Цитаты из книги «Ты была совсем другой: одиннадцать городских историй»

призвание Толика действительно состояло в том, чтобы думать, причем на предельно отвлеченные темы

в тот раз он восхищался Витгенштейном, которого как раз прочитал, и, пока мы шли мимо сияющего главного здания, рассуждал о покровах, которые язык набрасывает на мысль, о том, что на фоне вечно меняющей одежды мысли молчание – гораздо основательнее и точнее любого слова. Но сам он не замолкал, конечно.

После этого Вася так разочаровался в людях, что начал, наконец, готовиться к экзаменам

Когда Рощин повзрослел и отец словно утратил последние иллюзии, отношения их сделались ровнее, но еще суше.

надвигается вечер. Меняются лица людей, превращаясь из дневных – в вечерние, уставшие, но мягкие и открытые

Смерть близкого человека – это когда от тебя отрезают тебя. Отмахивают широким ножом мясника плечо. Почки. Или там, легкое. Твое личное легкое. Совершенно молча. Ничего не объясняя, только резкий свист в воздухе, все. И вот уже сквозь боль кромешную ты корчишься: подождите! Как? Как я теперь?

За эти дни он и надеялся влюбить свою капризную невесту в эту Богом поцелованную землю, в ее природу, воздух, деревни и городки

Мама, мир изменился. Такая теперь жизнь: люди не встречаются полгода, они… сразу ныряют и боятся влюбиться всерьез. Потому что хотят жить вечно, понимаешь? А это оттягивает силы. Ну и пусть. Какая разница, с кем он, когда не со мной – если со мной он такой заботливый, такой… жаркий. Остальное: не все ли равно?

Вечер движется точно под ней, ловко, плавно, в далекую ночь, где-то в этой пока невидимой дали он обнимет свою возлюбленную, теплую ночь последнего майского дня, обнимет и пропадет навек в ее свежем душистом теле.

Нам невозможно быть вместе. Неважно почему, но это так же неотменимо, как сыплющий дождь, серое небо в просиявших только что голубых просветах.