Цитаты из книг автора «Маэль Ферпье»

Это было нужно мне самой. По крайней мере, теперь они на свободе. У меня тепло на сердце от этой мысли. — Если бы… — бормочет Маргуль. — Что ты сочиняешь? Их сожрали хищники. Ни один зверь из твоего мира не выживет в Красной пустыне. Здесь полно опасных существ. Они гораздо злее и стремительнее кошки и собаки.— Вроде тебя? — Самые опасные — мисукжук, песчаные черви. Они выслеживают добычу по дрожи от ее шагов. Есть еще пусинуилак, пустынные кошки размером с рысь. А змей здесь столько, что ты и вообразить не можешь. Или взять ящериц, плотоядные растения…

Я гляжу на пустые клетки, радуюсь своему поступку. Эликс будет рвать и метать. Тем лучше. Разбегаюсь — и прыгаю, как будто мне надо преодолеть пропасть. Отталкиваюсь одной ногой от ограждения и устремляюсь к свободе.

Прощай, однозначность… — бормочу я себе под нос. — Я-то думала, что есть две разные магии: белая, хорошая, и черная, плохая. Оказывается, я ошибалась: все они серые. — Можно было бы сказать и так, если бы у магии был цвет, — отзывается Маргуль, кивая.

Я хочу получше рассмотреть его кожу. Назвать это кожей трудно. Догроны смахивают на змей: их тела тоже покрыты миллионами наползающих друг на друга крохотных чешуек. Это гладкий сухой покров, мелкая зеленовато-коричневая сетка. Маргуль наблюдает за мной с улыбкой, невольно обнажая хищные клыки. Странные они, эти огры-драконы! — Ты когда-нибудь пробовал человечину? — внезапно для самой себя выпаливаю я. Ну и опрометчивый вопрос!

Я молчу, так сильно сжимая себе кисть, что белеют пальцы. Как на это реагировать? Все вокруг меня имеет две стороны: светлую и темную. Эликс спас мне жизнь, расписав рунами, но не знает, к чему это приведет. Догроны — мои друзья, но при этом они — страшные убийцы. Благодаря колдовству кухонные шкафы ломятся

Вода течет в одну сторону. Никакого встречного корабля, — терпеливо говорит догрон.

Только сейчас мне начинает открываться, что они пытались мне объяснить в прошлый раз. Другой мир? Это еще какой? Держась за леерный трос, я напрягаю зрение. Баржа медленно вплывает в настоящий, а не лиственный тоннель. Свет меркнет, птичье пение и трепет листьев постепенно стихают. Теперь слышен только шум двигателя, отражающийся от каменных стен тоннеля. Может показаться, что нам навстречу движется другая баржа. Тоннель не совсем темный, повсюду мерцает зеленоватый свет. Я поднимаю глаза. Потолок густо исписан нанесенными прямо на камень зелеными письменами.

У чародеев — собственная волшебная сила, она течет в их жилах, бежит у них под кожей, ею полнятся их легкие. Они могут поступать с волшебством по своему усмотрению, менять ход событий. Потому-то они редко встречаются и вызывают страх. Самые способные могут направлять окружающее волшебство, которое без своего ведома порождает любое живое существо.

Короче! — перебиваю я его. — В чем разница между колдуном и чародеем? — Как нетерпелива молодость! — восклицает птица, закатывая глаза. — Колдуны владеют наукой снадобий и заколдованных предметов, но подлинное волшебство им не по плечу. То ли дело чародеи!

Я — его собственность. Мне на кисть падает слеза. С удивлением смотрю на нее: оказывается, я плачу. Плач переходит в бурные рыдания, я ничего не могу с собой поделать. Остается ждать, пока минует кризис, стараясь не слишком шуметь. У меня чувство, что весь мир превратился в неподъемную тяжесть: так действует беспамятство, постоянная опасность, угрожающая мне на этой калоше, мое рабское состояние. Хорошо хоть, что есть догроны. Осторожная обходительность, которой они меня окружили, — единственное, за что можно уцепиться. Теперь мы связаны общей судьбой.