Цитаты из книги «Я ем тишину ложками»

«Я не отношу себя ни к какой религии и не являюсь поклонником какого-либо вероисповедания. На данный момент могу лишь сказать, что я, скорее, политеист, нежели монотеист. Верю, что на каждый случай есть свой бог. У этих богов нет имен. Но я точно не верю в то, что существует какой-то один-единственный бог, ответственный за все».

Регенеративный биолог Имке Кирсте обнаружил, что два часа молчания в день стимулируют развитие клеток в гиппокампе – отделе мозга, ответственном за память

Но лишь один роман, рассказал Найт, зародил в нем то редкое чувство, будто автор преодолел границы пространства и времени и говорит напрямую с ним. Это была книга Достоевского «Записки из подполья». «Я узнаю себя в главном герое», – сказал Найт о злобном и склонном к мизантропии персонаже, который жил в одиночестве двадцать лет. Книга начинается словами: «Я человек больной… Я злой человек. Непривлекательный я человек».

У меня есть чувство юмора, – говорил Крис. – Я просто не люблю шутки. Фрейд говорил, что шутка – это проявление тайной враждебности».

В наши дни в Японии насчитывается ни много ни мало миллион протестующих отшельников. Их называют хикикомори – «закрывшиеся вовнутрь».

Затем, правда, он будто забеспокоился, что был слишком резок: «Я понимаю возможную грубость этого ответа, однако предпочитаю вежливости честность. Хотел было написать «ничего личного», но написанные от руки слова всегда личные, каким бы ни был их смысл». Заканчивалась записка так: «Вы очень добры, что написали мне. Спасибо». Он не подписался.

«Я человек леса, а не поля» – так он объяснял свою бледность.

Дольше я не выдержал: – Постоянный стук и гул здесь, должно быть, почти невыносимы после леса? Он быстро взглянул на меня – маленькая победа! – и снова отвел взгляд. Его маленькие глаза были светло-орехового цвета. Бровей почти не было. Мой вопрос повис в воздухе. Затем Найт заговорил – по крайней мере, я увидел, как движутся его губы. Он держал трубку слишком низко, под подбородком. Последний раз он пользовался телефоном так давно, что уже забыл, как это делается. Я жестом показал ему, что трубку нужно держать выше. Он поднял ее ко рту и повторил: – Это же тюрьма. И снова погрузился в молчание. У меня было столько вопросов к нему, но все они вдруг оказались не к месту – слишком наглые, слишком личные. Я задал самый нейтральный из них: – В какое время года вам больше всего нравилось жить в лесу? Найт выдержал паузу, явно стараясь сформулировать ответ. – Я принимаю каждое время года таким, какое оно есть, – сказал он наконец. Его голос был глухим, каждое слово давалось с

«Я понимаю возможную грубость этого ответа, однако предпочитаю вежливости честность. Хотел было написать «ничего личного», но написанные от руки слова всегда личные, каким бы ни был их смысл».

к жене его сердце «привязано столь сильными узами, которые никакая сила не сможет разорвать»