– КОФЕ, – МЭРИ ПРОИЗНЕСЛА это слово так, словно оно было волшебным. – Мне нужен кофе.
Она находилась в тесной воспитательской комнате детского сада. Стояла перед раскрытым холодильником и высматривала что-нибудь, что можно предложить маленькой девочке, упорно отказывающейся есть. Мэри настолько устала, что чуть не валилась с ног. И тут увидела кофеварку. Мама, когда уставала, всегда варила себе кофе. Взрослые всегда варили кофе в таких случаях.
В ответ на её отчаянную мольбу о помощи, Говард притащил в садик упаковку подгузников… «Хаггис» для новорождённых. Ну и к чему они им? Ещё он принёс два галлона молока и крекеры. В качестве бебиситтера – отрядил Панду, ещё более бесполезного, чем младенческие подгузники. Мэри вынуждена была выгнать этого горе-помощника, услышав, что тот угрожает надавать тумаков плачущему трёхлетке.
Близнецы Энн и Эмма пришли сами. Людей всё равно катастрофически не хватало, однако благодаря сёстрам она смогла поспать часа два.
Проснувшись утром, вернее – уже в полдень, – Мэри долго не понимала, на каком она свете. В голове стоял такой туман, что в первые несколько секунд она даже не могла сообразить, где находится и сколько сейчас времени.
Мэри никогда не варила кофе, но много раз видела, как это делают другие. Со слипающимися глазами попыталась вспомнить. Нужна мерная ложечка и… фильтры.
Результата её первого опыта пришлось ждать долго. Мэри минут десять сидела за столом, тупо уставившись на кофеварку, и только потом сообразила, что забыла налить воду. Когда она это сделала, кофеварка изрыгнула облако пара. Зато уже через пять минут Мэри получила целый кувшин ароматного кофе.
Она налила себе кружку и осторожно сделала глоток. Напиток был очень горячим и очень горьким. Мэри не могла позволить себе разбрасываться молоком, поэтому просто положила две полных ложки сахара.
Попробовала. Стало получше. Не бог весть что, но пить можно.
С кружкой в руке Мэри вернулась в главную комнату. Как минимум шестеро детей плакали, им надо было сменить подгузники, а самых младших – снова кормить. Трёхлетняя девчушка с пушистыми светлыми волосиками, увидев Мэри, бросилась к ней. Та, забывшись, присела. Кофе выплеснулся из кружки, капли попали на шею и плечо девочки. Она завопила.
– О, господи, – вырвалось у перепуганной Мэри.
– Что случилось? – к ней подбежал Джон, уставился на ревущую девочку и застывшую от ужаса сестру.
– Боже, что тут у вас? – к ним уже спешила Энн с ребёнком на руках.
Малышка продолжала вопить. Осторожно поставив чашку на стол, Мэри пулей выскочила из здания.
Она бежала к дому, располагавшемуся в двух кварталах от детского садика. Рывком отворив дверь, залетела внутрь, почти ничего не видя от слёз и сотрясаясь в рыданиях.
Дома было прохладно и тихо. Всё как всегда. Если не считать полной тишины, из-за которой рыдания напоминали хриплый звериный рык.
– Всё будет хорошо, всё будет хорошо, – попыталась утешить себя Мэри ложью, которую постоянно твердила детям.
Однако это немного помогло. Она села за кухонный стол, уронила голову на руки, намереваясь ещё немного поплакать, но слёз больше не было. Какое-то время Мэри сидела, вслушиваясь в собственное дыхание и рассматривая деревянную столешницу. От переутомления перед глазами всё плыло.
Ей не верилось, что родители исчезли. Где же они? Где вообще все?
Спальня с кроватью находилась прямо у неё над головой, только по лестнице подняться. Нет, нельзя. Стоит ей уснуть, и она проспит неизвестно сколько часов. Дети нуждаются в ней. А её брат, бедный Джон? Он же как-то справляется, она совершенно расклеилась.
Мэри открыла морозилку. Там лежало мороженое. Ведёрко «Бен-энд-Джерри» с кусочками брауни, батончик «Дав». Она может их съесть, и ей станет лучше.
Она может их съесть, и ей станет хуже.
Потому что начав, она уже не остановится. Если она примется за еду в таком состоянии, то не остановится до тех пор, пока ей не станет стыдно. И придётся вызывать рвоту.
С десятилетнего возраста Мэри страдала булимией. Неконтролируемое обжорство чередовалось с вызовами рвоты, потом всё повторялось заново, причём циклы неуклонно сокращались. В итоге, у неё накопилось сорок фунтов лишнего веса, а зубная эмаль сделалась шероховатой и потемнела от желудочного сока.
Мэри довольно долго удавалось скрывать проблему. В конце концов родители обо всём узнали. Начались походы к врачам и поездки в специальные лагеря, а когда и это не помогло, настал черёд лекарств. Кстати, надо будет не забыть взять пузырёк из аптечки.
Лишь начав принимать прозак, Мэри почувствовала себя лучше. Аппетит пришёл в норму. Не требовалось вызывать рвоту. Она даже немного похудела.
Но сейчас-то почему не поесть? Почему нет?
Морозилка вновь дохнула морозным воздухом. Мороженое. Шоколадное. Определённо, капелька мороженого ей не повредит. В порядке исключения. Особенно сейчас, когда она так испугана, одинока и измотана.
Один-единственный батончик «Дав».
Мэри взяла мороженое, разорвала трясущимися руками упаковку, жадно откусила. Рот наполнился вкуснейшим холодным шоколадом, жирно таявшим на языке. Глазурь хрустела на зубах, внутри же было мягкое, восхитительное ванильное мороженое.
Она съела батончик. Сожрала с волчьим аппетитом.
Со слезами на глазах, Мэри потянулась к ведёрку «Бен-энд-Джерри», поставила его на двадцать секунд в микроволновку, чтобы подтаяло. Ей хотелось превратить мороженое в жидкий коктейль, в прохладный шоколадный суп, который можно выхлебать одним махом.
Микроволновка дзинькнула.
Мэри схватила ложку. Большую суповую ложку. Сняла крышку и принялась глотать жидкий шоколад, едва ощущая его вкус. Ела и плакала, облизывала дрожащие пальцы и ложку. Напоследок облизала крышку.
Хватит, приказала она себе.
Достала два больших чёрных пакета для мусора и начала методично наполнять один из них тем, чем можно было покормить детей: крекеры, арахисовое масло, мёд, рисовые хлопья, зерновые батончики, орешки кешью.
Прихватив другой пакет, поднялась на второй этаж и сложила в него наволочки, простыни, туалетную бумагу, салфетки. Особенно салфетки, которые могли заменить подгузники.
Взяла из аптечки флакончик прозака, открыла, вытрясла на ладонь желтую с зелёным капсулу, сунула в рот и запила водой из-под крана. В пузырьке остались всего две капсулы.
Подтащила оба пакета ко входной двери. Вернулась на второй этаж, вошла в ванную, затворилась. Потом встала на колени перед унитазом, подняла крышку и сунула палец в глотку достаточно глубоко, чтобы рефлекс заставил желудок освободиться от съеденного.
Затем почистила зубы, спустилась по лестнице, вышла из дома и потащила пакеты в детский сад.
– Сомневаюсь, что Пит сможет удержаться на велосипедной раме, – сказал Сэм.
– Правильно сомневаешься, – кивнула Астрид.
– Значит, надо идти пешком. Сколько сейчас? Около четырёх? Может быть, заночуем здесь и отправимся в город утром? Что скажешь, Квинн? – обратился Сэм к другу, вспомнив о его недовольном ропоте. – Остаёмся или уходим?
– Я устал как собака, – пожал тот плечами. – Кстати, у них тут есть автомат с конфетами.
В директорском кабинете был диван, на котором Астрид могла поспать вместе с Пити. Диванные подушки она отдала прихрамывающему Эдилио. Сэм с Квинном отправились искать себе место для ночлега. В лазарете обнаружились кушетки на колёсиках.
– Лови волну, чувак! – захохотал Квинн.
Сэм помедлил. Квинн же разбежался, разгоняя каталку, и запрыгнул на неё. Даже успел продержаться на ногах, пока та не врезалась в стену.
– Ладно, я тоже так смогу, – объявил Сэм.
Несколько минут они гоняли на каталках по пустым коридорам, и Сэм понял, что вполне способен смеяться. Ему казалось, что прошёл миллион лет с тех пор, когда они вместе с Квинном выбирались на сёрфинг. Целый миллион, не меньше.
Ночевать устроились в диспетчерской. Они, конечно, ничего не понимали в управлении, но чувствовали, что это самое подходящее место.
Эдилио раздобыл пять радиационных защитных костюмов, похожих на космические скафандры, каждый с капюшоном, противогазом и небольшим кислородным баллоном.
– Здорово, Эдилио, – признал Квинн. – На всякий пожарный случай, да?
– Ага, на всякий случай, – смутился Эдилио.
Квинн усмехнулся, и Эдилио торопливо добавил:
– Ты разве не согласен, что всё случившееся связано с АЭС? Взгляни на карту. Красная зона точь-в-точь совпадает с границами барьера. Может, этот Говард не так уж и не прав со своим УРОДЗ? Подозрительное совпадение, что ни говори.
– Из-за радиации не возникают барьеры и не исчезают люди, – устало сказала Астрид.
– Но ведь она смертельно опасна, разве нет? – гнул своё Эдилио.
Квинн со вздохом загнал свою каталку в тёмный угол. Спор ему наскучил. Сэм же хотел услышать, что ответит Астрид.
– Да, радиация может тебя убить, – кивнула она. – Она может убить быстро, а может – медленно. Вызвать рак или ещё какую болезнь, или ничем тебе не повредить. Кроме того, радиация вызывает мутации.
– Вроде как у той чайки, заполучившей когти ястреба? – многозначительно спросил Эдилио.
– Верно, но это занимает длительное время. Мутация – дело не одного дня, – Астрид встала и взяла брата за руку. – Мне надо уложить Пити. Не волнуйся, Эдилио, – бросила она через плечо, – до утра ты не мутируешь.
Сэм вытянулся на каталке. Астрид щёлкнула выключателем, неяркий свет диспетчерской сменился на почти темноту. Мерцали лишь экраны компьютеров и жидкокристаллические индикаторы. Сэм предпочёл бы освещение поярче, он сомневался, что сможет уснуть.
Лежа, вспоминал, как последний раз они с Квинном занимались сёрфингом. Сразу после Хеллоуина. Бледное ноябрьское солнце осталось в памяти ослепительным, чуть ли не летним, а песок на пляже и каждый камешек – будто позолоченными. В его воспоминаниях волны были чудесные, как живые. Голубые, зелёные, с белыми гребешками, они окликали Сэма, звали его забыть все печали и поиграть с ними.
Потом картинка изменилась. На вершине утёса стояла мама. Она улыбалась и махала Сэму рукой. Сэм прекрасно помнил тот день. Обычно по утрам, когда он занимался сёрфингом, она отсыпалась, но в тот день пришла на него посмотреть.
На ней была белая блузка и сине-белая, в цветочек, юбка с запа́хом. Волосы, много светлее, чем у сына, развевал крепкий морской ветерок, мама казалась хрупкой и ранимой. Сэм хотел крикнуть, чтобы она не подходила к краю обрыву, только мама бы его не услышала.
Он всё кричал, но она его не слышала…
Сэм резко проснулся от воспоминаний, превратившихся в сон. В диспетчерской не было окон, и он не мог понять, день сейчас или ночь. Все остальные, впрочем, ещё спали.
Сэм осторожно слез с каталки. Стараясь не шуметь, обошёл спящих товарищей. Квинн, в кои-то веки, спал спокойно и не болтал во сне. Эдилио посапывал на подушках, которые ему отдала Астрид. Сама Астрид свернулась клубочком на одном краю дивана, Пит – на другом.
Вторая ночь без родителей. Первую они провели в гостинице, эту – на АЭС. Где они окажутся завтрашней ночью?
Сэму не улыбалось возвращаться домой. Он хотел, чтобы вернулась мама, а домой не хотел.
На столе в кабинете заметил айпод. Сэм не питал оптимизма по поводу музыкальных вкусов неизвестного директора, которому, судя по семейной фотографии в рамке, было лет шестьдесят, но спать не хотелось.
Сэм прокрался мимо дивана, едва не задев руку Астрид, обогнул стол и полку с кубками, в основном, – за игру в гольф, едва слышно отодвинул кресло. Внезапно под ногами что-то мелькнуло. Крыса! Сэм отпрыгнул и врезался в застеклённую полку с кубками. Та с грохотом обвалилась.
Малыш Пити открыл глаза.
– Извини, – начал Сэм, но прежде, чем он успел выговорить следующее слово, Пит принялся верещать.
Звук был примитивным, звериным, он настойчиво повторялся и повторялся, напоминая испуганный визг бабуина.
– Всё в порядке, – сказал Сэм. – Я просто…
Внезапно у него перехватило горло. Сэм поперхнулся. Он не мог больше говорить, не мог дышать. Схватился руками за шею и почувствовал невидимые руки со стальными пальцами, сжимающие его горло, начисто лишая воздуха. Он вцепился в них, пытаясь разжать, а Пити визжал и размахивал руками, словно птица, собирающаяся взлететь.
Пити орал как резаный.
В кабинет вбежали Эдилио и Квинн.
Перед глазами Сэма заплясали красные пятна, сердце колотилось как бешеное, лёгкие конвульсивно сокращались, в бесплодных попытках вдохнуть.
– Пити, Пити, всё хорошо, – говорила Астрид, успокаивая брата, гладила его по голове и баюкала, прижимая к себе. – Стул у окна, стул у окна, стул у окна… – её глаза расширились от ужаса.
Сэм наткнулся на стол. Астрид схватила «Гейм-Бой» Пита, включила.
– Что случилось? – закричал Квинн.
– Он услышал громкий шум, – ответила Астрид. – Шум его пугает, а когда он испуган, то сходит с ума. Всё хорошо, Пити, всё хорошо, я здесь. Вот твоя игрушка.
Сэму хотелось закричать, что всё очень плохо, что он задыхается, но ему не удавалось издать ни звука. Голова закружилась.
– Эй, Сэм, ты чего? – спросил Квинн.
– Он же задыхается! – крикнул Эдилио.
– Да заткни же ты своего пацана! – взорвался Квинн.
– Он не замолчит, пока все не успокоятся, – прошипела Астрид сквозь зубы. – Стул у окна, Пити, стул у окна…
Сэм повалился на колени. Бред какой-то. Он сейчас умрёт. Сердце мучительно сжалось. Мир вокруг потемнел. Сэм вытянул руки ладонями вперёд.
И вдруг вспыхнул свет, яркая зарница, как взрыв сверхновой звезды.
Потеряв сознание, Сэм упал.
Десять секунд спустя он очнулся и обнаружил, что лежит на спине, а над ним склонились испуганные лица Квинна и Эдилио. Малыш Пит молчал, его красивые глаза не отрывались от экрана игрушки.
– Он ещё жив? – спросил далёкий голос Квинна.
Сэм резко вдохнул, потом ещё раз, и хрипло произнёс:
– Я в порядке.
– Он очнулся? – в голосе Астрид звучала тень паники, однако девочка старалась говорить спокойно, чтобы вновь не потревожить затихшего брата.
– Откуда взялся свет? – спросил Эдилио. – Ребята, вы его тоже видели?
– Такое, парень, и на Луне бы увидели, – глаза Квинна были расширены.
– Нам надо уходить, – сказал Эдилио.
– И куда же мы… – начала было Астрид, но он её перебил:
– Без разницы. Главное, – подальше отсюда.
– Это ты верно заметил, – кивнул Квинн, нагнулся и помог Сэму встать на ноги.
Голова всё ещё кружилась, ноги подкашивались. Противиться уходу смысла не было, на лицах товарищей отпечатался страх. Не время спорить или объяснять.
Не решаясь заговорить, Сэм просто ткнул в сторону двери и кивнул.
Они побежали.
О проекте
О подписке