– Но что при этом я должна для вас делать?
– Межведомственное сотрудничество, – ответил он. – Примерно как сегодня утром между вами и нашим вертолетом. – Босх отпил кофе и сказал: – Ваше имя указано в бюллетене, в разделе нераскрытых преступлений, на который я вчера наткнулся. Дело годичной давности, ограбление банка в деловой части города. Оно меня интересует. Я работаю в секции убийств в Голливудском от…
– Да, я знаю, – перебила его агент Уиш.
– …делении.
– Дежурный в приемной показал мне вашу карточку. Кстати, отдать вам ее обратно?
Это был дешевый выпад. Он увидел свою непрезентабельного вида визитку на ее чистеньком зеленом рабочем блокноте. Визитная карточка провалялась в его бумажнике не один месяц, уголки обтрепались и завернулись. Это была одна из стандартных карточек, которые их департамент выдавал своим детективам. На ней был вытиснен полицейский значок и телефон Голливудского отделения, но не было имени. Вы могли купить себе штемпельную подушечку, заказать печать и в начале каждой недели, сидя на своем рабочем месте, штамповать по паре десятков таких карточек со своим именем. Или могли просто ручкой написать свое имя на линеечке и поменьше раздавать их. Босх предпочел второе. Уже ничто из того, что делалось его родным ведомством, больше не могло поставить его в неловкое положение.
– Нет, можете оставить у себя. Кстати, а у вас есть аналогичная вещь?
Быстрым, нетерпеливым движением она открыла средний верхний ящик стола, взяла карточку с маленького подноса и выложила на стол возле локтя Босха. Он отхлебнул еще кофе и одновременно скосил глаза на кусочек картона. Буква «Э.» означала «Элинор».
– Ну вот, теперь вы знаете, кто я и откуда, – начал он. – А я кое-что знаю о вас. Например, то, что вы расследуете или расследовали прошлогоднее ограбление, при котором злоумышленники проникли в банк через подземный ход. Подкоп под Уэстлендский национальный банк.
Босх увидел, что при этих словах она оживилась, и ему даже показалось, что Серый Костюм тоже на миг затаил дыхание. Он закинул удочку в нужном месте.
– Ваше имя значится в нескольких бюллетенях. Я расследую убийство, которое, уверен, связано с вашим делом, и хотел бы знать… В двух словах: хотел бы знать, что у вас есть по этому делу… Могли бы мы поговорить о возможных подозреваемых? Может оказаться, что мы ищем одних и тех же людей. Думаю, мой клиент мог бы оказаться одним из ваших грабителей.
Некоторое время Уиш задумчиво молчала, поигрывая карандашом на своем блокноте. Обратным его концом она задумчиво гоняла по зеленому прямоугольнику визитную карточку Босха. Серый Костюм по-прежнему делал вид, что разговаривает по телефону. Гарри посмотрел на него, и их глаза на краткий миг встретились. Он кивнул, и Серый Костюм отвернулся. Босх догадался, что перед ним тот человек, чьи комментарии по делу приводились в газетных сообщениях. Специальный агент Джон Рурк.
– Вы могли бы придумать что-нибудь и получше, не правда ли, детектив Босх? – произнесла наконец Уиш. – Я имею в виду, что вы вот так запросто приходите сюда, размахиваете флагом сотрудничества и ждете, что я прямо сразу открою вам наши досье. – Она трижды постучала карандашом по столу и покачала головой, словно укоряя нашалившего ребенка. – Может быть, вы назовете имя? – сказала она. – Может, представите какое-то подтверждение той связи, о которой говорите? Обычно такого рода запросы мы пропускаем через все официальные инстанции. У нас есть специальные посредники, которые оценивают просьбы от других правоохранительных организаций поделиться нашими материалами и информацией. Вам это известно. Я думаю, лучше всего, если…
Босх вытащил из кармана сложенный бюллетень ФБР с фотоизображением браслета, полученным от страховой компании. Он развернул его и положил на зеленый журнал записей. Потом вынул из другого кармана поляроидный снимок, сделанный в ломбарде, и также бросил на стол.
– Уэстлендский национальный, – произнес он, постучав пальцем по бюллетеню. – Этот самый браслет полтора месяца назад был заложен в ломбард в центральной части города. А заложил его мой клиент. Сейчас он мертв.
Она не отрывала глаз от поляроидного снимка, и Босх подметил в них узнавание. Значит, ее в достаточной степени занимало это дело.
– Его имя Уильям Медоуз. Был найден вчера утром в трубе на Малхолланд-дэм.
Серый Костюм наконец стал сворачивать свой телефонный монолог:
– Большое спасибо за информацию. Я должен идти, мы сейчас завершаем дело об ограблении. Угу… Спасибо, тебе того же, пока.
Босх не смотрел на него. Он не спускал глаз с Уиш. Ему показалось, он уловил, что она хочет обменяться взглядами с Серым Костюмом. Она метнула взгляд в ту сторону, но затем быстро перевела его обратно на фото. Что-то здесь было не так, и Босх решил пока не болтать лишнего.
– Давайте кроме шуток, агент Уиш. Как я понимаю, вашей группе так и не удалось обнаружить ни единой украденной вещи: ни акции, ни монеты, ни ювелирного изделия, ни золотого браслета с нефритом. У вас нет ничего. Так что бросьте вы эту туфту насчет инстанций и посредников. Я хочу сказать, так мне это видится. Мой парень сдает этот браслет в ломбард, потом оказывается мертвым. Почему? У нас здесь имеются две параллельные линии расследования, вам не кажется? А более вероятно, что это одно и то же расследование.
Его слова не возымели никакого действия.
– Мой покойник либо получил этот браслет от ваших преступников, либо украл у них. Либо, что тоже вероятно, сам был одним из них. Могло быть так, что браслету еще не приспело время объявиться. Больше ведь ничего не объявилось. А этот человек нарушил договоренность и заложил вещь. Поэтому те его прикончили, а потом вломились в ломбард и похитили браслет снова. Не важно, по какой причине. Вот и выходит, что мы ищем одних и тех же людей. И мне нужна ориентировка, с чего начать.
Некоторое время она молчала, но Босх уловил, что в ней зреет какое-то решение. На этот раз он ждал, когда она его выложит.
– Расскажите мне об этом умершем, – сказала она наконец.
Он рассказал. Про анонимный звонок. Про тело. Про квартиру, которая была кем-то ранее обыскана. О спрятанной за фотографией квитанции. А затем – о своем визите в ломбард, где обнаружилось, что браслет украден. Босх умолчал о том, что прежде знал Медоуза.
– Что-нибудь еще было украдено из ломбарда или только этот браслет? – спросила Уиш, когда он закончил.
– Конечно было, да. Но только для прикрытия. Истинной целью был именно браслет. Как мне кажется, Медоуза и убили из-за этого браслета. Его пытали, прежде чем убить, потому что хотели узнать, куда он его дел. Они узнали, что хотели, убили его, потом пошли и забрали драгоценность из ломбарда. Не возражаете, если я закурю?
– Возражаю. Что может быть такого важного в одном браслете? Этот браслет только капля в море из всего того, что было украдено, но так и не проявилось.
Босх уже думал над этим и не имел ответа.
– Я не знаю, – сказал он.
– Если его пытали, как вы говорите, почему же тогда вы нашли квитанцию? Почему им пришлось взламывать ломбард? Вы предполагаете, что он рассказал им, где находится браслет, но не отдал квитанцию?
Об этом Босх тоже думал.
– Я не знаю. Возможно, он знал, что его не оставят в живых. Поэтому открыл им только часть, а что-то утаил. Это был ключ для следствия. Утаил ломбардную расписку в качестве ключа.
Босх подумал о преступном сценарии. Впервые он начал складывать все воедино, когда перечитывал свои отпечатанные записи и отчеты. Он решил, что настала пора выложить еще одну карту.
– Я был знаком с Медоузом двадцать лет назад.
– Вы знали жертву, детектив Босх? – Она возвысила голос, и в нем слышалось обвинение. – Почему же вы не сказали об этом сразу же, когда пришли сюда? С каких это пор Управление полиции Лос-Анджелеса позволяет своим детективам заниматься расследованием смертей своих друзей?
– Я не сказал, что он мой друг. Я сказал, что знал его. Двадцать лет назад. И я не просил, чтобы мне поручали это дело. Просто наступила моя очередь выезжать на место преступления. Звонок поступил в мое дежурство. Это было просто…
Ему не хотелось произносить слово «совпадение».
– Все это очень интересно, – сказала Уиш. – Но одновременно идет вразрез со всеми нормами и правилами. Мы… я не уверена, что мы сможем вам помочь. Я думаю…
– Послушайте, когда я его знал, он состоял в армии США. Первый пехотный полк во Вьетнаме. Хорошо? Мы оба там были. Он был так называемой туннельной крысой… Вам известно, что это такое?.. Я тоже был таким.
Уиш ничего не ответила. Она опять смотрела на браслет. Босх совершенно позабыл о Сером Костюме.
– У вьетнамцев были под селениями подземные ходы, – сказал Босх. – Некоторым было по сто лет. Эти ходы вели от хижины к хижине, от деревни к деревне, от одних джунглей к другим. Они проходили под некоторыми из наших военных лагерей, повсюду. И нашей задачей – задачей туннельных солдат – было спускаться в эти лабиринты. Это была совершенно особая, подземная война.
Босх вдруг осознал, что, помимо психиатра и группы психологического тренинга при Министерстве по делам ветеранов в Сепульведе, он никогда никому не рассказывал о подземных туннелях и о своей войне.
– А Медоуз, он был очень хорош в своем деле. Он мог спускаться сколько угодно раз в эту черноту только с одним фонариком и пистолетом сорок пятого калибра – да, он это делал. Когда мы ходили в эти туннели, порой это занимало часы, бывало даже – дни. А Медоуз… он был единственным из всех, кого я знал, кто не боялся спускаться под землю. Его скорее пугала жизнь на земле.
Она ничего не сказала. Босх бросил взгляд на Серый Костюм, который теперь писал что-то в желтом блокноте – Босху было не видно, что именно. Он услышал, как кто-то докладывает по громкой связи, что транспортирует двоих задержанных в городскую тюрьму.
– Таким образом, сегодня, через двадцать лет, у вас имеется крупное ограбление банка, совершенное через подземный ход, а у меня – мертвый спец по туннелям. И у него обнаружена драгоценность, похищенная во время вашего ограбления. – Босх пошарил в кармане в поисках сигарет, потом вспомнил, что она запретила ему курить. – Нам надо начинать работать над этим делом вместе. И как можно скорее.
По ее лицу Гарри понял, что его тирада не подействовала. Он допил остатки кофе и приготовился встать и уйти. Он слышал, как Серый Костюм снова поднимает трубку и набирает номер на кнопочном телефоне. Сейчас Босх больше не смотрел на Уиш. Вместо этого он неловко уставился на сахарный осадок в чашке. Он терпеть не мог сахар в кофе.
– Детектив Босх, – начала Уиш, – мне жаль, что вам пришлось так долго прождать сегодня в холле. Мне жаль, что этот ваш однополчанин, Медоуз, мертв. Пусть даже вы были знакомы двадцать лет назад, я все равно сожалею. Я сожалею по поводу того, что вам пришлось пережить вместе… Но я также сожалею, что ничем не могу помочь вам на данный момент. Мне придется действовать согласно принятой процедуре и поговорить сначала с моим начальством. Я свяжусь с вами. При первой возможности. Это все, что я сейчас могу для вас сделать.
Босх бросил пластиковую чашку в мусорную корзину рядом с письменным столом и протянул руку за поляроидным снимком и страницей из бюллетеня.
– Не могли бы вы оставить фото? – спросила агент Уиш. – Мне нужно показать его моему начальнику.
Но Босх забрал снимок. Он встал, шагнул к столу Серого Костюма и несколько секунд подержал снимок у мужчины перед носом.
– Он его увидел, – бросил Гарри через плечо, направляясь к выходу из офиса.
Заместитель начальника управления Ирвин Ирвинг сидел за письменным столом, сжимая и разжимая зубы, играя желваками, которые при этом делались похожими на твердые резиновые шарики. Он был взбудоражен. Впрочем, это сжимание и скрежетание было его привычным занятием – будь он во взбудораженном или, напротив, в тихом, созерцательном настроении. В результате челюстная мускулатура сделалась наиболее ярко выраженной чертой его лица. Если посмотреть анфас, то контур челюсти Ирвинга в ширину заходил дальше линии ушей, которые плотно прилегали к его гладко выбритому черепу, формой при этом напоминая крылья. Все вместе придавало Ирвингу жутковатый, если не противоестественный вид летящей челюсти, которая вдобавок своими мощными коренными зубами может дробить камни. И Ирвинг делал все, что было в его силах, дабы усилить этот образ хищного бродячего пса, который может вонзить зубы в плечо или в ногу и выдрать кусок мяса величиной с футбольный мяч. Потому что этот имидж помогал Ирвину Ирвингу преодолевать единственную помеху в своей карьере лос-анджелесского полицейского – его дурацкое имя и способствовал продвижению к давно намеченной цели: кабинету начальника управления на шестом этаже. Так что Ирвинг попустительствовал своей эксцентричной привычке, несмотря на то что каждые полтора года приходилось выкладывать две тысячи долларов за новый комплект зубных имплантатов.
Заместитель начальника потуже затянул на шее галстук и провел рукой по своему сияющему черепу. Потом дотянулся до зуммера селектора. Хотя после этого он мог легко нажать кнопку громкоговорителя и пролаять команду, однако дождался ответа своего нового адъютанта. Это была еще одна из его привычек.
– Да, шеф?
Ирвингу нравилось это слышать. Он улыбнулся, потом наклонился вперед, пока его внушительная челюсть не оказалась от селекторного громкоговорителя на расстоянии двух дюймов. Он был из тех, кто не доверяет технике.
– Мэри, принесите мне личное дело Гарри Босха. Оно должно быть в активах. – Он проговорил по буквам имя и фамилию.
– Сию минуту, шеф.
Ирвинг откинулся на спинку, улыбнулся сквозь стиснутые зубы, но потом почувствовал какую-то несообразность и подумал, что, пожалуй, регулировка несколько сбита. Он провел языком по заднему нижнему коренному зубу слева, выискивая на его гладкой поверхности дефект – быть может, небольшую трещинку. Ничего не обнаружив, открыл ящик стола и вытащил оттуда маленькое зеркало. Открыл рот и вгляделся в задние зубы. Потом убрал зеркальце обратно, вынул бледно-голубой блокнот и записал памятку позвонить дантисту, договориться насчет профилактического осмотра. Он задвинул ящик обратно и вспомнил, как он однажды, обедая с членом муниципального совета из Вест-Сайда, резко надкусил печенье с афоризмом на счастье. Нижний задний коренной зуб с правой стороны треснул от черствой выпечки. Хищный бродячий пес предпочел проглотить обломки развалившегося зуба, чем обнаружить свою слабость перед членом совета, чья поддержка ему может однажды очень пригодиться. Дело в том, что во время трапезы он обратил внимание члена муниципального совета на тот факт, что племянник указанного чиновника, работающий водителем в Управлении полиции Лос-Анджелеса, является скрытым гомосексуалистом. Ирвинг упомянул, что он делает все, что в его силах, дабы защитить этого племянника и предотвратить его разоблачение. УПЛА же, объяснил Ирвинг, преисполнено ненависти к голубым не меньше, чем какая-нибудь церковь в Небраске, и если хоть слово просочится в рядовой и сержантский состав, то человек может распрощаться со всякой надеждой на повышение. Кроме того, будет подвергаться грубым притеснениям со стороны прочих традиционно ориентированных служащих. Не было нужды упоминать о неминуемых последствиях публичного скандала. Даже в либеральном Вест-Сайде это не будет способствовать члену муниципального совета в его устремлениях сделаться мэром.
Ирвинг все еще улыбался при этом воспоминании, когда в дверь постучали и в кабинет вошла офицер Мэри Гроссо с дюймовой толщины папкой в руке. Она положила ее на письменный стол Ирвинга со стеклянной столешницей. На его сверкающей поверхности больше не было ничего, даже телефона.
– Вы были правы, шеф. Оно все еще находилось в активах.
Заместитель начальника, ответственный за службу внутренних расследований, подался вперед и сказал:
– Да, я уверен, что не отдавал распоряжения перевести его в архивы, потому что у меня было чувство, что мы еще не получили полного представления о последнем периоде деятельности детектива Босха. Дайте взглянуть… я думаю, этим займутся… Льюис и Кларк. – Он раскрыл папку и прочитал запись условными знаками на внутренней стороне корочек. – Да, Мэри, попросите ко мне Льюиса и Кларка.
– Шеф, я видела их в отделе. Они готовились к заседанию КП. Я не могу сказать точно, по какому делу.
– Что ж, Мэри, им придется отменить Комиссию по правам, и, пожалуйста, не объясняйтесь со мной этими сокращениями. Я обстоятельный, педантичный полицейский. Я не люблю срезать пути. Вам придется это запомнить. А теперь эти Льюис и Кларк… я хочу, чтобы они отложили слушания и предстали передо мной незамедлительно.
О проекте
О подписке