом фуршет с «говорящим головами». Ну и Бласта интервью, где он признается в любви нашему городу и обещает вернуться. Вроде, всё.

– Зашибись. Пошли тогда пока тебя отснимем у входа. Потом для перебивки ещё чуть поснимаю. Только давай сначала Бласта, а потом фуршет. Чтобы я мог свалить быстренько. Мне ещё в монтажке до утра резать-клеить.

Лена кивнула, и они направились к выходу. Да, у них на канале оператор одновременно и монтажёр. И зачастую водитель. А учитывая состояние техники в офисе, каждый был немного айтишником, техническим директором и автослесарем. Так как порой, для того чтоб «заработало», хватало волшебного пинка по той самой неработающей технике.

Штат компании состоял из восьми человек, включая уборщицу и давно уже пенсионного возраста бухгалтера, которая постоянно ходит покурить с секретаршей, годящейся ей во внучки. У Лены этот тандем всегда вызывал внутренний диссонанс. Хотя рассуждать о морали она не привыкла. Благо, жизнь в детдоме научила смотреть на многое проще. Со стороны, что ли. В работе такое умение держать эмоции в узде очень помогало. А вот в личном… Её многие считали холодной, бесчувственной. А она просто не любила лезть в душу, если этого не требуется для репортажа. И уж тем более не позволяла влезать в свою.

Сделав несколько дублей на фоне фасада ДК, ребята вернулись внутрь. Как раз вовремя. В фойе уже стекались ручейки зрителей.

– Сумочка! – Лена округлила глаза и, на ходу стаскивая с себя петличку с микрофоном, побежала в зал. Ничего не понявшему Максу она махнула, чтоб оставался там.

Пробираться внутрь помещения, из которого все выходят, оказалось задачкой непростой. А из-за роста её голова была на уровне плеч многих выходивших, что совсем не облегчало задачу. Она протискивалась сквозь этот поток, который уже не был похож на ручеек, а скорее на большую стремительную реку. И такую же шумную. А Ленка, она пёрла против течения.

Две минуты толканий спустя, вся взъерошенная, она попала-таки в зал и побежала в самый его конец.

Она так спешила, что, только оказавшись возле кресел, заметила, что на них сидели трое: два мужика и барышня. Судя по подставленному телефону, тоже журналистка. Кем были эти двое, Лена не знала, но точно видела их возле гримёрки. На поломанном кресле уместился рюкзак барышни.

– Извините, – немного отдышавшись, Лена прервала их беседу, так как ждать времени не было. – Вынуждена попросить вас встать. Мне нужно там, – она указала за спину самого крупного дяденьки, – забрать кое-что своё.

– Закладку, что ль? – басом ответил мужик. И он не собирался вставать, судя по наглому взгляду.

«Мерзкий какой», – мысленно дала оценку Лена, имея ввиду всё одновременно: и его ухмылку, и то, что он сидел там, где вообще никого не должно было быть; и смех двоих, окружавших его людей.

– Нет, там моя сумочка. – Ну точно «железная леди»: ни одной мышцы на лице не дрогнуло. – Позвольте, я заберу и больше не буду вас отвлекать.

Лениво, опираясь на тоненькие подлокотники, мужик встал, как бы невзначай тряхнув своими дорогими часами на волосатой руке. А может и не дорогими, но качественно подделанными. Но жест понта Лена отметила и даже состроила благодарно-восхищённые глазки.

Пришлось нагибаться в несколько двусмысленную

позу, ещё и в дурацком вечернем платье. Пока нащупывала, где её клатч, прям чувствовала всей своей оттопыренной пятой точкой, как её мысленно успели и полапать, и не только. А вот сумочка никак не хотела находиться. Начался приступ паники. Она судорожно вспоминала, что в ней. А в ней банковская карта и ключи от квартиры.

Ленку бросило в жар. Идиотка! Какой человек в здравом уме придумает так тупо прятать вещи? Она соскочила с сиденья и полезла под него. Отодвинула полностью ряд и с круглыми глазами пыталась найти чёрный маленький кусочек ткани. Но его нигде не было.

– Где он?! – с бешеными глазами она повернулась к троице.

– Кто он? – засунув руки в карманы, спросил толстяк с массивными часами.

– Мой клатч! – она трясла рукой в сторону трубы. – Он был там! Куда вы его дели?! – Она пробежалась глазами по всем и схватила рюкзак репортерши.

– Э-эй! – взвизгнула та и выхватила его. – Ты совсем больная?

– Рюкзак открой по-хорошему.

– Девушка, вы в своем уме? Во-первых, зачем вообще было…

Рюкзак открой! – Ленка выпучила глаза и сжала кулаки. Совсем как во время детдомовских драк. Очень уж не хотелось слышать от кого-то, что она

сама о себе думала. Девица открыла рюкзак и продемонстрировала, что там ничего нет, кроме её вещей.

Ленка начала хватать ртом воздух.

Зазвонил телефон. Макс уже искал её. Всхлипывая в трубку, она ответила на вызов.

– Я сумочку потеряла. Там ключи, там карточка. Я пока не могу…

Мужик, который был явно не только самым здоровым по габаритам, но и каким-то важным дядечкой, судя по тому, что все смотрели на него с надеждой, уже куда-то звонил.

– Короче, так, – он жестикулировал пальцами, как человек, живущий «по понятиям». – Сейчас Витёк по камерам посмотрит, видно чего или нет. Пошли в аппаратную, где-то на втором, сказали.

– Я знаю где, – Ленка шмыгнула носом и смотрела на него почти с восхищением. – А Вас, простите, как зовут?

– Для тебя просто Давид, – он произнёс своё имя, как кавказский тост, даже жестикулируя, как будто предлагал выпить за это.

– Ой! – До неё дошло наконец. – Вы же Давид Юшкевич? Продюсер Бласта! Вот я… – она стукнула себя по лбу. – Простите, я…

– Нормально, кисуль. Пошли, Витёк сейчас уже подойдёт. Посмотрим, чего там видно.

Ленка побежала за Юшкевичем. Пришлось именно бежать, потому что у этого громилы и шаг семимильный оказался. Ленка за ним никак не

успевала. В сотый раз она чертыхнулась, что согласилась надеть это платье. Не особо она верила, что на камере будет что-то видно. Балконная ниша собой всё перекроет.

В аппаратной стояло студийное оборудование и система видеонаблюдения. Жужжала вся эта наблюдающая техника очень неприятно. Витек, мужчина чуть за тридцать, широкоплечий брюнет, производил впечатление своим брутальным видом. Особенно выигрышно он смотрелся на фоне тяжело дышащего Давида.

Мужчина сидел перед мониторами