В предыдущей главе мы говорили о скрытом потенциале всех вещей – о том, что буддисты обычно называют «пустотой». Мы ясно увидели: ничто из происходящего с нами не является хорошим или плохим по своей собственной природе, потому что если бы это было так, то все остальные воспринимали бы это одинаково с нами. Например, наш раздражающий коллега раздражал бы всех одинаково, если бы «раздражательность» была чем-то, что находилось внутри него и излучалась от него в нашу сторону. На самом деле почти всегда находится кто-нибудь, кто считает такого человека хорошим и приятным. Этот факт подводит нас к двум важным следствиям.
1. У человека нет внутренних качеств быть раздражающим или приятным. Сам по себе он «чист», «нейтрален» или «пуст».
2. Причина, по которой лично мы воспринимаем его раздражающим, должна приходить откуда-то еще.
Откуда же она приходит? Ответ на этот вопрос находится в определенных принципах высвобождения скрытого потенциала. Эти принципы позволяют нам использовать скрытый потенциал для достижения успеха и в нашем бизнесе, и в нашей личной жизни. Вот что Будда говорит в Алмазном Огранщике о создании совершенного бизнеса и совершенной жизни, то есть о создании совершенного мира или рая.
И сказал тогда Победитель:
– Предположим, о Субхути, что один из тех, кто идет по пути сострадания, скажет: «Я работаю над созданием совершенного мира». Сказанное им не будет правдой.
Великий учитель Чоней Лама разъясняет эти таинственные строки таким образом: Будда хочет указать на следующее: для того, чтобы достичь наивысшего состояния, человек должен сначала создать совершенный мир, в котором можно достичь этого наивысшего состояния. Поэтому Победитель говорит Субхути:
– Предположим, что один из тех, кто идет по пути сострадания, скажет вслух или про себя: «Я работаю над созданием совершенного мира». И предположим, что в то же время он верит, что совершенный мир может существовать по своей собственной природе, а создание этих миров может происходить само по себе. В этом случае сказанное не будет правдой.
Будда продолжает, разъясняя свои слова в следующих строках Алмазного Огранщика:
Почему это так? Потому что Татхагаты утверждают, что эти совершенные миры, эти «совершенные миры», для создания которых мы работаем, никогда не могли даже существовать. Именно поэтому мы и называем их «совершенными мирами».
В этом месте мы можем заменить «совершенный мир» на «совершенный бизнес». Отметим, во-первых, что будет неверно утверждать, будто совершенный бизнес может существовать сам по себе. Ни книга, ни покупка здания, ни раздражающий вас коллега на работе, – ничто и никто из них не существует само по себе. Ничто из этого не будет ни плохой, ни хорошей вещью по своей собственной природе, иначе бы все воспринимали все одинаково.
Но этого не происходит, что подтверждает тот факт, что вещи сами по себе «чисты», «нейтральны», или, как говорят буддисты, «пусты». И вместе с тем в нашем восприятии что-то является хорошим, а что-то плохим. Но если эти качества исходят не из природы этих вещей, то откуда? Разгадав эту загадку, мы, возможно, сумеем заставить все происходить так, как нам бы это хотелось.
Достаточно немного поразмыслить, и станет очевидно: наше восприятие вещей исходит из нас самих. Считаем ли мы своего коллегу назойливым или внимательным, зависит от нашего собственного восприятия. Это доказывается тем, что другие сотрудники могут видеть этого человека по-другому, зачастую противоположно тому, как видим его мы.
Каким же образом вещи происходят из нас самих? И как мы можем использовать это явление с пользой для себя?
Думаю, что вначале очень важно поговорить о том, как вещи не происходят из нас.
Легко сказать, наше восприятие окружающего мира и людей происходит из нашего сознания, из наших суждений. Но вместе с тем очевидно и неприятно, что мы не можем контролировать наше восприятие вещей с помощью одного лишь желания. Ни один бизнесмен в мире не хотел бы увидеть свой крах, банкротство и страдания своих разочарованных работников, поставщиков, жен и детей.
В какой-то степени наше восприятие банкротства действительно происходит из нашего сознания, но из этого не следует, что банкротства не случится, если мы только этого пожелаем. Что-то заставляет нас видеть вещи определенным образом, мы вынуждены видеть их так, несмотря на свои желания в настоящий момент.
Отсюда мы должны перейти к буддийской идее отпечатков в сознании, которые и являются истинным значением слова «карма». Но поскольку это понятие обросле множеством неправильных толкований, мы будем придерживаться термина «ментальные отпечатки».
Подумайте о своем сознании как о видеокамере. Ваши глаза, уши и остальные органы чувств – это линзы, через которые вы воспринимаете окружающий мир. Почти все рукоятки и кнопки, определяющие качество записи, связаны с намерением, то есть с тем, чего вы желаете и почему. Как же происходит запись? Как отпечатки успеха или провала в бизнесе запечатлеваются в нашем сознании?
Давайте сперва поговорим о самой идее ментальных отпечатков. Представьте, что сознание— это очень чувствительный пластилин. Всякий раз, когда он соприкасается с чем-нибудь, этот объект оставляет на нем свой отпечаток. Но у этого пластилина есть и другие удивительные свойства. Прежде всего он абсолютно неосязаем и прозрачен, в отличие от всего, что создано из плоти и крови.
Буддизм не принимает идею о том, что мозг и есть сознание, хотя сознание, в некотором смысле, может пребывать в области мозга. Но сознание может дотянуться дальше, до кончиков пальцев руки: вы ведь знаете, что кто-то коснулся вашего пальца? Именно сознание дает вам это знание. Более того, если я спрошу вас, есть ли что-то вкусненькое у вас в холодильнике, ваш ум обратит туда свой взор – ваша память извлечет из себя представление о тех продуктах, которые, возможно, уцелели там после завтрака. Таким образом, ваше сознание с помощью рассудка и памяти в некотором смысле совершает путешествие далеко за физические границы вашего внутреннего мира, вашего физического тела, уйдя совершенно в другое место. А если я предложу вам вообразить далекие звезды и другие галактики, где тогда окажется ваше сознание?
Сознание-пластилин обладает еще одним интересным качеством: представьте, что оно тянется, как макаронина, вдоль всей вашей жизни с момента рождения и до момента смерти (а может быть, и дальше в обе стороны, но мы сейчас не будем в это углубляться). Другими словами, оно простирается во времени. Отпечатки в сознании, оставленные в первом классе – азбука, например, – переносятся дальше, что позволяет вам читать слова и во втором классе, и сейчас.
На Западе мы не очень привыкли говорить о процессе обучения как о «целенаправленному насаждению ментальных отпечатков», но если подумать, то именно за ними мы посылаем своих детей в школу. Мы ожидаем, что учитель в первом классе сумеет посеять несколько полезных ментальных отпечатков в уме наших детей, и надеемся, что эти отпечатки будут по-прежнему там, когда дети пойдут поступать в университет, чтобы в старости нам не пришлось жить на одну пенсию. Мы полностью признаем идею ментальных отпечатков, хотя совсем не задумываемся над тем, как они функционируют, – почему, например, наш мозг не увеличивается в размерах, когда мы становимся старше, ведь ему приходится вмещать в себя весь накопленный с годами хлам.
Давайте поговорим о тех ментальных отпечатках, которые заставляют нас считать «нейтральные» (или «пустые») вещи хорошими или плохими. Я надеюсь, что вы уже достаточно прочли в этой книге о природе «пустоты», чтобы осознать, что она не имеет ничего общего с «отсутствием смысла», или «черными дырами», или попытками представить себе «ничто», или другими подобными заблуждениями. «Пустота» означает только то, что хорошие и плохие вещи, которые с нами происходят, не содержат внутри себя качества плохих или хороших.
Эти следы «хороших» или «плохих» переживаний насаждаются тремя различными путями: когда мы делаем что-то, говорим что-то или даже когда мы думаем о чем-то. Наша встроенная видеокамера – наше сознание – включена все время: одна часть сознания постоянно записывает все, что мы воспринимаем через линзы глаз, ушей и так далее, включая сами мысли. Когда вы видите себя помогающим коллеге, который переживает трудные времена, в вашем уме появляется хороший отпечаток. Когда вы видите, как пытаетесь совсем чуть-чуть обмануть своего покупателя или поставщика, в уме остается плохой отпечаток.
Положение рукоятки настройки намерения на камере определяет, насколько сильным, или глубоким, станет отпечаток. Если вы помогаете сотруднику не потому, что искренне заботитесь о нем, а чтобы его проблемы не отражались на производстве и ваших доходах, то положительный отпечаточек в вашем уме будет почти незаметным. Если вы выручаете его, потому что понимаете, что эта проблема действительно делает его несчастным, то хороший отпечаток выйдет намного сильнее. А уж если вы помогаете ему, осознавая искусственность разделения на «я» и «ты», и то, как рана одного из нас причиняет боль всем, – короче, если вы сознательно решили сразиться нашим общим врагом, человеческим несчастьем, – тогда отпечаток будет самым мощным из всех возможных.
Есть и другие настройки, которые стоит учитывать. Во-первых, это эмоции. Если вы решили надуть своего покупателя, еще и сильно разозлившись на него, то чувство гнева настолько же усилит отрицательный отпечаток в вашем уме.
Далее следует то, что мы называем «идентификация». Если вы обманули покупателя по ошибке, например неправильно прочитав цену на экране компьютера, то соответствующий отрицательный след будет намного слабее, чем если вы ясно понимали бы, что называете неверную цену.
Условия, или обстоятельства, которые окружают субъект, по отношению к которому вы совершаете действие, также играют важную роль в определении того, насколько сильным будет отпечаток.
После двух-трех лет работы в бизнесе по купле-продаже больших пакетов с полированными алмазами я решил, что смогу оценивать алмазы лучше, если буду понимать, как их гранят. И вот я стал стучаться в двери маленьких укромных гранильных мастерских – это вам не алмазные лоточники с 47-й улицы, – пытаясь найти себе учителя.
Я разыскал одного из самых известных огранщиков; насколько помню, он в то время работал над одним из самых больших ограненных алмазов в мире, «фантазийным» камнем канареечного цвета весом свыше 400 карат, который был куплен ювелирной сетью Zales. Он сказал, что иногда я могу приходить к нему и смотреть, но так и не сдержал слова. (Кстати, «фантазийными» называются алмазы природной окраски – ярко-желтые, бурые или голубые, как, например, алмаз Хоупа.)
Я провел несколько дней с группой южноафриканских огранщикове, но там было слишком шумно. Проблема была еще и в том, что мне нужно было найти того, кто мог учить меня довольно-таки поздно, буквально по ночам, потому что мы по-прежнему вкалывали на износ, поднимая бизнес в «Андин». Так я и столкнулся с Сэмом Шмюловым.
Шмюль, как мы его называли, был еще одним настоящим джентльменом в алмазном деле. Его жена Рэчел была моей правой рукой в «Андин» и чуть ли не главной причиной успешной работы нашего отдела. Шмюль согласился обучать меня по ночам и по воскресеньям: многие алмазные дилеры в Нью-Йорке являются ортодоксальными иудеями, которые чтят шаббат – субботу, и никого из верующих на 47-й улице не заставляют работать в этот день.
Переступив порог гранильной мастерской в первый раз, я почувствовал себя как Данте, которого Вергилий водит по кругам ада. Шмюль буквально за руку протащил меня через дверь, затерявшуюся между двумя облицованными мрамором небоскребами на улице (ясное дело, Сорок седьмой) к маленькому лифту. Тот еле поднял нас примерно на десятый этаж и с облегчением выпустил в едва освещенный узкий коридорчик с узкими же дверями по обеим сторонам. Каждая из этих дверей представляла дикое сочетание лупящейся краски и внушительных, сверкающих новизной, экзотических замков и засовов. Большую часть дверей украшало пять-шесть дешевых рукописных табличек; позже я узнал, что это были различные «псевдонимы», под которыми могло работать какое-нибудь предприятие скромного алмазного торговца с именем типа Бенни Аштар, численностью в один человек.
«МЕЖДУНАРОДНАЯ АЛМАЗНАЯ КОРПОРАЦИЯ АШТАР»
(небольшая обувная коробка, наполненная странными алмазами, которые он огранил за последние месяцы, вместе с несколькими совершенно безобразными непродаваемыми камнями, которые кто-то оставил ему много лет назад в уплату безнадежного долга)
«ВСЕМИРНАЯ КОМПАНИЯ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ БЕН-АШ»
(несколько непарных сережек, которые он однажды сваял из своих камней, прослышав, чmo на изготовлении ювелирных украшений можно заработать намного больше и гораздо легче, чем на алмазах, но так и не смог продать ни одной)
«МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ ПО ОГРАНКЕ И РЕМОНТУ АЛМАЗОВ СИМЗЕВ»
(реальное предприятие, состоящее из единственного стола с алмазным гранильным кругом, название которого обязательно включает имена его детей Симона и Зе’евы, хотя все упорно продолжают называть его «Гранильная мастерская Бенни»)
«РЕДКИЕ И ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КАМНИ БЕНДЖАМЕН ЛИМИТЕД»
(два кило «розового льда» – кирпичиков искусственного циркония, которые его уговорили купить еще в 1993 году, когда они были в моде в течение полугода, но Бенни попридержал их на семь месяцев в надежде, что цена будет продолжать расти, а теперь его страховой агент недоволен тем, чmo пакет занимает слишком много места в его сейфе, и считает, что его надо просто выбросить)
По мере того как мы продвигаемся по этому странному коридорчику, все громче и громче слышно высокое комариное пение, как будто подходишь к огромной пещере, в которой, запертые как в ловушке, тучами вьются миллионы этих тварей. Перед нами дверь: серая громадина из закаленной стали, без номера и вообще без каких-либо табличек. Высоко над дверью, под самым потолком, на нас нацелен пятачок видеокамеры.
Шмюль нажимает на кнопку звонка, и мы ждем.
Никакой реакции.
Он нажимает еще и еще, и наконец из-за двери раздается крик: «И хто уже там?».
Камера-то, ясное дело, как всегда, не работает – ни у кого нет ни времени, ни желания ее чинить.
«Шмюль!» – «Таки о’кей». – И вы слышите, как отпираются бесчисленные замки, щеколды, запоры, цепочки, задвижки, крючки, защелки, засовы, – наконец дверь со скрипом открывается.
Шум вырывается наружу, влетает вам в уши, заполняет голову. Такое ощущение, что получасовую какофонию прогулки по нью-йоркской улице – визг тормозов, завывание клаксонов, грохот отбойных молотков – упаковали в несколько мгновений. Шмюль невозмутимо проходит пристальным взглядом хозяина мастерской – «Вэй, все в ажуре, он со мной» – и тащит меня через «западню» (которая тоже сломана) в саму мастерскую.
Одна-две головы на границе, за которой начинается уже просто сплошной шум, поднимаются и, оценив ситуацию – вроде не ограбление и не покупатель, – сразу опускаются обратно, спеша удостовериться, что алмаз едва ли в микрон не сошлифовался на нет, пока они отвлеклись.
Комнату перегораживает с пяток длинных и узких, как ребра, столов. На каждом столе помещается три-четыре вращающихся металлических круга, и перед каждым кругом сидит на высоком стуле огранщик, склонившись над своим камнем. Места располагаются с обеих сторон для экономии ценнейшего офисного метража – чуть ли не самой дорогой недвижимости в мире, поэтому одного огранщика отделяет от другого, сидящего наискосок, всего несколько футов. Проводя на стуле от десяти до четырнадцати часов, вы видите только лица парней наискосок, – хорошо еще, если с ними есть о чем поговорить.
Такого освещения, как на алмазном производстве, нет больше нигде. Когда коричневатая оболочка необработанного алмаза обдирается до получения прозрачной зеркальной грани, мельчайшие частицы откалываются и смешиваются с очищенным маслом на поверхности металлического гранильного круга. Из-за невероятно высокой скорости круга крошечные песчинки прозрачной алмазной пыли и капли масла разлетаются по воздуху, и эта липкая дрянь летит на ближайшую стену или на вашего коллегу, где и оседает.
О проекте
О подписке