Глава 2
Перед бронзовыми воротами

Алон-Рист – одна из семи фрэйских крепостей, стоящих у наших границ, – был не просто домом для племени инстарья и гробницей их давно почившего фэйна. Алон-Рист олицетворял собой мощь фрэев и тщетность любой попытки бросить им вызов.

«Книга Брин»

Рэйт втащил Персефону на последний уступ. Она вполне могла бы забраться сама. Вообще-то вождям руку не протягивают, однако Персефона приняла помощь Рэйта. Нужно вести себя покладисто, когда возможно, ведь подобные случаи предоставляются редко, говорила она себе. Впрочем, если бы руку предложил кто-то другой, Персефона отказала бы.

Отважный, ловкий и красивый, молодой дьюриец был частым объектом женских пересудов, но не обращал ни малейшего внимания на заигрывания. Персефона не могла дать ему то, чего он желал. Она хранила верность покойному мужу, хотя и не осознавала, по какой причине; у чувств свой язык, и не всегда его можно облечь в слова.

Рэйт ни капли не походил на прежнего мужа Персефоны. Рэглан, почти на тридцать лет ее старше, был для нее скорее отцом и наставником, а с Рэйтом Персефона чувствовала себя взрослой и умудренной опытом. И, тем не менее, рука дьюрийца дарила ей ощущение надежности – крепкая, теплая, сильная. Персефона – киниг, вождь Десяти Кланов, верховная правительница миллионов рхунов, и все же чего-то ей не хватает. Власть не заменит уважение, поклонение не заменит дружбу, и ничто не заменит тепло любви. Рэйт любил ее, желал ее, и хотя Персефона не могла удовлетворить его желание – по крайней мере, прямо сейчас, – она дорожила его привязанностью к ней. Его любовь – сей драгоценный дар – стала для нее еще одним непереводимым, трудноопределимым чувством. Страсть необузданна, себялюбива, не считается с границами и здравым смыслом, и все же без нее жизнь кажется пустой.

– Как называется это место? – Персефона огляделась.

Они стояли на вершине естественной колонны, возвышающейся на шестьдесят футов над равниной.

– Скала Горестей, – ответил Рэйт.

С отвесного обрыва упал камешек. Персефону замутило.

– Понятно, – отозвалась она. – Хорошее название.

Киниг на дрожащих ногах прошла в центр небольшой площадки. Она понимала – если не делать резких движений, ничего не случится, однако все равно боялась сорваться вниз. Скала была плоская, как стол, и все же Персефона чувствовала себя неуютно. Если не умеешь летать, лучше не спотыкаться.

Она всегда побаивалась высоты. В детстве не лазила по деревьям, а в юности всячески избегала крыть соломой крышу, отговариваясь нездоровьем. Со Скалы Горестей рхулинские кланы выглядели как россыпь лесных орехов. У Персефоны закружилась голова. И как мне хватило смелости прыгнуть в водопад в Серповидном лесу? Казалось, с тех пор прошло не несколько месяцев, а десятки лет.

«Волки, – вспомнила она. – Стая волков, бегущих по пятам. Вот кто помог мне решиться».

Персефона с ужасом наблюдала за Сури – та взбиралась легко и быстро. Девочка совершенно не боялась; наоборот, вид у нее был едва ли не скучающий.

– Ты жил где-то поблизости? – спросила Персефона у Рэйта.

Он указал на северо-восток.

Дьюрия представляла собой иссохшую каменистую пустошь, где изредка встречались иззубренные колонны, вроде той, на вершине которой они стояли. Проследив взглядом за рукой Рэйта, Персефона заметила темное пятно на светлой равнине.

– Моя деревня, Клэмптон, – пояснил Рэйт. – Тридцать семь домов, сорок семей и почти две сотни жителей. – Он смотрел вдаль жестким, суровым взглядом, не мигая.

Персефона гадала, о чем он думает, а потом представила развалины Далль-Рэна, и ей все стало ясно. Она коснулась руки Рэйта. Тот оторвал взгляд от обгоревших руин и через силу улыбнулся.

Все вожди рхулин-рхунов собрались на скале, а вожди гула-рхунов со своими людьми рассредоточились во впадинах и расщелинах Дьюрийской равнины. Прошлым вечером Нифрон показал им места для лагеря, которые не просматриваются со сторожевой башни Алон-Риста. Персефоне пришлось повторить его указания, потому что гула-рхуны отказались принимать приказы от фрэя. Дикие и свирепые, гулы не слишком отличались от стаи хищников – иногда это хорошо, а иногда очень плохо.

Персефона заставила себя подойти поближе к краю, чтобы получше рассмотреть то, что внизу. На северной оконечности желтой равнины темнело глубокое извилистое ущелье, с высоты напоминающее изгиб бровей. По его дну текла река Берн, отделяющая земли рхунов от страны фрэев. От Скалы Горестей к ущелью шла еле заметная тропа. Тонкая линия заканчивалась у белых каменных ступеней: словно стежок, стягивающий открытую рану, мост Грэндфорд был единственной переправой, соединяющей берега Берна. По другую сторону моста находились город и крепость Алон-Рист с огромным куполом и устремленной в небеса сторожевой башней. Заставу окружали неприступные стены, единственный вход защищен несокрушимыми бронзовыми воротами.

Будучи женой Рэглана, Персефона ежегодно ступала по Грэндфорду и каждый раз умирала от страха.

Мы приходили по приглашению фрэев, но мне все равно было страшно.

– Они уже у моста, – объявил Тэган.

Вождь клана Уоррик, темноволосый и бородатый, походил на чересчур высокого гнома. Благодаря пытливому и острому уму он стал одним из ближайших советников Персефоны. Все, кто собрался на Скале Горестей, посмотрели в сторону Грэндфорда.

– Поверить не могу, что мы на это согласились. – Рэйт поднял глаза к небу.

– Нифрон знает, что делает, – возразила Персефона, стараясь говорить уверенно.

Она заставила себя разжать стиснутые кулаки и попыталась немного расслабить плечи.

– А что, если он ошибся? Что, если его убьют? – возразил Рэйт.

– Мои люди к этому не готовы, – отозвался Харкон. – У нас в клане Мэлен из оружия только мотыги и лопаты. Нам нечем сражаться.

– Если его убьют, мы отступим. Мы и так достаточно далеко от крепости, – заверила его Персефона.

– А как же Нифрон? – спросил Харкон. – Если что-то пойдет не так, Нифрон отступит?

– Вряд ли Нифрон или его галанты думают об отступлении, – произнес Тэган. – Они уверены в победе.

– Будем надеяться, у них есть веские основания так думать. – Персефона выпрямилась.

Она все время напоминала себе, что нужно держаться прямо. Мать вечно корила ее за плохую осанку. Никто не будет уважать жену вождя, если она горбится, словно тролль. Мать даже представить себе не могла, что Персефона станет вождем, а тем более кинигом, однако совет был дельным.

– Все когда-то случается впервые, – заметил Круген.

– Значит, нужно молиться, чтобы не в этот раз.

Нифрон сдержал слово и не взял с собой на мост никого из людей. Войско Персефоны, вставшее вдалеке от Берна, едва различалось с крепостной стены. Гула-рхуны раскинули лагерь еще дальше – больше чем за милю от ущелья, на высокогорной равнине. Так хотел Нифрон. Персефона надеялась, что в плане фрэя заложено достаточно времени, чтобы отступить в случае неудачи, однако Тэган прав: галанты даже не рассматривают возможность поражения. По мнению Нифрона, скорее солнце не взойдет, чем он проиграет битву.

С наблюдательного поста на Скале Горестей Персефона видела, как галанты приближаются к Алон-Ристу. Отряд фрэев казался горсткой муравьев. Они подошли к мосту и без колебаний поднялись по каменным ступеням.

Чтобы лучше видеть, Персефона шагнула вперед, на мгновение забыв, что стоит на краю пропасти. Рэйт схватил ее за руку, безмолвно напоминая об опасности и о своей тревоге. Персефона взглянула на него, и он смущенно отпустил ее.

– Вот это храбрецы, – с благоговейным ужасом произнес Харкон, вождь клана Мэлен.

– Скорее безумцы, – пробормотал Круген, который больше красивой одежды ценил разве только сон – вождь клана Мэнахан любил поспать и храпел при этом так громко, что его страсть ни для кого не являлась секретом.

– Почему им никто не препятствует? – спросил Липит.

– Это как кроликов ловить, – ответил Рэйт. – Лучше убедиться, что они надежно попались в силок, прежде чем затянуть его.

Персефона вновь стиснула кулаки и сгорбилась. Мама бы меня не похвалила.

– Кто там? – Круген указал пальцем.

– Видите? – спросил Харкон. – На равнине… на нашей стороне!

– Фрэи, – сказал Рэйт.

Персефона тоже их увидела – две дюжины воинов с бронзовыми мечами, перекрывших Нифрону путь к отступлению.

– Откуда они взялись? – пробормотал Тэган.

– Из расщелины. Скалы все испещрены трещинами и изломами. Спрячешься в такую трещину, завернешься в коричневое одеяло, и враг пройдет мимо. Мы все время так делали, – объяснил Рэйт.

– Нифрон знает об этом? – спросил Круген.

– Похоже, не такой уж он и умный, каким себя считает, – раздраженно заявил Рэйт с чувством собственного превосходства.

Персефона понимала, что он злится на Нифрона, и все равно ей казалось, что причина его гнева в ней – ведь она согласилась принять план фрэя. Холодное осуждение Рэйта ее кольнуло, ибо он был прав, а она его не послушала.

– Как думаете, они такое запланировали? – умоляющим тоном спросил Элвард из клана Нэдак, точно собравшиеся на этой скале могли предсказывать будущее и читать мысли.

– Галанты? – недоверчиво переспросил Тэган. – Они никогда ничего не планируют. Как говорится, лишние размышления портят приключение.

Элвард насупился, его плечи поникли.

Персефона сделала еще шаг вперед, и Рэйт снова схватил ее за руку.

В первый раз такую вольность можно спустить, второй раз – уже слишком. Персефона хотела было одернуть его, но, взглянув под ноги, поняла, что стоит в шаге от края обрыва. Судорожно вздохнув, она поспешно отступила.

– Потерять и тебя, и галантов за один день – это чересчур, – произнес Рэйт.

Потерять галантов? Эта мысль неприятно поразила Персефону. Что если их убьют или захватят в плен? Что с ними будет? А что тогда будет с нами?

Персефона обвела взглядом своих людей. Ее немного успокаивало, что Сури здесь. Девочка сровняла гору с землей, уж от нескольких-то сотен фрэев она их сможет защитить. Именно поэтому Персефона настояла, чтобы Сури тоже поднялась на скалу. Правда, она не имела ни малейшего представления, как работает магия и на что способна Сури. К тому же мистик, как и Арион, питала отвращение к убийству. Впрочем, сейчас Персефона уже не была уверена, хорошо ли это.

Она вновь взглянула на темное пятно – остатки деревни, в которой когда-то жило сорок семей, и задумалась. Возможно, она совершила свою первую и последнюю ошибку в качестве кинига Десяти Кланов.

Сжимая в правой руке свернутое знамя, Нифрон повел галантов через Грэндфорд к бронзовым воротам. На них, в сорока футах над входом, были вырезаны скрещенные копья – герб давно покойного фэйна Алон-Риста. Его дьявольски трудно стереть, и тот факт, что Петрагар даже не попытался это сделать, как нельзя лучше демонстрировал различие между Нифроном и нынешним правителем Риста. Одно из многих различий, к тому же. Только Ферролу известно, насколько длинным может быть подобный список, если кому-то вообще придет в голову сравнивать. Нифрон считал, что они с Петрагаром и жуют-то по-разному. Сам он сразу же заменил бы герб прежнего фэйна на свой собственный. У Нифрона пока еще такового не имелось, но он скоро появится – дракон или лев, кто-нибудь свирепый, сильный и благородный. Все великие вожди должны оставить свою метку на лике мира, а он как минимум должен выбить свой герб на этой стене.

– Вам не следовало возвращаться, – произнес Сикар.

Он стоял на противоположном конце моста во главе отряда воинов, закрывшихся щитами, в полном вооружении, словно ожидал неприятностей. На его шлеме появился гребень из красных перьев – после изгнания галантов командир копейщиков был повышен в звании.

– Не могли удержаться, – Тэкчин раскинул руки и послал Сикару воздушный поцелуй. – Мы так по тебе скучали.

Сикар угрюмо покачал головой. Настроение капитана Алон-Риста не располагало к шуткам.

– Дурак ты, Тэкчин. – Он перевел взгляд на Григора, задержавшись на деревянном ящике в руках великана, потом посмотрел на флаг Нифрона. – Вы сдаетесь или просите перемирия?

Немолодой фрэй Элисан, близкий друг и советник отца Нифрона, стоящий справа от Сикара, ответил первым:

– Просят перемирия. Когда ты видел, чтобы галанты сдавались?

Сикар взглянул на Нифрона.

– Вообще-то, когда просят перемирия, машут флагом, прежде чем приблизиться. Правда, в вашем случае без разницы – фэйн объявил вас изгоями. Закон Феррола вас больше не защищает. – В его словах слышалась горечь, а в глазах появилось сожаление.

Нифрон взял это на заметку.

Тэкчин хмыкнул, скрестив руки на груди. Нифрон велел галантам не прикасаться к оружию, и Тэкчин, похоже, не собирался нарушать приказ.

– То есть, ты хочешь сказать, что не вернешь мне карточные долги?

– Это не шутка! – выкрикнул Сикар. – Они хотят…

Раздался звук боевого рога. Ворота отворились.

– Тихо, – велел Тэкчин. – Твой командир идет. Не бойся, я ничего ему не скажу.

Сикар не выглядел уязвленным; он был опечален. Фрэй медленно покачал головой и вздохнул.

– Успокойся, Сикар, – сказал ему Нифрон. – Я вернулся. Я со всем здесь разберусь.

– Они хотят казнить вас… понимаешь ты или нет?

Нифрон только улыбнулся.

Из ворот выбежали воины инстарья, целая когорта. Нифрон не обернулся, он и так знал: отступление перекрыто. Видимо, Петрагар поднял на ноги все Первое копье. Такая демонстрация силы – больше, чем похвала, больше, чем свидетельство трусости Петрагара. Нифрон того и добивался.

Воины выстроились по обеим сторонам моста, заполнив площадь у ворот и перекрыв вход в крепость. Нифрон и не собирался двигаться вперед. Он именно так и планировал – все должно случиться здесь, на том самом камне, где он стоял, и, что еще важнее, на площадке, где собрались инстарья. За долгие века службы Нифрон знал здесь каждое слепое место и каждую выигрышную позицию.

Петрагар вышел последним. Только посмотрите на этого храбреца.