Цитаты из книги «Я забыла все на свете»

Я дотрагиваюсь до раны, и меня едва не выворачивает от боли. Вытираю углом рубашки пот на лбу. Раны ужасно меня пугают. Но я одна, и мне плохо. Ждать нельзя. Как бы я поступила, если бы ранен был кто-то другой? Отстранившись от себя, я, может быть, чего-то добьюсь. Осторожно касаюсь краев раны, но от боли перед глазами появляются черные кляксы. К горлу то и дело подступает тошнота. Руки трясутся, челюсти ноют оттого, что я все время стискиваю зубы. Хочется орать, но где там! Если устроить шум, то тигр обязательно меня отыщет. Да и вообще, дать себе волю и заорать — значит совсем сойти с ума.

Если нам удастся выбраться из камер, хотите, чтобы мы и вас выпустили? — спрашиваю я, бросив сначала вопросительный взгляд на Элифаса и решив не обращать внимания на его испуганную гримасу. Выпустить вурдалакш — значит рисковать, что они на нас набросятся. Но они пленницы, как и мы. У нас одинаковая судьба, и я не могу позволить себе сбежать, не предоставив им того же шанса.

Это большая прореха в вашей культуре, милочка. Видите ли, вурдалаки — это существа человекоподобные, выбирающиеся из нор только по ночам и питающиеся кровью и свежей плотью. Перемещаются стаями и нападают на одиночек. — Подождите… Вампиры, что ли?

Это девочка, — заключает он. — То есть?! — Эликс поражен до глубины души. — Быть того не может! Вид у него глупейший, я давлюсь, чтобы не засмеяться. А ведь мне должно быть не до смеха: моя тайна раскрыта. Этот некромант весьма проницателен.

— Я турнгак, нечисть, созданная некромантом. Я — гнусность. — Перестань! — спешу я его разубедить, грустно на него глядя и обеими руками сжимая его лапищу. — Ничего подобного, никакая ты не нечисть. Ты нежный, умный, щедрый. Ты мой друг. Настоящая нечисть — тот, кто тебя создал. — Я даже не могу на него сердиться, ведь если бы не он, меня бы не было.

Мы с Сафром — плоды эксперимента. Сосана, создавший нас, завладел двумя окаменелыми яйцами скального дракона с Фалукских островов. Этот вид вымер сотни лет назад, поэтому яйца были для некроманта бесценным сокровищем.

Они улавливают вибрацию от наших движений. Песок для них что озерная вода. Каждая песчинка как капелька, звук движется от одной к другой, словно волна.

Внезапно песок вспахивает борозда, ее гребень взмывает выше дюн. По поверхности пустыни скользит что-то гигантское. В фонтане песка наружу вырывается исполинская заостренная голова, разевающая огромную, как пещера, пасть. По спине пробегает дрожь, когда червь предстает во всей красе. Он страшен и одновременно великолепен. Изогнувшись безупречной дугой, существо ныряет обратно. Вся пустыня сотрясается. Червь зарывается в песок с такой легкостью, словно в воду. Я не шевелюсь, сижу с широко разинутым ртом. В жизни не видывала созданий таких размеров! Длиной оно со слоновий караван и больше всего похоже на угря-гиганта, переливающегося оттенками желтого и красного.

Веснушка, — произносит он ни с того ни с сего. — Что?— Веснушка, — внятно повторяет догрон. — Хочешь, это будет твое имя? В столовой есть толстая книга, нам с Сафром можно ее читать. Называется Словарь. Там тысячи слов на вашем языке. Так мы с братом подобрали себе имена: читали Словарь и нашли. Я листал его позавчера. Думаю, тебе подходит имя Веснушка. — Почему?

Не бойся, юный догрон, — паясничаю я, изображая старческий голос. Сама не знаю, что на меня нашло. — Страх — это падение в бездну, страх рождает злобу, злоба — ненависть, а ненависть… ведет к страданию. Догрон реагирует неожиданным образом. Он удивленно расширяет глаза, его колотят судороги, он издает странные звуки. Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит, что гигант просто хохочет. Его смех так заразителен, что и я начинаю смеяться. Нам приходится остановиться: либо брести, либо хохотать. Это чудесно, тем более так неожиданно.