Вообще Диме казалось, что его терзания и увивания за Мичико являются для экипажа секретом, ведь он старался прятать их от всех, пока не получит хоть каких-то встречных знаков. Хотелось надеяться, что и Крис ничего не подозревает, а все его приколы над Димой связаны с нарастающим волнением от предстоящей задачи, а вовсе не с японкой. Если бы всем стали известны его притязания и отношение к Мичико, то он бы прослыл неудачником, будучи запертым в узком коллективе на Марсе на три года. Это была болезненная тема, так как ещё с лётного училища у него всё не складывалось с женщинами. И даже когда он был зачислен в отряд космонавтов, ему не удавалось построить постоянные отношения, случалась только всякая несерьёзная ерунда. Ни разу не было такого, чтобы он влюбился круто и бесповоротно. Может и сейчас это было вызвано лишь безысходностью, потому что они все закрыты в консервной банке? Если так, не стоило ли выбросить всю муть из головы и внимательнее присмотреться к Мари?

Немке он явно нравился. Рождённая в Берлине у выросших в ГДР родителей, она с каким-то особым пиететом относилась к русскому космонавту, была предупредительна, покрывала, как сейчас, его косяки, и в целом с удовольствием с ним общалась. Её отношение к нему вполне могло бы перерасти в какие-нибудь чувства.

Русые волосы Мари, её зелёные глаза, фигура, запах и даже немецкий акцент были как-то роднее и понятнее. Она была ростом с Мичико, но чуть более округлая и с чуть более длинными ногами, что, Диме, несомненно, нравилось. Однако, хотя немка и была красива, сколько бы он ни пытался думать о ней, его мысли возвращались к улыбающейся, немного курносой Мичико с большими чёрными глазами. Стоящей в обнимку с обаятельным шатеном. Чёрт, ну почему?

Так мысли в порядок не привести. Дима тряхнул головой, оттолкнулся от стены, где он зависал, невидящим взором пялясь в планшет, и поплыл к выходу – люку в полу помещения. Добравшись до центра комнаты, он повернулся к Кингу и сообщил:

– Айк, мы с Джесс договорились, всё сделаем. Я отчаливаю к модулям, подожду её там.

Айзек к тому времени уже оторвался от иллюминатора. «Одиссей» входил в тень Марса, Солнце появилось над горизонтом, начало слепить, и стекло затемнилось, так что он тоже завис около окошка с планшетом в руках. Оторвав голову от экрана, Кинг посмотрел на Диму и ответил:

– Да, проверь, пожалуйста, как следует. Шан сказал, что они с Мари выявили неполадки в третьем модуле и исправили, – в словах и глазах капитана считывался легкий укор.

Ну разумеется, Чжоу ему отчитался. Во всём, что касалось работы, китаец был весьма щепетильным и ответственным. Он свято верил в то, что, если кто-то назначен главным, ему надо сообщать о всех деталях. Мари могла бы и промолчать, но только не Чжоу. Тот даже подумать не мог, что подставляет Волкова, просто делал своё дело. Молодец, чёрт его побери. При этом, если они играли в карты или ещё в какие-то игры (а чем заняться год в полёте, если пить толком нельзя?), то и честность, и ответственность мгновенно куда-то пропадали, словно работал ты с одним человеком, а дружил с другим. Для выросшего в России Димы это казалось странным, он-то был одинаков и в личном общении, и в рабочих вопросах. В общем, Чжоу его сдал.

– Да, Мари мне сказала, я проверю, – Волков отчалил к двери и поспешил, в буквальном смысле, провалиться сквозь пол. Не хотелось бы, чтобы Мичико заметила, как он оправдывается за реальный косяк. Обычно с ним такого не бывало – все погрешности были ерундовыми. А тут надо же – прошляпил движок!

* * *

Посадочные модули, они же элементы будущей колонии, крепились по четырём сторонам длинного цилиндрического корпуса «Одиссея», как грибы-паразиты на стволе дерева. По шесть метров в диаметре и по десять в высоту, они были рассчитаны как блоки для проживания на поверхности красной планеты, способные поддерживать внутреннее давление и максимально отражать или поглощать, но не пропускать сквозь себя солнечную радиацию, которая была бичом как космоса, так и любой безатмосферной планеты. Эти модули несли и топливо, и оборудование, и воду, и запас воздуха. Для безопасности колонии в целом и при посадке в частности системы третьего и четвёртого дублировались, равно как и системы первого и второго. Никто не хотел думать о таком, но схема рассадки предусматривала то, что кто-то из них мог погибнуть, но миссия должна была бы продолжиться.

Первый и второй модуль были разработаны и произведены частной компанией в США, третий и четвёртый – в России. Сам «Одиссей» создавался силами всех стран-участниц, в основном Китаем и Штатами, но в нём было столько деталей из разных стран, что его смело можно было назвать продуктом прорыва международных отношений. Такое МКС, на орбите которой он строился на протяжении трёх лет, даже не снилось. Гигантский корабль, восемь метров в диаметре и сорок пять метров в длину, нёс на себе запас топлива для обратного пути на случай, если миссия не увенчается успехом, а также должен был стать орбитальной станцией Марса. На нём располагалось пять стыковочных узлов, четыре из которых сейчас занимали модули, а пятый, в отдельном шлюзе на носу, требовался для орбитальной стыковки или потенциального наращивания и превращения в станцию. Сейчас он не использовался, в шлюзовом помещении организовали дополнительный склад на время полёта.

«Одиссей» выглядел, в целом, как более толстая МКС, за исключением мощных сопел двигателей, доставивших его сюда, и огромных баков для топлива, которое сейчас частично перекачивалось в посадочные модули. Корабль весь ощетинился пучками солнечных панелей, на сотни метров торчащих в разные стороны, локаторами, радиоантеннами и тому подобными признаками облегчения внутренней конструкции. Всё, что проще было привернуть снаружи, было снаружи и привернуто. В вакууме вытянутая форма не являлась необходимым условием: всё, что не выламывалось при ускорении в пару-тройку же^[15], никак не препятствовало движению.

Дима вдоль лестницы проплыл через ряд подсобных помещений, в частности декоративного спортзала, и вплыл «сверху» в большое шлюзовое помещение. Лестница нужна была при тяге, а сейчас использовалась просто как что-то, за что можно схватиться. Помещение являлось, по сути, срезом-слоем корабля, как и кают-компания. В центре находилась небольшая круглая комната метра три диаметром с прозрачными стенами из какого-то прочного, на ощупь сравнимого со стеклом, пластика. Он был лёгким, но мог выдержать давление в несколько атмосфер, и играл роль удержания воздуха в пространстве корабля в случае аварийной ситуации в шлюзе. При таком раскладе разгерметизация грозила лишь коридору, метров двух шириной, как бублик обвивавшему комнату по кругу. Лестница, со служебными люками вверх – в сторону жилых и командных помещений, и вниз – в сторону инженерных и двигательных узлов, размещалась именно в этом помещении. Простая, но надёжная система.

Дима открыл прозрачную дверь в коридор-бублик. Прямо напротив неё был вход в шлюз первого модуля. Он открыл его по старинке, с помощью вентиля, выполнив все инструкции. Это занимало чуть больше времени, чем при использовании автоматического замка, но нельзя было доверять такую важную деталь электронике. За дверью располагался небольшой круглый коридор, диаметром немногим более метра и длиной около двух, запечатанный таким же люком с вентилем и с противоположной стороны, где крепился модуль. Он проплыл внутрь шлюза и запер люк за собой. Сейчас в этом, в целом, не было нужды, но инструкция безопасности требовала максимального соблюдения всех правил. Не хотелось поступать безответственно. Снова.

Когда два люка закрыты, возникает острое чувство клаустрофобии. Мари называла эти коридоры гробами. В чём-то она определённо была права. Если в гробах, конечно, есть двери и освещение. Тем не менее, всех без исключения подсознательно очень тянуло открыть второй люк побыстрее и уплыть из тесного помещения. Но очень важно было не спеша проверить давление и температуру в модуле, отметить в показаниях системы, что всё в порядке, и лишь потом открывать шлюз. Всё это Дима делал уже десятки раз за время полёта. Учения. Проверки. Снова проверки и снова учения. И вот оно время последней проверки. Совсем скоро он пройдёт в свой модуль и отчалит вниз, колонизировать планету.

Эта мысль была очень волнующей, но уже далеко не настолько, как в то время, когда его отобрали для миссии и предложили контракт. Минимум на пять лет. Год полёта в одну сторону, три года на планете и год обратного полёта, когда прибудет смена. А может это билет в один конец. Не хотелось так думать, но стандартный контракт Роскосмоса предусматривал любой исход. А для данной конкретной миссии существовал даже вариант, что в случае какого-то ЧП на Земле, вроде глобальной войны, они могут пожизненно остаться на Марсе. Именно поэтому в экспедицию старались отобрать людей молодых, поровну мужчин и женщин. Всё предусмотрели.

Сидя в «гробу», Дима вспоминал, как мать долго плакала и не хотела его отпускать. Тогда он хотел, чтобы она перестала лить слезы. Это же такая честь – попасть в учебники истории, сделать великое дело. Всё, что было раньше, можно теперь смело называть космическим туризмом. Люди заныривали в бездонный океан, плескающийся над атмосферой, вешали там спутники-буи, загрязняли его, как, впрочем, и всё, до чего могли дотянуться. Но нельзя было сказать, что они там обосновались. Сам космос, несмотря на его притяжение, был чужд человеку, как и вода. Ты мог любить плавать или нырять, но ты не мог жить в море. Смысл плавания открывается лишь тогда, когда ты доплываешь до другого берега. Вот и они отправились на другой берег чёрного океана.

Мать всё понимала и, благодаря или вопреки этому, очень боялась за него. Как отпустить единственного сына на пять лет во мглу, с риском никогда больше не увидеть? Ведь даже его тело может никогда не попасть домой, если что-то произойдёт. Но она всё же отпустила. Дима помнил тот момент, он уже готовился сообщить, что никуда не полетит, что останется с ней и с больным отцом, который мог не пережить эти пять лет и не дождаться его возвращения. Но именно отец сказал тогда матери, что доживёт свой век спокойно, лишь зная, что сын идёт к своей мечте. А это, действительно, была мечта. И она вытерла слёзы и благословила его. В такие минуты, запертый в тесноте на несущемся во тьме корабле, он всегда вспоминал её слова: «Лети к звёздам, сын, и принеси нам с отцом одну».

Дима вспомнил тот миг, когда «Одиссей» включил главный двигатель и начал разгон вдоль орбиты, уходя на вторую космическую, а сам он смотрел в иллюминатор на Землю и выискивал дом. По видеосвязи родители желали ему удачи и старались сдержать слёзы. Он обязан вернуться, что бы ни произошло. А потом стало по-настоящему страшно. Никогда ещё ни один человек не уходил так далеко от зелёной планеты. Даже полёт на Луну формально оставлял американцев около Земли, она была над головой как на ладони. Сейчас же они оказались от неё на расстоянии в двести семьдесят миллионов километров, и отсюда даже маленькую голубую звёздочку нельзя было рассмотреть, мешало яркое Солнце. А на максимальном удалении, когда Земля и Марс окончательно разойдутся по разные стороны от Солнца, между ними и домом будут целых четыреста миллионов километров. Цифры и факты пугали. Но когда о них не думаешь, кажется, что ты просто где-то на орбите родной планеты, болтаешься в невесомости на МКС.

Что такое подвиг рыбака, вышедшего в море за рыбой, по сравнению с подвигом Колумба, ушедшего за горизонт в поисках новых земель? Что такое подвиг обычного космонавта по сравнению с подвигом колонизатора Марса? Дмитрий чувствовал себя новым Гагариным. Они все тут были Гагариными, Колумбами, Магелланами – одним словом, первопроходцами. И за их судьбой следили восемь миллиардов человек. Завтра, если всё пройдёт хорошо, вся Земля будет ликовать от того, что человечество вступило в новую эру, добралось до другого берега. А сегодня ему надо просто не облажаться и всё проверить.

* * *

В первом модуле помещения были весьма тесными, меньше любого на «Одиссее». Большие помещения находились в третьем и четвёртом модулях, – что-то вроде общего зала. В первом и втором располагались кабины пилотов, крошечные комнатушки, которые можно было использовать как спальни, а также машинные отделения и системы для генерации воздуха и очистки воды. Эти же два модуля несли простые управляемые вручную или по радиосвязи роверы, машины облегчённой конструкции на электрических батареях, рассчитанные на двоих пассажиров и минимум груза. Роверы, как и многое на «Одиссее», были установлены и закреплены снаружи, каждый наверху своего модуля. Ну и, само собой, здесь размещались достаточно мощные двигатели и запасы топлива, способные пригодиться как для нужд колонии, так и для обратного взлёта. В общем и целом, тут требовалось проверить гораздо больше систем, чем в третьем и четвёртом, так что, видимо, удовлетворившись вчера их состоянием, Дима по невнимательности и пропустил третий маневровый в третьем модуле. Но это не должно было повториться. Сейчас прибудет Джесс, и они вместе внимательно осмотрят каждый винтик и каждый кабель на всех четырёх модулях. Хоть бы это и заняло несколько часов.

Он закрыл шлюз и пролетел в кабину пилотов, которую они называли рубкой. Первый модуль являлся условно пилотируемым: хотя основная программа полета рассчитана на автопилот, всё же рубка тут была. В отличие от него, третий и четвёртый с точки зрения посадки создавались как танки с парашютом: вроде есть кабина, но она не имеет отношения к управлению. Этот же модуль был рассчитан на взлёт и обратную стыковку, что требовало, порой, участия пилота. Пилотов было двое – он и Айзек. Как и взлётных управляемых модулей. Если с одним из них что-то случится, другой сможет вернуть всех на «Одиссей». Не хотелось думать о таком.

Дима сто раз на тренажере отрабатывал все сценарии – посадку, взлёт, орбитальное выравнивание, стыковку. Но всё равно руки немного дрожали при мысли о том, что всё придется делать в реальности. Он вспоминал интервью Юрия Гагарина, который был как раз просто грузом на своём модуле, и немного ему завидовал. Когда от тебя ничего не зависит, с тебя и спроса никакого. А тут в его руках могло быть спасение всей команды. Хотелось выпить. Но алкоголь будет доступен теперь только после посадки.

Вот кресло пилота. В него сядет Айзек и отдаст команду на отстыковку и запуск программы посадки. Сам Дима сядет в такое же кресло во втором модуле и начнёт управлять, только если что-то произойдёт с первым модулем. А вот кресло бортинженера. В данном случае, скорее врача. Кресло Мичико. Как бы ему хотелось, чтобы девушка летела с ним. Но кто и с кем будет спускаться на Марс, решали ещё на Земле. Может так и лучше, ведь японка могла бы увидеть, как он волнуется, как дрожат его руки. Лучше уж он полетит с Мари. Она точно не станет над ним смеяться. Добрая, внимательная Мари поддержит его. А он останется олухом, остолопом, который влюблён в другую. Ну, или думает, что влюблён.

Он вызвал Джессику. Здесь, само собой, были ретрансляторы общекорабельной сети. Она сразу приняла вызов.

– Джесс, я уже на месте, в рубке первого. Шлюз за собой закрыл.

– Подхожу к шлюзу, буду через пару минут.

Минуты отдыха перед напряженными часами работы. Он присел в кресло пилота, закрыл глаза и представил, что Мичико сидит с ним рядом, во втором кресле, и они плывут сквозь рыжую атмосферу Марса. Он непринуждённо смотрит на приборы, озвучивая текущее состояние и статус Айзеку спокойным и твёрдым голосом. И вдруг что-то происходит, модуль трясёт, сирена воет, и Мичико пугается и взвизгивает. Да, именно взвизгивает, хотя она так никогда не делала. А он героически хватает штурвал и спасает ситуацию в последний момент, совершает посадку, и девушка обнимает его. Да, вы там, на Земле, может статься, мечтаете о космосе и приключениях, а тут, на орбите Марса, люди мечтают о вполне земных вещах. И снится им, как поется в песне, трава, трава у дома.

Но тут в его мечту с какого-то чёрта вломился Кристоф. Пока Дима обнимал Мичико, наглый француз стоял в стороне и ухмылялся, после чего сказал что-то вроде «Ты давно летаешь в космос, ты же пилот, как же ты умудрился задеть другой модуль? Почему ты такой неуклюжий?». И Мичико куда-то исчезла, и сам Крис, и модуль вокруг него просто растаял, и Дима увидел себя прямо на поверхности планеты, среди дымящихся обломков третьего модуля, где и летел Крис. И услышал его угасающий голос: «Вот видишь, Дима, я разбился из-за твоей неаккуратности!»

Волков открыл глаза. Этот француз мог испортить любую мечту. Но в чём-то Крис, являющийся сейчас его внутренним голосом, был прав. Надо будет очень, очень внимательно проверить третий модуль.